Крепость Серого Льда

Рука у нее затекла, и Эффи растирала ее, выбираясь из своего укрытия среди медных трубок. Другие места тоже болели — те, куда нож Катти Мосса вонзился особенно глубоко. Раны до сих пор мокли по ночам, но сейчас Эффи не хотелось думать о них. Она кланница, ей почти девять зим, и у мужчин, которые возвращаются с войны, раны бывают куда тяжелее.
Жаль только, что Катти и лицо ей порезал.
Эффи остановила руку, не дав ей коснуться щеки. «Она даже без шрамов не стала бы красоткой», — так сказал Мейс Черный Град.
Она поспешно вернула свои мысли к железному соку. Для этого средства ей нужен какой-нибудь крепкий напиток. Старка Анвин недостаточно крепка, да еще и проклята. Тут нужно что-то, способное сжечь человеку десны, а заодно, может быть, и зубную эмаль. Эффи задумчиво разглядывала бутылки на самой высокой полке. «Дхунское сияние» Вилла Хока в причудливо мерцающей склянке соседствовало там с «Вождевкой» Дагро Черного Града, «Нутропек» Шора Гормалина содержался в бочонке с выжженными на нем скрещенными мечами. Их всех уже нет в живых, а питье стоит, как стояло. В самом темном углу Эффи углядела обросшую паутиной кожаную фляжку — ее деревянная пробка почти совсем вылезла от давности. «Особая» Тема Севранса. Батюшка, кажется, сам это гнал.
Час уже поздний, в круглом доме тихо — надо бы поторопиться. Эффи почти помимо воли потянулась к отцовской фляжке и взяла ее в руки. От фляжки пахло совсем как от Тема, кожей и лошадьми, а откупорив ее, Эффи чуть не засмеялась. Это ей точно подойдет. Убить оно никого не убьет, слишком уж долго стояло, и батюшка сам тоже был молотобойцем. Он поможет Эффи зачернить зубы своих соратников.
У Эффи защипало глаза. Она плотно закупорила фляжку и стала подниматься наверх.
Ночь стояла странная, темная и тихая — в круглом доме горела только половина факелов перед Часом Пришествия. Прежде Эффи казалось, что это самое удачное время для сбора составных частей железного сока: мало кто отважится шататься по коридорам в ночь, когда Каменные Боги приходят на землю. Но теперь, когда она сама пробиралась по обветшалым клановым подземельям, ей стало немного не по себе. Амулет на шее холодил кожу.
Гранит снова вернулся на свое место, тяжелый, как только что снесенное яйцо. Инигар Сутулый нашел его зажатым в отделенной от туловища руке — это он, ведун, собирал то, что осталось от Катти и Нелли Моссов. Согнувшись от ветра, с плетеной корзиной в руке, он выковыривал замерзшие куски их тел из снега. Эффи слышала, что собаки выели Нелли глаза и язык, а у Катти вырвали селезенку. Ей повезло, наверно, что никто из собак не проглотил ее амулет. Инигар отдал ей камень не сразу — сначала отнес его в молельню, произнес над ним заветные слова и положил его на священный камень, чтобы амулет набрался сил и обновился.
Теперь он стал другим — старше и тверже. Инигар сказал, что амулеты растут и меняются вместе с теми, кто носит их. Значит, и она, Эффи, стала старше и тверже?
У черной от масла лестницы, ведущей в клановую кузницу, Эффи замедлила шаг. Обыкновенно ей нравилась эта часть круглого дома с ее низкими потолками и узкими переходами. Сейчас здесь было темнее, чем всегда, но против этого Эффи ничего не имела. Никто из Севрансов темноты не боится. И все же... здесь чувствовалось что-то еще, затаившееся и выжидающее. Амулет не шевелился, не толкал ее, но внутри у него что-то перекатывалось, будто капля жидкой ртути. Эффи остановилась, прислушалась и даже вроде бы услышала что-то — но это, наверно, было просто ее воображение. Нельзя ведь услышать, как человек задерживает дыхание.
Назад, Эффи, шептал ей тихий голос. Беги в свою комнату и запрись.
Ну уж нет. Бык-Молот и Грим Шенк поручили ей важное дело, и не станет она убегать, как заяц, каждый раз, как ей станет страшно. Кроме того, у нее теперь есть оружие. Битти Шенк дал ей нож — «защитник девы», как он выразился. «Самый острый кремень из всех, которые носила женщина у себя на бедре». Битти научил ее, как им пользоваться. Это не то, что колоть кого-то мечом. Сила кремневого ножа не в острие, а в лезвии. Если ты не хочешь, чтобы острие отломилось, наткнувшись на кость, им надо резать, а не колоть. Эффи поупражнялась на заплесневелых, изъеденных червями овчинах, висящих в дубильне. Искромсала их в лоскуты. Нож обточен так, что режет лучше стали, и такой тонкий, что даже просвечивает. Битти сказал, что это трофей: его отобрали у иль-глэйвских звероловов, которые ставили свои силки на земле Ганмиддиша.
Эффи нащупала на поясе гладкие роговые ножны. Она любит Битти Шенка. Он и его братья даже слушать не желают, когда ее обзывают ведьмой.
Не позволив своим мыслям зайти слишком далеко, Эффи двинулась вверх по лестнице. Все тихо, только поскрипывают старые балки и камни. Обычно в кузнице и ночью идет работа. Брог Видди, мастер-кузнец, изгнанный из Дхуна, допускает ковать горячее железо только тех, кто принес присягу, но в кузнице трудится много других, которые делают наконечники для стрел и клепают кольчуги.
Нынче ночью — дело иное. В канун Пришествия все мужчины клана, как присягнувшие, так и нет, собираются у Большого Очага и поют старые песни. Эта ночь посвящена Каменным Богам. Если не воздать им должное, они могут наслать такой мороз, что сердцевина всех священных камней обледенеет и клановые владения рассыплются в прах. Две тысячи лет назад это случилось со святыней Молочного Камня, и почтенный старый клан, некогда соперничавший с Дхуном за право называться королевством, с тех пор пришел в упадок. В истории кланов многое утрачено, и кое-что не найти даже в летописях, которые ведутся в Визи и Колодезе, — но предание о том, как женщины из Молочного собрали осколки святыни в свои подолы и унесли туда, где мужчины не могли отыскать, и теперь леденит кровь каждого кланника. Если бы женщины не унесли осколки, мужчины пронзили бы ими свои сердца.
Эффи потрогала свой кисет с порошком священного камня, воздавая должное богам.
Ступени у нее под ногами были скользкими от графита и телячьих мозгов, используемых при закалке. В теплом сухом воздухе густо пахло потом, серой и расплавленной рудой. Наверху виднелась закрытая, обитая свинцом дверь. Бочки с водой, стоящие по обе стороны от нее, позволяли догадаться о страхе кланников перед пожаром. Кузница выступала из северного фасада круглого дома, отделенная от главного здания темным коридором под названием Сухой Рукав. Главный вход в нее, пробитый в северной стене, представлял собой арку вышиной в два человеческих роста. Те двери пропитаны для крепости соленой водой и усеяны стальными заклепками для защиты от врагов. Кузница клана — это его достаток и его сила. Здесь хранятся металлы, куются мечи и наконечники для стрел, а вдоль стены сложены военные трофеи, ожидающие перековки.
Эффи, пройдя по Сухому Рукаву, приложила руку к свинцовой двери. Дверь, как она и ожидала, не была заперта и легко повернулась на петлях, выкованных самим Брогом Видди. Похожее на пещеру пространство освещалось рыжим заревом печи. Расположенные по кругу наковальни, рогатые, четырехугольные и дырчатые, бросали причудливые тени под ноги Эффи. Около печи подогревались закалочные чаны с рассолом и очищенным свечным салом. Позади стояли верстаки с разложенными на них молотами, щипцами и прочими зловещего вида орудиями. Еще дальше располагались бочки с маслом, угольной пылью и свиной кровью, мешки с углем, песком и железной рудой. Железные болванки были сложены бережно, словно золотые слитки, поленницы из круглых чурбаков доходили до самых стропил.
Эффи, ступив вперед, сказала тихонько:
— С поручением к Брогу Видди. — Никто ей не отозвался — только в дальнем углу, где Мунго Кейл работает с медью и бронзой, прошуршало что-то и затихло. Наверно, крыса пришла за салом. У Эффи прибывало храбрости с каждым мгновением. Летти Шенк и Флорри Хорн подняли бы визг при одной мысли о крысах, но Эффи не обнаруживала в себе страха перед столь мелкими существами. Она спокойно прошла через круг наковален. В одном из чанов и правда оказалась крыса; сало по ночному времени остыло, сгустилось, и зверек застрял в нем. Утром какой-нибудь скарпиец уж верно его выловит, поджарит в печи и съест. Все знают, что в Скарпе едят крыс.