Серебряное зеркало

— Я вспомнил, вы говорили, что доставили условия мирного соглашения Лестера.
Это было последнее, что Барбара хотела услышать. Порвалась тонкая паутинка надежды, которую она сплетала в душе. Очевидно, он не понял того, что она сказала раньше, и увидел в ее визите во Францию лишь политическую цель.
— О, нет… — Она покачала головой. — Я просто ехала с рыцарем короля. Графу Лестеру не пришло бы в голову доверить мне такую миссию.
— Тогда, я полагаю, вы вернетесь в Англию, как только сможете, — сказал он. — Вы хотите присоединиться к…
— Сэр Альфред! — Высокий голос секретаря королевы прервал Альфреда. — Миледи будет счастлива видеть вас.
— Дьявол! — невнятно пробормотал Альфред. Его губы побелели от бешенства, но он был достаточно искушен в дипломатии и слишком хорошо осведомлен о болезненно переменчивом настроении королевы Элинор, чтобы промедлить хотя бы минуту. Он скользнул мимо Барбары и стал быстро подниматься по ступеням.
Она стояла, пристально глядя ему вслед, пока он не исчез за дверьми королевских палат. Какие чувства заставили Альфреда упомянуть, что ожидает ее скорого возвращения в Англию? Почему вновь в его словах прозвучало столько ожидания, будто он мучается какой-то неразрешимой проблемой? Но все было так мимолетно, неопределенно, что Барбара и не успела понять, вызвало ли ее сообщение радость или грусть; однако, если цель ее пребывания во Франции не была политической, то с какой стати Альфреду волноваться о том, остается она или нет? Конечно, он мог не бояться, что она снова бросится к нему на шею, как глупое дитя. Чепуха! Они провели вместе при дворе не один год, и она никогда не была с ним вежлива более, чем следует.
И почему он так рассердился, когда секретарь прервал их разговор? «Вы хотите присоединиться…» — сказал он. Хотите присоединиться к кому? К отцу? Что за нелепица? Последний раз она отправилась вместе с отцом из Франции семь лет назад, и только для того, чтобы избавиться от всех вампиров, которые жаждали добраться до поместья, полученного ею в наследство после смерти де Буа. Любой из них готов был проглотить ее вместе с землями, словно горькую пилюлю, завернутую в лакомый кусок мяса, — ее поместье и фермы. Альфред знал это. Она сама поведала ему о своем отвращении к этим алчным претендентам на ее руку, и именно Альфред предложил ей средство, которое помешало бы королю Людовику выбрать «хорошего человека» ей в мужья.
На миг губы Барбары тронула улыбка. Только король Людовик мог всерьез поверить, что отказ его подданной вновь вступить в брак связан с желанием принять обет безбрачия до тех пор, пока она не почувствует потребность навсегда покинуть свет и уйти в монастырь. Сказать так ей посоветовал Альфред — значит, он знал, что она не испытывала желания быть монахиней. А потом он был вызван домой, в Экс, и возвратился назад только после того, как ее отец прибыл во Францию и согласился взять ее домой. Когда Альфред первый раз вернулся из Экса, он обращался с ней так, словно она была для него желанна, но, когда услышал, что она собирается в Англию, неожиданно уехал якобы участвовать в турнирах.
Барбара направилась к выходу и на мгновение остановилась у подножия лестницы: долг перед принцессой Элинор Кастильской требовал одного, а сердце желало совсем другого. Она взглянула через плечо на открытую дверь церкви и покраснела. Во времена столь многочисленных великих бед не будет ли грехом молиться о решении своих маленьких проблем? Конечно, Бог и его святые не слишком сильно страдают из-за какой-то глупой девчонки, неспособной совладать с собственным сердцем. И она направилась к маленькому домику, который был приписан принцессе Элинор. Сделав несколько шагов, Барбара остановилась. Ей сейчас необходимо побыть одной, а в этом доме придется поддерживать ленивую болтовню дам. Это было выше ее сил! Барбара резко повернулась и пошла к кухонному сараю, чтобы взять несколько яблок.
Яблоки были коричневые и сморщенные, но Фриволь не станет возражать. Чувствуя себя уже лучше, Барбара направилась к конюшне. Она заглянула внутрь и увидела только огромный табун боевых коней в тусклом свете. С другой стороны, между конюшней и внешней стеной, содержались животные поменьше, верховые лошади и небольшие кобылы. Барбара тоненько свистнула, привлекая внимание лошадей; некоторые пошли к воротам. Двоих оттолкнули в сторону, одну больно укусили, но Фриволь оказалась впереди всех.
— Тс-с… — погрозила ей пальцем Барбара. — Тебе полагается быть веселой и пугливой, но не сварливой.
Фриволь так храпела, что яблоко чуть не улетело с руки, и Барбара засмеялась. Она прекрасно знала, что этот храп не являлся ответом на ее слова, но он был так похож на высокомерный ответ Альфреда, что у нее стало легче на душе. Она продолжала беседовать с кобылой, которая часто кивала головой, — и это было забавно — в подходящий момент, словно отвечая Барбаре. Через несколько минут из конюшни вышел грум и спросил, не может ли он чем-нибудь услужить мадам. Он посмотрел на нее удивленно, когда она сказала, что просто пришла навестить свою кобылу. Мужчины часто приходили осматривать своих коней, которые были очень ценными животными, но женщины больше интересовались седлом, и даже те из них, кто умел ездить верхом, обычно не могли отличить одно животное от другого. Однако по тому, как лошадь уткнулась в грудь леди, стало ясно, что она привыкла к ласкам этой женщины, поэтому он пожал плечами и ушел.
Барбара дала Фриволь второе яблоко, поглаживая ее морду и похлопывая по шее. Случайно ее щека коснулась головы лошади. Обвив ее шею одной рукой, девушка вздохнула. Если бы она вышла замуж и имела свой собственный дом, то смогла бы завести более подходящее животное — собаку или кошку, единственным предназначением которых было бы любить свою госпожу. При дворе это вызвало бы только бесконечные неприятности. К тому же кому поручить заботиться о животном, когда она будет занята? Бедное создание, любящее и любимое в то время, когда она с ним, и одинокое, забытое и заброшенное во время ее отсутствия, могло сойти с ума.
В тени конюшни было прохладно, и Барбара не спешила уходить. Она прислонилась к изгороди, полная неясных мыслей о более устроенной жизни. Но нужна ли ей семейная идиллия? Хотя про себя она часто сетовала на неудобства службы при дворе, но все-таки по-настоящему наслаждалась захватывающей придворной жизнью. Ее страшила участь жены дяди Хью — леди Джоанны, она не понимала, как это можно: удалиться от света и заниматься детьми, сыроварней, кладовой, ткачеством и вышиванием, короче, жить обыденной женской жизнью. Как убежище от интриг поместье Кирби Мурсайд было небесами обетованными, а как место постоянного проживания могло показаться преисподней.
— Я знал, что найду тебя здесь.
Барбара так испугалась, что попыталась выпрямиться и обернуться одновременно. Сочетание ее внезапного движения и напряженного от волнения голоса Альфреда заставили Фриволь настороженно вскинуть голову. Рука Барбары соскользнула с шеи кобылы, и девушка ударилась локтем о перекладину ворот. В то же время, резко повернув голову, чтобы взглянуть на Альфреда, она своими волосами задела рот Фриволь. Никогда не отказываясь попробовать то, что предлагают, лошадь схватила ленту Барбары и потянула ее. И лента, и сетка, удерживающие волосы, слетели с головы, когда Фриволь попятилась; темно-каштановая грива Барбары в беспорядке разметалась по спине и лицу.
— Вот чума! — закричала Барбара, отскакивая и выхватывая у Фриволь ее трофеи.
К несчастью, волосы закрывали глаза, и рука, пройдя мимо цели, хлопнула Фриволь по шее, испугав ее. Кобыла повернулась и бросилась прочь. Барбара попыталась ухватиться за перекладину, и если бы Альфред быстрым движением не схватил ее, то финал мог бы оказаться плачевным. Альфред поставил Барбару на ноги, но руку с ее талии не убрал. Барбара была близка к обмороку, от испуга у нее перехватило дыхание.
— Так кто чума — я или эта лошадь? — поинтересовался он.
— Фриволь! Моя сетка!.. — отчаянно закричала Барбара, не обращая внимания на шутливый вопрос, так как кобыла, мотнув головой, бросила сетку, блеснувшую в воздухе бисером, прямо в затоптанную пыль двора. Смеясь, Альфред отодвинул Барбару в сторону и легко перепрыгнул через ограждение конюшни. Лошадь рысью помчалась прочь, а он подобрал сетку и отряхнул ее.