Курение мака

– Правда?
– Да. Он сказать, вы хороший человек.
Она флиртовала со мной. Выражение ее сверкающих глаз было абсолютно недвусмысленным. Я подумал, не подбивает ли она и под меня клинья? Однако, несмотря на ее вызывающую красоту, я не был настроен пойти ей навстречу. Отделавшись ничего не значащей фразой, я повернулся к Аир и предложил напоследок сыграть в шашки.
Мы еще играли, когда Мик спросил меня, не хочу ли я пригласить Аир в ночной клуб «Грустные любовники». Мэй-Лин туда собирается. Я ответил, что пойду спать. Аир на это только пожала плечами.
– Она не проститутка, понимаешь? – шепнул мне на ухо Мик.
– Ты не должен мне ничего объяснять. Развлекайся.
– Серьезно. Она мне сама сказала. Она заглянула сюда поболтать с подружками и едет в свой клуб. Она там работает диск-жокеем. Ну, меня ты знаешь. Она тоже в порядке. Почему бы тебе с нами не поехать?
Действительно, Мик ведь был повернут на музыке. Дома он возился со своими деками, гирляндами для подсветки и коллекцией винила. Свадьбы и похороны без него не обходились. Нет, похороны – это я загнул, но всякие семейные торжества и все такое – это была его стихия. В некотором роде он тоже был диск-жокеем, так что мог бы и не оправдываться. Но я никуда не хотел идти.
– Слушай, Мик, я устал.
Он отстегнул поясную сумку и вытащил для себя пару купюр.
– Твоя смена, Даниель. – Он сунул сумку мне в руки.
– Разумно. – Да, что ни говори, а голова у него варила. – Ладно, иди. Развлекайся. Я здесь расплачусь.
Мик пошел отлить на дорожку, а мы с Мэй-Лин болтали, пока он не вернулся. Красные и синие огоньки отражались в ее блестящих черных волосах. Она была совершенна. Ее изящные кисти рук трепетали как крылья птицы, когда она поправляла высокий воротничок блузы. Казалось, она что-то инстинктивно прячет на груди. Это рефлекторное движение привлекло мое внимание, и тут я разглядел у нее под горлом небольшой шрам, почти скрытый косметикой. Я снова посмотрел на Мэй-Лин. Она была выше ростом, чем большинство тайских женщин.
А руки, боже мой, подумал я. Вот это руки!
Я был совершенно поражен.
Появился Мик, бодро и весело потирая руки. Я уже собирался сказать ему о своем открытии, а потом подумал, если он сам ничего не заметил, значит, это не моя забота. Они забрались в коляску, прижались друг к другу и укатили.
Что-то необычное было в жемчужном небе, в нереальной ночной атмосфере Чиангмая. Когда видишь, как двух людей так сильно тянет друг к другу, ты не вправе вмешиваться. Нельзя нарушать счастливое мгновение. Нельзя, и все тут.
Я повернулся и увидел Аир. Конечно, она поняла, что мне все ясно. Мэй-Лин была ее подругой. Она подняла руки в жесте, который без слов говорил: молчи. Слова были не нужны.
– Еще пива, наверное, и я пойду, – сказал я.
– Сейчас принесу, – нежно отозвалась Аир. – Ты хороший человек.
В отеле я прошел мимо номера Фила. Из-под двери пробивалась полоска света, значит, он еще не ложился. У меня мелькнула мысль постучать, сказать, что я вернулся, но делать этого я не стал. Я представил, как он сидит словно аршин проглотил на своем жестком стуле. Не знаю, что такого было в моем парне, но я даже не мог представить, как он ложился спать. Мне мерещилось, как он всю ночь стоит вытянувшись в углу комнаты и держит руки по швам.
Ночью я услышал, как Мик поворачивает ключ в замочной скважине и входит в наш номер. Он включил у себя свет, но я притворился, что сплю. Он послонялся по номеру, натыкаясь на мебель, потом засопел в душевой, явно пытаясь разбудить меня шумом, но я не поддавался.
Наконец он рухнул на постель и выключил свет. Я слышал, как он вздыхал, стонал, ворочался и скрипел пружинами кровати. Наконец он сел.
– Дэнни, – тихо позвал он. – Дэнни!
Я слегка вздрогнул в притворном сне, пошлепал губами, будто перебрал лишку, и притворился, что сплю дальше.
– Дэнни! Мне надо поговорить!
Я старался не выдать себя и зарыл голову глубже в подушку.
– Дэнни! Я знаю, что ты не спишь, Денни! Мне нужно поговорить, приятель! Эй, Дэнни!
 
17
На следующее утро меня разбудил такой рев, будто стадо свиней гнали на рыночную площадь. Это Мик храпел в подушку. Я встал и тихо вышел из номера.
Пока он не проснулся, я курил в пагоде. Медовый солнечный свет едва пробивался сквозь утреннюю дымку над быстрой мутно-зеленой рекой, когда я увидел Бразье-Армстронга. Несмотря на то что он был в темных очках, должен сказать, что выглядел он неважно – помятым и невыспавшимся.
– Доброе утро, – сказал он с ухмылкой и уже собрался войти в пагоду.
– Обувь!
– Ах да. – Он нервно скинул сандалии. Затем оглянулся – нет ли Мика поблизости?
Мне понравилось, что я поддел его на такой простой мелочи. Это всегда приятно, и я решил, что малость еще добавлю.
– Здесь принято снимать обувь перед входом в храм или в усыпальницу.
– Да знаю я.
Он был немногословен.
– Зато курить можно. – Я протянул ему сигарету. – Похоже, им это все равно.
– Я не буду курить, спасибо. Послушайте, м-р Иннес, я пришел сказать вам, что решительным образом не одобряю – я даже не нахожу нужных слов – поведение вашего друга.
Он так и сказал – м-р Иннес. Стоило сделать ему замечание, и он тут же перешел на официальный тон. А может, это не из-за сандалий? Может, это из-за того, что мне ночью рассказал Мик?
Мик не оставил попыток разбудить меня. Он вылез из кровати, стянул с меня простыни, а потом стал выкручивать мне ступню, так что я был вынужден отбросить притворство; мы взяли пару бутылок пива из холодильника и перебрались из номера в пагоду, где и проговорили два часа. Да, в основном Мик рассказывал про Мэй-Лин, но потом признался и в том, что он натворил днем, когда умчался из отеля на рикше.
Стоило ему начать говорить о Мэй-Лин, от него просто пар валил. По его словам, она сразила его, как только вошла в бар. В общем, я его понимал: девица была сногсшибательная, иначе не скажешь. Пока мы с Миком сидели в пагоде и вели мужской разговор, а у подножия Будды мерцали огоньки, он поведал, что получил эрекцию, как только Мэй к нему подсела, и в таком состоянии провел несколько часов кряду.
– Я ведь туда просто так поехал, – уверял он меня. – В смысле к «Грустным любовникам». Я же не собирался ее заваливать. Мне и так было чертовски хорошо. То есть в натуре хорошо. С ним. С ней. О господи! Слушай, мы выпили пару пива, и, когда пришел черед Мэй-Лин встать за вертушки, оказалось, что девчонка торчит от ритм-энд-блюза! Понимаешь? И ведь знает все сверху донизу, вдоль и поперек!
Пока дело не коснулось музыкальных вкусов, Мик просто томился плотским желанием, но теперь его любовный пыл грозил навернуться слезами на глаза. Конечно, он и сам был ходячим энциклопедическим словарем поп-музыки и к тому же держал у себя в гараже внушительную виниловую коллекцию «Стакса» и «Мотауна». Накал страсти приблизился к тому опасному уровню, при котором убеждения закоренелого холостяка могли и пошатнуться. А на ди-джейском столе, как всем известно, две вертушки.
Мэй-Лин разрешила ему встать за пульт в «Грустных любовниках», где они вместе подбирали музыку для полупустого зала. Они и сами танцевали, обнявшись, под Эла Грина, и под Марвина Гэя, Отиса Реддинга и других  [21].
Затем Мэй-Лин передала эстафету, и теперь они могли посидеть в полутьме, взявшись за руки и целуясь. Ситуация выходила из-под контроля. Пиво. Музыка. Запах волос Мэй-Лин. Соблазнительная, пьянящая атмосфера чиангмайского вечера. В «Грустных любовниках» Мик обрел обещание небесного блаженства, того самого, которое человек безуспешно пытается найти в прокуренном чубуке опиумной трубки.
Ну а почему нет? Люди влюбляются. И если ты прошел мимо такого дара, это все равно что оставить подкинутого младенца на ступенях церкви.