Курение мака
– Хотите посмотреть, как они работают? – спросил он. Он шагал вверх по склону, заложив руки за спину, почти не беспокоясь, поспеваю ли я за ним, и выглядел совсем как английский землевладелец.
Не прерывая занятий, люди здоровались с ним, но не кланялись, а просто кивали. Некоторые улыбались ему, кто-то шутил. Этот человек был у них явно не из местных, но относились к нему здесь с почтением.
– В этом году ожидаем хороший урожай, – произнес он на безупречном английском.
Крестьяне разделялись на две группы по роду выполняемых операций, для каждой из которых требовался особый инструмент. Большая часть работников добывали сок из маковых головок при помощи специального орудия в форме полумесяца, изгиб которого плотно охватывал головку, так что опиумное молочко легко соскребалось. Другие – в основном это были женщины – надрезали свежие головки специальным ножичком с тремя лезвиями. Я чувствовал себя инспектором из министерства сельского хозяйства. Джек заметил, как я внимательно за всем наблюдаю.
– Все примечаете? Да?
Если под этим подразумевалось мое недавнее любопытство, то я сделал вид, что намек не понял:
– Точно.
– Я тоже. Выходит, у нас много общего.
В этом я сомневался. Мне было любопытно, где он выучился так говорить по-английски и расхаживать, заложив руки за спину.
– Я за дочкой приехал, – сказал я.
– Знаю. – Он махнул рукой. – Я знаю, как вы здесь оказались. Все знаю. – Он остановился, поднял комочек земли и протянул его мне. – Можете навскидку прикинуть, годится эта почва для мака? В ней должно быть много щелочи.
Он держал передо мной руку с землей так долго, что я был вынужден взять комок и растереть землю пальцами.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Тогда пошли.
Мы миновали группу крестьян, и я увидел, что Джек ведет меня к одинокой фигуре, согнувшейся над головками мака на вершине склона.
– Зачем вы сажаете здесь бобы? – спросил я. Мне это действительно было интересно.
Он показал на небо:
– Чтобы обдурить правительственных чиновников. Разлетались тут.
Мы подошли к одинокому крестьянину, довольно странному на вид. Я не взялся бы более или менее точно угадать его возраст, но выглядел он древним стариком. Пряди седых волос росли у него на затылке, голова была совершенно лысая; он продолжал работать, никак на нас не реагируя.
– Это Кьем, – сказал Джек с усмешкой. – Он на меня сердит, говорит, что надрезы надлежит делать в полуденную жару. Но я сегодня тороплюсь, хочу, чтобы они успели обработать побольше. Рыночный подход, ничего не поделаешь.
Джек заговорил с Кьемом на языке, который, по-моему, не был похож на тайский. Кьем медленно поднял голову и своими черными, блестящими, как жучки, глазами уставился на меня из-под круто изогнутых, будто подрисованных бровей. Одежда его была пестро украшена цветками мака.
Он вплел их себе в кушак, прикрепил к рукавам, и такой же узор из маков красовался на его рубахе. Старик смахивал на сказочного персонажа. Наклонившись, он взял пригоршню красноватой почвы, точно так же как это раньше проделал Джек.
– Я спросил, годится ли здесь земля под посев, – сообщил мне Джек доверительным тоном.
Кьем покатал в пальцах комок земли, понюхал, потом откусил кусочек. Он почмокал с видом дегустатора с бокалом кларета в руке, но не сплюнул, а, похоже, проглотил землю и что-то коротко ответил Джеку. Затем вновь взялся за работу.
Джек искоса посмотрел на меня. Я был уверен, что эта маленькая демонстрация имела для ее участников важное значение, которое осталось для меня непонятным.
– Кьем, – сказал Джек, – решает, где сеять: на каком поле, на каком склоне. Предпочитает те участки, что повыше. Говорит, земля здесь такая же сладкая, как в те времена, когда он впервые выбрал это место. Люди в деревне считают его наполовину человеком, наполовину духом. Чем-то вроде колдуна. Кьем – настоящий Повелитель Мака.
– Хотя поля, как я понимаю, принадлежат вам. Кьем вряд ли понял хоть одно слово из сказанного, но так строго посмотрел на меня, что я прикусил язык. Он показал в мою сторону и быстро, со злобой залопотал что-то Джеку. Крестьяне, оказавшиеся поблизости, подняли головы и прислушались.
– Он говорит, что урожай будет хороший, если никто не будет мешать Повелителю Луны заниматься своим делом. Он спрашивает: почему бы вам с дочерью не уйти из деревни, чтобы Повелитель Луны мог спокойно довершить начатое?
Меня удивила не столько неожиданность этого выпада, сколько осведомленность о моих делах. Я не знал, что ответить.
– Ладно, – сказал Джек. – Пора идти. Мы двинулись назад к деревне.
– Откуда он знает, кто я такой, и что он толковал про луну?
– Не смешите людей. В деревне все знают, кто вы такой.
Мы подошли к одной из хижин на краю поселка. Жестом Джек пригласил меня сесть за длинный стол из неструтаных досок. Если Джек и был здесь хозяином, всякий мог бы заметить, что его хозяйство не особо выделялось роскошью по сравнению с остальными обитателями деревни. Однако внутри я обратил внимание на три нейлоновых рюкзака. Джек зашел в хижину, расстегнул молнию на одном из них и вернулся с сигаретами и бутылкой. Он поставил бутылку на стол. Непочатая бутылка шотландского «Джонни Уокера» стояла на столе как видение, как мираж. Солнечные лучи играли в янтарной жидкости, и я с трудом оторвал от нее взгляд.
Джек предложил мне сигарету и, казалось, забыл про виски. Он закурил, откинулся на спинку стула, положил ноги на стол.
– Что вы собираетесь делать?
– Заберу дочку домой.
– Как?
– Придется нести.
– Желаю удачи.
– Со мной мой друг и сын.
– Ваш друг болен.
– Ему лучше. Он поправится.
– И куда вы собираетесь?
– В Чиангмай.
– Понятно. А где это?
Я неопределенно махнул рукой. Видимо, этот жест не понравился Джеку. Он наклонился ко мне и довольно резко сказал:
– А вы соображаете, где находитесь?
Его взгляд стал угрожающим. Очень холодным. Я изо всех сил старался сохранять спокойствие.
– Как-нибудь доберемся.
Он улыбнулся и откинулся на стул, дружелюбно попыхивая сигаретой.
– Нет, серьезно, вы в курсе, где вы очутились?
– В Таиланде?
– Ха! Я так и знал.
Я попытался вспомнить, сколько раз мы пересекали реку, пока добрались сюда.
– Мы что, уже не в Таиланде?
– Ну, это как посмотреть. Понимаете, местные до сих пор не могут решить, где у них проходит граница. Может, это Мьянма, а может, земли шань [31]. Те вообще никаких границ не признают. В любом случае на этот вопрос не так легко ответить.
– Но вы-то сами в курсе?
– Все может быть, только вот с чего мне вас просвещать?
– Где вы учили английский?
– В Шартхаузе [32].
– Где?
– Не слыхали про наш монастырь? Какой же вы после этого англичанин? Типичный представитель среднего класса? Я четыре года провел в картезианском монастыре [33].
– Недолго.
– Да, знаете, домашние неурядицы, проблемы с деньгами. Временные. Но когда отец снова мог платить за мое обучение, я решил, что это не для меня. Послушайте, вы глаз не спускаете с бутылки.
– Разве?
– Я бы сказал, что вы как-то завороженно на нее смотрите.
– Просто думал о том, с каким удовольствием мой друг выпил бы стаканчик. Он в очень плохом состоянии. Стакан виски пришелся бы ему как нельзя кстати.
– В наших местах это редкость, не то что у вас, где виски продают на каждом углу. Здесь цены другие.
– Вы не могли бы объяснить мне, что тот старик говорил про луну?
– Спросите об этом дочку.
– Боюсь, у нее сейчас от вашего опиума голова не совсем в порядке.
– Мой опиум? Не думаю. Если она и курила, то сущую ерунду. Крестьяне, которых вы видели на поле, курят намного больше, но не лежат в постели целыми днями.
31
Шань (самоназвание тхай-ньо) – народ тайской языковой семьи, населяющий Шаньское нагорье в северо-восточной части Бирмы.
32
Шартхауз – картезианский монастырь с больницей и школой, основан в Лондоне в 1611 г.
33
Картезианцы – монашеский орден (с 1176 г.). Назван по месту Ле Гран Шартрез (лат. Cartasia), близ Гренобля, где св. Бруно основал в 1084 г. мужской монастырь.