Легенда о Побратиме Смерти

Они выехали в степь. Талисман ехал впереди, Горкай рядом с ним.
— Сколько нотисов кочует в этих краях? — спросил Талисман.
— Тридцать человек. Мы... они называют себя Спинорубами.
— Я слышал. Бывал ты в гробнице Ошикая?
— Три раза.
— Расскажи мне о ней.
— Гроб стоит в доме из белого каиня. Прежде там был готирский форт, теперь святыня.
— Кто ее охраняет?
— Трудно сказать. Там всегда присутствуют воины по меньшей мере четырех племен. Слепой жрец извещает каждое племя, когда посылать воинов, он же говорит стражам, когда возвращаться домой, и тогда другие племена присылают своих людей. Это большая честь — быть избранным для охраны усыпальницы Ошикая. Когда я в последний раз там был, караул несли Зеленые Обезьяны, а своей очереди ждали Северные Серые, Каменные Тигры и Летучие Кони.
— Сколько воинов присылает каждое племя?
— Не больше сорока.
Тучи разошлись, и проглянуло жаркое солнце. Зусаи сняла с седла соломенную шляпу и надела на себя. От пыли першило в горле, но она пересиливала желание глотнуть воды...
Весь долгий день они провели в пути.
 
Глава 5
Волнения продолжались три дня — они начались в беднейшем квартале и быстро охватили весь город. Из всех окрестных мест были вызваны войска, кавалерия расправлялась с бунтовщиками. Количество жертв росло — к концу третьего дня стало известно, что около четырехсот человек убито и еще больше ранено.
Игры были приостановлены, и атлетам советовали оставаться в своих жилищах. Близлежащие улицы охранялись солдатами. В сумерках Друсс мрачно смотрел из верхнего окна, как пламя пожирает дома западного квартала.
— Безумие какое-то, — сказал он подошедшему Зибену.
— Майон сказал мне, что они схватили того, кто стрелял из арбалета, и порубили его на куски.
— И все-таки продолжают убивать. Почему, Зибен?
— Ты сам сказал: это безумие. Безумие и алчность. Почти все они поставили деньги на Клая, и теперь им кажется, что их предали. Они сожгли дотла три игорных дома.
По улице прошел на рысях отряд кавалерии, направляясь к месту беспорядков.
— Что слышно о Клае? — спросил Друсс.
— Ничего, но Майон говорит, что у Клая много друзей среди лекарского сословия. Притом он богатый человек и может позволить себе все самое лучшее.
— Я должен был умереть. Нож летел мне прямо в глаз. Я ничего не мог поделать. Он выбросил руку с быстротой молнии, поэт. Я никогда еще не видел ничего подобного. Он остановил клинок в воздухе. — Друсс покачал головой. — До сих пор не верится. А миг спустя трусливый выстрел свалил его наземь. Он никогда больше не сможет ходить, Зибен.
— Ты этого знать не можешь, старый конь. Ты не врач.
— Я знаю, что у него поврежден позвоночник. И не раз видел, как это бывает. Такое не излечивается — разве только...
— Разве только — что?
Друсс отошел от окна.
— Надирский шаман приходил ко мне — как раз перед дракой. Он сказал мне о волшебных камнях, которые излечивают любые раны.
— Не продал ли он тебе заодно карту алмазных копей?
— Я выйду. Надо навестить Клая.
— Выйдешь? В этот хаос? Брось, Друсс, подожди хоть до утра.
Друсс упрямо покачал головой.
— Тогда возьми оружие. Бунтовщики все еще жаждут крови.
— Что ж, пусть держатся от меня подальше, — рявкнул Друсс, — не то я пролью ее столько, что все потонут!
Ворота были открыты, сад разорен. Разбитая статуя валялась на лужайке. Похоже было, что по ней били молотом.
Голова откатилась в сторону, и каменные глаза смотрели невидящим взором на чернобородого воина в воротах.
Друсс осмотрелся. Клумбы изрыты, трава вокруг статуи втоптана в грязь, парадная дверь распахнута. Ни один слуга не попался Друссу, когда он прошел через дом на ристалище. Ни звука. Песчаные круги пусты, фонтаны бездействуют. Навстречу Друссу шел старик с ведром воды — тот самый, что позаботился о нищем мальчике.
— Где остальные? — спросил Друсс.
— Ушли.
— Что с Клаем?
— Его поместили в больницу в южном квартале. Гнусные ублюдки!
Друсс вернулся в дом. Стулья и лежанки поломаны, занавески сорваны с окон. Портрет Клая искромсан, повсюду разит застарелой мочой. Друсс недоумевающе покачал головой:
— Зачем они это сделали? Я думал, они его любят!
Старик поставил ведро и тяжело опустился на уцелевший стул.
— И любили, покуда ему спину не перешибли. Тогда они его возненавидели. Люди ведь поставили на него все свои сбережения. А потом услышали, что он влез в пьяную драку и все их заклады пошли насмарку. Ну и накинулись на него, чисто звери лютые! Это после всех побед, что он одержал, и всего, что для них сделал. Ведь больница, где он теперь лежит, — с гневом повествовал старик, — на его же деньги и построена. В прошлом он помог многим из тех, которые явились сюда и осыпали его руганью. И вот благодарность. А всех хуже Шонан.
— Его наставник?
— Тьфу! — плюнул старик. — Наставник, указчик, хозяин — называйте его как хотите, а для меня он кровосос. Стоило Клаго слечь, как его богатство девалось незнамо куда. Шонан говорит, что и дом принадлежит ему, а у Клая, мол, ничего не было. Можете вы в это поверить? Мерзавец, даже за карету не заплатил, которая увезла Клан в больницу. Клай умрет нищим. — Старик с горечью рассмеялся. — Был героем Готира — все его любили, все ему льстили. А теперь он беден, одинок, и друзей у него нет. Тут призадумаешься, клянусь богами!
— У него есть ты, — сказал Друсс. — И я.
— Вы? Да ведь вы дренай и едва знали его.
— Я его знаю — этого довольно. Проводишь меня к нему?
— Охотно. Здесь мне больше делать нечего. Вот соберу пожитки — и пойдем.
Друсс вышел на лужайку. Около дюжины атлетов входили в ворота, и их смех распалил в нем гнев. В середине шагал лысый мужчина в золотом, украшенном камнями обруче на шее. Они остановились у статуи, и Друсс услышал, как один из юношей сказал:
— Клянусь Шемаком, это пугало стоило больше тысячи рагов, а теперь вот превратилось в обломки.
— Что прошло, то прошло, — проговорил Золотой Обруч.
— Что ж ты теперь будешь делать, Шонан? — спросил кто-то.
— Найду другого бойца, — пожал плечами наставник. — Нелегко это, конечно, будет, у Клая дар был.
Старик подошел к Друссу.
— Не правда ли, их горе трогает до слез? Клай их всех содержал. Видите вон того, светлого? Клай оплатил его игорные долги не далее как неделю назад. Больше тысячи рагов отдал. Хорошо же они его отблагодарили!
— Подлые скоты! — Друсс зашагал через лужайку к Шонану.
Тот усмехнулся ему и сказал, указывая на статую:
— Вот оно, падение великих.
— И не столь великих. — Друсс двинул Шонана кулаком в лицо, и тот рухнул. Несколько атлетов бросились вперед, но Друсс посмотрел на них, и они попятились. У Шонана было выбито два зуба, челюсть бессильно отвисла. Друсс сорвал золотой обруч с его шеи и бросил старику. — Это частично оплатит содержание Клан в больнице.
— Еще как оплатит, — согласился старик. Атлеты так и стояли на месте.
— Эй ты, поди сюда, — велел Друсс юноше с длинными светлыми волосами. Тот испуганно заморгал, однако подошел. — Когда эта падаль очухается, скажешь ему, что Друсс его не оставит. Скажешь, что за Клаем должен быть уход. Он должен лежать дома, и чтобы его слугам платили жалованье. Если этого не будет сделано, я вернусь и убью Шонана. А после найду тебя и расквашу твою хорошенькую мордашку напрочь. Понял? — Юноша кивнул, и Друсс обратился к остальным: — Я вас всех, сволочей, запомнил. Если Клай будет хоть в чем-то нуждаться, я займусь каждым из вас. Запомните хорошенько: малейшая подлость по отношению к Клаю — и вам не жить. Я, Друсс, обещаю вам это.
Друсс зашагал прочь, старик за ним.
— Меня зовут Кармол, — с широкой ухмылкой сказал слуга. — Очень рад видеть вас снова.
Они шли вдвоем по охваченному мятежом городу. Тут и там валялись трупы, ветер нес запах пожаров.