Сын менестреля
Морил поспешно перешел на настоящую мелодию – на колыбельную:
Вернись в те дни,
Когда чувства дремали.
Когда «Спи, усни»
Тебе напевали.
Если бы Морил задумался над тем, что делает, то понял бы, что на самом деле создает нечто новое. Но он этого не заметил, потому что хотел только одного – усыпить Толиана. Колыбельная была словно порыв силы. Она заставила Толиана застыть на месте. Граф понимал, что происходит, но не мог ничего поделать. Морил сыграл эту мелодию еще раз, уже громче, наслаждаясь тем, что приковал Толиана к месту. А мелодия унеслась дальше, в долину.
Толиан потер глаза и попытался справиться с собой. У него за спиной солдаты, окружавшие Киалана, принялись зевать, а топот ног и проклятья в долине стихли. Атмосфера очистилась, дав песне действовать во всю силу, и Морил снова повторил ее им. «Спите!» – неслось по долине медленными волнами, которые сначала заливали Толиана, а потом разбегались дальше. У Толиана опустились веки, подогнулись колени и он упал ничком на истоптанную землю, уронив голову на руки. Там он в последний раз упрямо дернулся – и заснул. После него по всей долине начали падать. Лошади застывали неподвижно, а солдаты валились с ног и погружались в сон. Рядом с Морилом Брил прилегла на бочок и заснула, свернувшись в клубок. Это было неприятно, но Морил не видел возможности оградить ее от действия песни. Он продолжал играть, посылая свою баюкающую песню в долину – волна за волной, пока сам воздух не загустел так, что мальчику стало казаться, будто он видит, как музыка висит над землей и тихо пульсирует. Накрытые ею люди крепко спали.
Наконец Морил немного неуверенно оставил квиддеру тихо гудеть, надеясь, что так можно будет продлить действие силы, и двинулся сквозь тяжелый безмолвный воздух к Киалану. Тот по-прежнему был связан. Люди Толиана не успели его освободить, хоть и собирались. Морил прошел назад сквозь напоенное силой молчание и достал нож из сапожка Брид.
– Спасибо, – прошептал он, и ему показалось, что Брид слабо шевельнулась.
Он перерезал ножом несколько прочных веревок, и, наконец освобожденный, Киалан повалился на траву. Он все еще был без сознания.
Морил наклонился и потеребил его.
– Киалан! – позвал он.
Услышав свое имя, Киалан пришел в себя. Морил почти пожалел об этом, потому что лицо Киалана внезапно исказилось от боли и отчаяния.
– Все в порядке, – прошептал Морил. – Все спят. Скорее. Я не знаю, сколько это продлится.
Киалан встал на ноги. Он двигался с большим трудом и морщился при каждом усилии. Он изумленно посмотрел на Толиана, который лежал на земле, уткнувшись головой в руки, на Брид и на безмолвную долину, заполненную спящей армией.
– Боги! – сказал он. – Это – твоя квиддера?
– Да, – ответил Морил. – Быстрее.
Он бросился обратно к Брид и потряс ее. Брид перевернулась, но не проснулась.
Киалан, хромая, подошел к ним.
– А что, если ты оставишь ее спать? – предложил он. – Тогда, когда она проснется, ты будешь знать, что все остальные точно проснулись.
Морил понял, что это – прекрасная мысль, и бросился к повозке. Сила Киалана, подумал он на бегу, в его живом уме. Олоб тоже дремал – что было гораздо серьезнее. Морил прищелкнул пальцами у него под носом:
– Олоб! Барангаролоб!
Олоб потряс головой и изумленно посмотрел на мальчика. Морил отвязал коня и бегом подвел к Брид, хоть Олоб и очень возражал против того, чтобы приблизиться к врагам – даже спящим. Таща конька под уздцы, Морил думал о том, как странно выглядит долина, где повсюду лежат без движения люди. Он подтащил Олоба к Брид и открыл дверцу в задке повозки, чтобы сестру легче было уложить внутрь. После этого он бережно вернул квиддеру на ее место на полке. Она все еще слабо вибрировала.
– Выброси винную бутыль, – предложил Киалан. Давай по возможности облегчим повозку.
Морил выпихнул огромную бутыль. Она приземлилась с хлюпающим стуком, который должен был бы разбудить даже мертвого, но Брид, находившаяся ближе других, даже не пошевелилась.
Киалан рассмеялся:
– Подарок Толиану. Информация, которая ему известна, и деньги, которые ему не нужны. Пусть выпьет за наше здоровье.
Эта мысль вызвала у Морила сдавленный смешок, но он ничего не ответил. Ему казалось, что его голос может легко разбудить спящих. Он забрался в повозку и выбросил почти все покупки Дагнера: свечи, муку, чечевицу и остатки ревеня.
– О, вот это ему должно страшно понравиться! – пропыхтел Киалан.
Хотя ему по-прежнему было трудно двигаться, Киалану удалось приподнять Брид и по пояс втащить ее в повозку. Там ее подхватил Морил и заволок внутрь, где она снова свернулась, тихо вздохнув. Киалан сел рядом с ней. Морил запер дверцу и забрался на козлы.
– Давай, Олоб, – прошептал он. – Беги. Беги что есть мочи!
Олоб тряхнул головой и тронулся. Он не стал бежать, но быстро потянул повозку по изрытой земле к дороге, по которой они заехали в эту долину. Когда они оказались под деревьями, Морил обернулся назад. Толиан лежал у кучи провизии. Позади него Морил различил слабую дымку, тихо колебавшуюся над всей долиной. Сила квиддеры еще действовала.
– А как насчет солдат на дороге? – спросил Киалан, когда копыта Олоба застучали по проселку.
– Не знаю, – встревоженно признался Морил.
Он не представлял себе, насколько далеко распространилась сила квиддеры, и к тому же, когда он играл, временная застава находилась у него за спиной. Когда они выехали на главную дорогу, Морил затаил дыхание, а Киалан наклонился вбок, чтобы увидеть преграду.
Солдаты у козел тоже спали. Большинство из них лежали на дороге голубиной грудью вверх и храпели. Один спал, положив руки на козлы в страшно неудобной позе. Киалан тихо хохотнул:
– К тому времени, как он проснется, у него все онемеет!
12
Им предстоял короткий, но крутой подъем. После этого они оказались на зеленом просторе последнего плато. Вдали им был виден лес Марки ярко-зеленый, позолоченный вечерним солнцем. А за ним, обманчиво близко, высился серый массив Северных гор.
– Вот теперь ты точно должен бежать, Олоб, – сказал Морил.
И Олоб побежал. Это нельзя было назвать галопом (Морил ни разу в жизни не видел, чтобы Олоб скакал галопом), но он бежал, и бежал так быстро, как никогда прежде. Позади него облегченную повозку мотало из стороны в сторону и подбрасывало на ухабах. Киалан уперся ногами в бортик повозки и попытался придерживать Брид, но их все равно бросало, качало и трясло, так что можно было только удивляться тому, что Брид не просыпается. Однако Брид продолжала спать. Она только пару раз пошевелилась, когда ударилась о бортик повозки. В душе у Морила зародилась надежда, что ее сон продлится до тех самых пор, когда они доберутся до леса Марки. Когда они там окажутся, можно будет спрятать повозку среди деревьев – и у них появится неплохой шанс не попасться Толиану.
– Как ты это сделал? – прерывистым голосом спросил Киалан, перекрикивая шум колес и стук копыт. Этот сон?
Морил не мог объяснить этого – так же как Дагнер не мог объяснить, как он сочиняет песни.
– Хорошенько подумав, – ответил он. – Ты сказал много такого, что мне помогло.
Они проехали еще полмили.
– Мне приснился странный сон, – сказал ему Киалан, пока я был связан. Мне снилось – ой, вот это удар! – снилось, что ты привел меня к могиле твоего отца у озера и открыл доску, которую я вырезал, словно это была дверь. А потом ты сказал: «Ты не мог бы ненадолго туда забраться? Я позову тебя, когда не страшно будет выйти». И… слушай, а что будет, если мы потеряем колесо?.. И я вошел туда и заснул. Что ты на это скажешь?
– Не знаю, ответил Морил. – Может, я это и сделал. Позади нас никого нет, а?
Там никого не было, хотя они едва могли этому поверить. Все широкое плато казалось опустевшим. Виляя из стороны в сторону, они прогромыхали по дороге через деревню, которая тоже казалась спящей. Олоб продолжал бежать, но уже тяжело дыша, а Брид все еще спала. Солнце садилось, и лес Марки уже приближался. Казалось, будто сумерки выходят из-за деревьев и растекаются по зеленой равнине. Позади гор стали собираться густые облака. Закатное солнце пронизало их резкими розовыми лучами и залило озерами желтой влаги.