Запретный плод
3
У Моники Веспуччи был значок с надписью: «Вампиры тоже люди». Многообещающее начало вечера. На ней была белая шелковая блузка с высоким расклешенным воротником, обрамлявшим темный загар из солярия. Короткая стрижка – мастерская, косметика – совершенство.
Этот значок должен был дать мне понятие, какого рода будет у нас девичник. Иногда я в самом деле сильно торможу.
Я оделась в черные джинсы, ботинки до колен и малиновую блузку. Прическа была под стать наряду – черные кудри до плеч, падающие на красную одежду. Мои темно-карие, почти черные глаза были под цвет волосам. Только кожа выпадала из ансамбля, слишком бледная – тевтонская белизна на латинской смуглости. Очень давний мой любовник когда-то назвал меня фарфоровой куколкой. Он хотел сказать комплимент. Я это восприняла по-другому. Есть причины, почему я не хожу на свидания.
Блузка была с длинными рукавами, скрывающими ножны на правом запястье и шрамы на левом плече. Пистолет я заперла в багажнике. Я не думала, что девичник настолько далеко зайдет.
– Ты меня прости, Кэтрин, что я до последней минуты так ничего и не организовала. Потому-то нас только трое. У всех оказались свои планы, – виновато сказала Моника.
– Смотри ты, у людей, оказывается, бывают планы на вечер пятницы, – заметила я.
Моника уставилась на меня, будто пыталась сообразить, шучу я или нет.
Кэтрин бросила на меня огненный взгляд. Я улыбнулась им обеим самой своей ангельской улыбкой. Моника улыбнулась в ответ, Кэтрин на это не купилась.
Моника побежала по тротуару, пританцовывая. А ведь выпила всего-то два бокала. Тревожный знак.
– Веди себя прилично, – прошипела Кэтрин.
– А что я такого сказала?
– Анита!
У нее был голос, каким говорил мой отец, когда я поздно приходила домой.
– Ты сегодня не в настроении веселиться, – вздохнула я.
– Я сегодня собираюсь много веселиться. – Она подняла руку к небу. На ней были смятые остатки делового костюма. Ветер развевал длинные волосы цвета красной меди. Я всю жизнь гадала, была бы Кэтрин красивее, если бы ее постричь, чтобы прежде всего было заметно лицо, или это именно волосы делали ее красивой.
– Уж если мне приходится жертвовать одной из немногих свободных ночей, я хочу хотя бы поразвлечься за свои деньги – и как следует, – сказала она.
В последних словах прозвучала какая-то свирепость. Я посмотрела на нее внимательно.
– Ты собираешься нализаться в стельку?
– Не исключается.
Вид у нее был самодовольный.
Кэтрин знала, что я не одобряю пьянства – точнее, не понимаю. Я не люблю понижать внутренние барьеры. Если я уж решала сорваться с цепи, то любила точно знать, с какой именно.
Мою машину мы оставили на стоянке в двух кварталах. Стоянка со сварной оградой. А вообще стоянок в Приречье мало. Узкие мощеные дороги и древние тротуары строились не для машин, а для лошадей.
Улицы промыла летняя гроза, прогрохотавшая, пока мы ужинали. Над головой засверкали первые звезды, как алмазы на бархате.
– Веселей, инвалиды! – вопила Моника.
Кэтрин посмотрела на меня и усмехнулась. И в следующую секунду побежала к Монике.
– О Боже ты мой, – буркнула я себе под нос. Может быть, если бы я за ужином выпила, я бы тоже побежала. Хотя сомневаюсь.
– Да не тащись ты как черепаха! – бросила мне Кэтрин через плечо.
Как черепаха? Я догнала их шагом. Моника хихикнула. Почему-то я знала, что так и будет. Они с Кэтрин прислонились друг к другу со смехом. Подозреваю, что смеялись они по моему адресу.
Потом Моника достаточно успокоилась, чтобы фальшиво произнести театральным шепотом:
– Знаете ли вы, что ждет нас за углом?
На самом деле я знала. Последнее убийство вампира случилось в четырех кварталах отсюда. Вампиры называли это место «Округ». Люди называли его «Приречье» или «Кровавая площадь» – в зависимости от степени своей грубости.
– «Запретный плод», – сказала я.
– Ну вот, испортила мне сюрприз.
– А что такое «Запретный плод»? – спросила Кэтрин.
Моника захихикала.
– Отлично, значит, сюрприз испортить не удалось. – Она взяла Кэтрин под руку. – Обещаю, что тебе понравится.
Кэтрин, может быть, и понравится. Я знала, что мне точно не понравится, но все равно пошла за ними за угол. Извитая неоновая вывеска была цвета крови сердца. Я не преминула отметить эту символичность.
Мы поднялись по трем широким ступеням, и перед распахнутой дверью там стоял вампир. Его массивные плечи угрожали прорвать тесную футболку. После смерти уже не надо качаться штангой?
Еще с порога слышался густой гул голосов, смех, музыка. Густой бормочущий звук многолюдного тесного помещения, где люди собрались оттянуться.
Вампир стоял у двери совершенно неподвижно. И все же какое-то движение в нем угадывалось, что-то живое – за неимением лучшего слова. Значит, он был мертв не более двадцати лет. И сегодня он уже был сыт. Кожа у него была здоровая и красноватая. И лицо чуть ли не розовощекое. Питание свежей кровью идет на пользу.
– Ты только пощупай эти мышцы! – сжала его руку Моника.
Он улыбнулся, сверкнув клыками. Кэтрин ахнула. Он улыбнулся шире.
– Бад мой старый друг, правда, Бад?
Вампир Бад? Красиво звучит.
Но он кивнул.
– Заходи, Моника. Твой столик ждет.
Столик? Откуда у Моники здесь такой вес? «Запретный плод» – одна из самых горячих точек в Округе, и заказов на столики они не принимают.
На двери висела большая табличка: «Ношение крестов, распятий и прочих освященных предметов в помещении клуба не разрешается». Я прочла табличку и прошла мимо. Совершенно не собиралась я отдавать свой крест.
Нас окутал густой мелодичный голос:
– Анита, как мило с вашей стороны к нам прийти!
Голос принадлежал Жан-Клоду, владельцу клуба и вампиру в ранге мастера. И вид у него был, какого ты и ожидаешь от вампира. Слегка вьющиеся волосы, спадающие на пышные белые кружева старинной сорочки. Кружевные манжеты на бледных руках с тонкими пальцами. Раскрытая сорочка чуть показывала сухопарую грудь, обрамленную кружевным жабо. Мало кто из мужчин умеет носить такие сорочки. На вампире этот наряд казался очень мужественным.
– Вы знакомы? – удивилась Моника.
– О да, – ответил Жан-Клод. – Мы с мисс Блейк уже встречались.
– Я помогала полиции, когда они работали в Приречье.
– Она у них по вампирам эксперт.
Последнее слово прозвучало тихо, тепло и в чем-то неясно оскорбительно.
Моника хихикнула. Кэтрин глядела на Жан-Клода широко раскрытыми невинными глазами. Я коснулась ее руки, и она дернулась, будто проснулась. Я не стала шептать, потому что он меня все равно бы услышал.
– Очень важный элемент техники безопасности – никогда не гляди в глаза вампира.
Она кивнула. В ее лице мелькнула первая тень страха.
– Я бы ни за что не стал вредить такой прекрасной молодой женщине.
Он взял руку Кэтрин и поднес ко рту. Всего лишь касание губ. Кэтрин вспыхнула.
Монике он тоже поцеловал руку. Потом поглядел на меня и рассмеялся.
– Не тревожьтесь, мой милый аниматор. Я не трону вас. Это было бы нечестно.
Он встал со мной рядом. Я смотрела ему в грудь не отрываясь. Там, в этих кружевах, был почти не виден шрам от ожога. В форме креста. Сколько десятилетий назад кто-то ткнул крестом в его плоть?
– Как нечестно и то, что у вас с собой крест.
Что я могла сказать? Он был прав по-своему.
Обидно, что вампиру наплевать на предметы, имеющие форму креста. Крест должен быть освящен и подкреплен верой. Атеист, машущий крестом на вампира, – зрелище, поистине достойное жалости.
Мое имя, выдохнутое им, прошло дуновением по моей коже.
– О чем вы думаете, Анита?
Голос этот был такой чертовски успокаивающий. Мне захотелось поднять глаза к лицу, произнесшему эти слова. Жан-Клод был заинтригован моим частичным иммунитетом к нему. Этим – и еще ожогом в форме креста у меня на левой руке. Этот шрам его интересовал. Каждый раз он изо всех сил пытался меня очаровать, а я изо всех сил пыталась не обращать на него внимания. До сих пор я выигрывала.