Легенда

— Ты целил ему в спину с двадцати шагов, а попал в ногу.
Это потому, что ты зажмурил один глаз — так перспектива нарушается.
— Благодарю за урок и желаю всего наилучшего.
— Погоди! — крикнула она. Он обернулся. — Мне нужна твоя лошадь.
— Мне тоже.
— Я заплачу.
— Она не продается.
— Тогда я заплачу за то, чтобы ты довез меня туда, где я смогу купить себе лошадь.
— Сколько?
— Один золотой раг.
— Пять, — сказал он.
— За эти деньги я могу купить трех лошадей, — возмутилась девушка.
— На этом рынке цену назначает продавец.
— Два — и кончено.
— Три.
— Хорошо, три. Ну, так где твоя лошадь?
— Сначала деньги, любезная госпожа.
Она с ледяным блеском в глазах достала деньги из кожаного кошеля и вложила в его протянутую ладонь.
— Меня зовут Регнак — для друзей Рек.
— Мне все равно, как тебя звать, — заверила она.
 
Глава 3
Они ехали в молчании, холодом не уступавшем погоде.
Девушка сидела в седле позади Река. Несмотря на снедавший его страх, он подавлял желание пришпорить коня. Нельзя сказать, чтобы он сожалел о том, что спас ее, — этот поступок безмерно повысил его самоуважение. Но он боялся встречи с Рейнардом. Девушка не станет молчать, пока он будет улещивать атамана. И даже если она каким-то чудом удержит язык за зубами, то потом непременно донесет, что Рек рассказал Рейнарду о путях следования караванов.
Конь споткнулся об укрытый под снегом корень, и девушка съехала набок. Рек поймал ее за руку и водворил обратно в седло.
— Не лучше ли будет обхватить меня за пояс?
— И во сколько мне это обойдется?
— Давайте держитесь. Слишком холодно, чтобы спорить.
Она обхватила Река руками и прислонилась головой к его спине.
В небе собирались черные тучи, становилось все холоднее.
— Надо будет пораньше остановиться на ночлег, — заметил он. — Погода портится.
— Согласна.
Пошел снег, и ветер усилился. Рек низко наклонял голову, щурясь от летящих навстречу снежных хлопьев. Он направил мерина в сторону от тропы, в гущу леса, и вцепился в луку седла, когда конь стал взбираться на крутой склон.
Рек понимал: ночевать под открытым небом в метель — чистое безумие. Нужна пещера или хотя бы скала, под которой можно укрыться. Они ехали еще час, пока не добрались до поляны, окаймленной дубами и дроком. На поляне стояла бревенчатая крестьянская хижина, крытая дерном.
Дыма над каменной трубой не было.
Рек пришпорил усталого коня. К хижине примыкал огражденный навес с прогнувшейся от снега плетеной кровлей, и Рек завел мерина туда.
— Слезайте, — сказал он девушке, но она все так же держалась за его пояс. Заметив, что руки ее посинели. Рек принялся что есть силы тереть их. — Да очнись же! Очнись, будь ты проклята! — Разомкнув ее руки, он соскочил с седла и подхватил ее, падающую, на руки. Губы у нее посинели тоже, и волосы смерзлись. Взвалив девушку на плечо, он снял с коня поклажу, ослабил удила и внес ее в хижину. Деревянная дверь стояла приотворенной, в стылое жилье набился снег.
Рек увидел лежанку под единственным окном, очаг, нехитро сколоченные полки и поленницу дров у дальней стены — ее могло хватить на две, а то и три ночи. Еще в хижине имелись три корявых стула и стол, грубо вытесанный из вязового пня. Рек опустил бесчувственную девушку на лежанку, нашел под столом связанный из прутьев веник и вымел из дома снег. Он хотел закрыть дверь, но прогнившая кожаная петля лопнула, и дверь перекосилась. Ругаясь, он загородил вход столом.
Поспешно раскрыв котомку, он достал коробку с трутом и огнивом. Неведомый хозяин хижины уже сложил в очаге дрова, как это заведено в лесной глуши. Рек собрал в кучку под хворостом сухие листья, полил их лампадным маслом из кожаной фляжки и стал высекать огонь. Пальцы у него застыли, и искры тут же гасли — он остановился, заставил себя медленно, глубоко подышать и снова ударил огнивом. На этот раз трут затлел. Рек осторожно раздул огонек, а когда занялись прутья, стал подкладывать мелкие ветки. Огонь начал разгораться.
Рек подтащил к очагу два стула, набросил на них одеяла и вернулся к девушке. Она лежала, едва дыша.
— Все эти проклятые доспехи, — проворчал он и стал развязывать на ней полушубок, поворачивая ее с боку на бок.
Вскоре он раздел ее и принялся растирать. Подбросив в огонь еще три полена, он расстелил на полу перед очагом одеяла, положил на них девушку и стал тереть ей спину.
— Не вздумай у меня умереть! — рявкнул Рек, массируя ей ноги. — Посмей только! — Он вытер ей волосы полотенцем и завернул ее в одеяло. На полу было холодно, из-под двери тянуло морозом, и, пододвинув лежанку к очагу, он переложил туда девушку. Пульс девушки бился медленно, но ровно.
Он взглянул ей в лицо — оно было прекрасно. Не в общепринятом смысле — этому мешали слишком густые, сумрачные брови, квадратный подбородок и слишком полные губы. Но в лице ее были сила, мужество и решимость.
И не только — во сне черты ее лица стали нежными, совсем детскими.
Рек тихонько поцеловал ее.
Потом застегнул свой полушубок, отодвинул стол и вышел в бурю. Гнедой фыркнул, заслышав его шаги. Под навесом лежала солома, и Рек, взяв пучок, вытер коню спину.
— Ночь будет холодная, парень, но тут ты не пропадешь. — Рек покрыл попоной широкую спину мерина, покормил его овсом и вернулся в хижину.
К девушке вернулись живые краски, теперь она мирно спала.
Пошарив по полкам, Рек отыскал старый чугунок. Достал из котомки полотняный, со стальной защелкой мешок со съестным, извлек оттуда вяленое мясо и стал варить похлебку. Согревшись, он скинул плащ и полушубок. Ветер снаружи бросался на стены, но внутри жарко пылал огонь, наполняя хижину мягким красноватым светом. Рек стянул сапоги и растер себе ноги. Хорошо, однако, быть живым.
А есть-то как хочется!
Он взял глиняную, обшитую кожей манерку и попробовал суп. Девушка пошевелилась, и он подумал, не разбудить ли ее, но решил, что не надо. Она так хороша, когда спит, — и сущая ведьма, когда бодрствует. Она повернулась на бок и застонала, высунув из-под одеяла длинную ногу. Рек вспомнил ее тело и усмехнулся. Ничего мужского в нем нет! Она просто крупная — но сложена превосходно. Он смотрел на ее ногу, и улыбка исчезала с его лица. Он представил, как лежит нагой рядом с ней...
— Ну нет. Рек, — сказал он вслух. — Ты это брось.
Он укрыл ее и вернулся к похлебке. «Готовься к худшему, — сказал он себе. — Проснувшись, она обвинит тебя в том, что ты воспользовался ее слабостью, и выцарапает тебе глаза».
Он завернулся в плащ и улегся перед огнем. На полу теперь стало теплее. Он подбросил дров в огонь, положил голову на руку и стал смотреть, как кружат, скачут и изгибаются огненные танцовщицы.
Скоро он уснул.
Разбудил его запах поджаренной ветчины. В хижине было тепло, а его левая рука опухла и затекла. Рек потянулся, застонал и сел. Девушки нигде не было. Потом открылась дверь, и она вошла, стряхивая снег с полушубка.
— Ходила посмотреть на лошадь. Есть будешь?
— Да. Который час?
— Солнце часа три как взошло. Снег почти перестал.
Он распрямил свое ноющее тело. Спина совсем онемела.
— Слишком долго я спал на мягких постелях в Дренане.
— И брюшко у тебя оттого же.
— Брюшко? У меня просто позвоночник так выгнут. И мышцы расслаблены. Ну ладно, пускай брюшко. Еще пару дней такой жизни — и оно сойдет.
— Не сомневаюсь. Однако нам повезло, что мы нашли это место.
— Да.
Она перевернула ветчину, и разговор умолк. Рек почувствовал неловкость и заговорил — одновременно с ней.
— Смешно, — сказала она.
— Вкусно пахнет, — сказал он.
— Вот что.., я хотела сказать тебе спасибо. Ну, вот и сказала.
— Не за что. Почему бы нам не начать сызнова, как будто мы только что встретились? Меня зовут Рек. — Он протянул ей руку.
— Вирэ, — сказала она, сжав ему запястье на воинский манер.