Мечи Дня и Ночи
Капитан вел свою полусотню через горный хребет, на юг. Это был не обычный дозор, когда они вылавливали беглых или следили, не приближается ли враг. Агриас сказал, что Вечная ввела свои войска на землю Ландиса Кана и что вражеская кавалерия, судя по донесениям, уже движется через горные перевалы. Поэтому отряд выехал в полном боевом облачении: тяжелые кольчужные рубахи с наголовниками, панцири, шлемы с конскими плюмажами и бронзовыми носовыми стрелками. Каждый имел при себе лук с загнутыми концами, пятьдесят стрел, тяжелую кавалерийскую саблю и короткий меч, пристегнутый за левым плечом. Агриас сказал, что близится час решающего сражения. При этом он как будто не сомневался в благоприятном исходе, но Алагиру не понравились его глаза. В них был страх. Вождь ожидал, что его поддержит мощное повстанческое движение, но этого не случилось. Сам Ала-гир не слишком бы волновался о том, кто именно победит, если бы это не затрагивало его родину.
Последние из дренаев... Для молодого воина это были не просто слова. Потомки дренаев правили землями вокруг города Сигуса вот уже триста лет. Свои границы они держали закрытыми. Официально они подчинялись Вечной, платили ей дань и соблюдали ее законы, но жить продолжали по-старому. Такие понятия, как честь, благородство, доблесть и любовь к отчизне, внушались смолоду. Это сопровождалось уроками дренайской истории, и молодежь назубок знала имена тех, по чьим стопам ей предлагалось идти. Карнак Одноглазый, отстоявший Дрос-Пурдол против во много раз превосходившего врага. Эгель, первый Бронзовый Князь, строитель неприступных крепостей. Адаран, выигравший Войну Близнецов. Баналион, Белый Волк — он спас свое войско от разгрома на последней вентрийской войне и помог восстановить пошатнувшуюся империю. Были в этой истории и злодеи — не только иноземцы, покушавшиеся захватить Дренан, но и свои. Был наемный убийца Нездешний, который продался врагу и убил дренайского короля. Был вор Ласкарин, укравший легендарные Бронзовые Доспехи. О них рассказывали, дабы искоренить гордыню, могущую взойти вместо гордости в сердце дренайского юноши.
Предания о славных героях навсегда поселились в памяти Ала-гира, но мало что трогало его так, как история Друсса-Легенды.
Ночные тучи разошлись, день был ясен и свеж.
Проведя в дозоре несколько часов, Алагир повернул к биваку, которым они пользовались и раньше. Люди спешились, привязали коней, разожгли костры и принялись готовить обед. Алагир слез с седла с большим облегчением. Его любимый конь Напалас перед самым выездом потерял подкову, и адъютант Багалан одолжил ему другого. Этот новый всего пугался, даже раздувшегося от ветра плаща, вставал на дыбы и норовил понести. При каждом таком припадке Алагир поглядывал на юного Багалана, а тот с трудом сдерживал ухмылку.
— Чтобы я еще раз взял у тебя лошадь... — сказал капитан, когда они оба сошли с коней.
— Зато он резвый, — все еще борясь с бурным весельем, заверил юноша. — Просто беспокойный немного. — Мальчишка, как всем было известно, любил подшутить над другими, и Алагир винил одного себя за то, что ему доверился. — Притом вы всегда говорили, что можете ездить на всякой скотине, способной ходить под седлом.
Алагир отстегнул и снял шлем, стряхнул пыль с белого плюмажа. Откинул кольчужный наголовник, освободился от портупеи и растянулся на траве.
— Устали, дядя? — посочувствовал Багалан, садясь рядом.
— Не называй меня дядей.
— Отчего вы всегда так ершитесь после проведенной с девками ночи?
— Вовсе я не ершусь. А девки были что надо.
— У той, с которой вы ушли, была козья морда. Алагир вздохнул и сел.
— Я был пьян и не помню, как она выглядела. Да мне и дела нет, как. Сестра уверяла меня, что из тебя выйдет замечательный ординарец. Свое чувство юмора ты, наверно, унаследовал от нее. Ступай и принеси мне похлебки.
Юноша с ухмылкой зашагал к одному из костров. Он, конечно, был прав. Алагир сегодня не в духе, а шлюхи в лагере одна страшнее другой. Вот только одно с другим никак не связано.
Подошел сержант, прослуживший двадцать лет ветеран по имени Гильден.
— Хотите побыть в одиночестве? — спросил он. На его худощавом лице виднелись два белых шрама — они тянулись от правой скулы и пропадали в бороде. Вечное напоминание о стычке с беглыми джиамадами три года назад. Такие же рубцы остались у Гильдена на груди, руках и ногах. На спине ни одного — не такой он человек, чтобы показывать врагу спину.
— Нет. Садись. Твое общество мне всегда приятно. Гильден снял пояс и сел.
— Он парень ничего, капитан. Нахальный малость, это да. Вы десять лет назад были почти таким же.
— Десять лет назад я защищал родину и верил, что могу изменить мир.
— В восемнадцать лет все так думают.
— И ты тоже?
— Не упомню. Уж больно давно это было. Но то, что творится сейчас, крепко мне не по вкусу.
Алагир кивнул. Нет нужды вдаваться в подробности. Агриас поговаривает о защите портового города Сигуса и прилегающих к нему земель от нашествия с моря. А ведь они поддержали мятеж единственно для того, чтобы уберечь свою страну от войны, удержать границы и не допустить к себе джиамадов.
— Совет воспротивится этому плану, — произнес наконец Алагир.
— Там одни старики. В них силы ни на грош не осталось. Лукан, который высказывался против Агриаса, был самый лучший. Настоящий дренай, без упрека. Не заслуживал он ножа в спину за свои старания.
— Тени служат Вечной. Агриас тут ни при чем, — задумчиво заметил Алагир.
— Может, и так — только теперь уж никто слова не скажет ему поперек. — И Гильден выругался, что случалось с ним редко.
— Ну, об этом пока рано тревожиться, — сказал Алагир.
— Я человек неученый, только историю нашу знаю неплохо. Знаю, что все государства сначала возвышаются, а потом гибнут. Здесь раньше жили сатулы, а что они теперь? Прах. Мало кто о них помнит. Надирские орды пришли сюда и перебили их всех. А что теперь те же надиры? Прах. Всю свою жизнь я сражался за то, чтобы жили дренаи, но и мы, Алагир, умираем. Медленно, но верно. Не Агриас, так Вечная. Чума на них обоих!
— Тут я не спорю. Будущее ничего хорошего нам не сулит. Однако оно и раньше ничего хорошего не сулило, а мы пока еще живы. — Алагиру хотелось как-то приободрить старого солдата. — Вспомни о Дрос-Дельнохе, когда под ним стояли надиры Ульрика. Сотни тысяч воинов против горстки солдат да крестьян-добровольцев. Но крепость выстояла, а с нею и все дренаи.
— У них Друсс был.
— А у нас есть мы с тобой и еще пять тысяч таких же. Если уж придется помирать, Гиль, мы создадим собственную легенду.
— Это точно. — Гильдену явно полегчало, и он улыбнулся. — В жизни не видал шлюхи страшнее. На лошадь смахивает.
— На козу, — уточнил Алагир.
— Ну да, вы ведь из деревенских. У вас там про коз песни складывают.
— Врешь. Только про молоденьких козочек.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Пока Декадо ехал обратно в Петар, в голове у него прояснилось. Боль наконец прошла, и освобождение от нее было почти таким же блаженством, как поцелуй Вечной.
На улицах города появились люди, и наблюдалось что-то похожее на обычную жизнь. Джиамадов не было видно, но среди прохожих попадались солдатские патрули.
У дворца Ландиса Кана Декадо передал коня слуге и стал подниматься к парадному входу. Ему встретились две хорошенькие служанки, несущие свернутый ковер. Одна взглянула на него, и он улыбнулся. Девушка вскрикнула, бросила свой конец ковра и пустилась бежать. Вторая тоже выронила ковер и прижалась к стене, бледная, с расширенными глазами.
— Да не бойся ты, — сказал Декадо.
Она подхватила длинную юбку и ударилась вслед за подругой. Брошенный ковер развернулся, и Декадо увидел на нем засохшую кровь.
Он направился к себе, думая, скоро ли Вечная вернется в город. Теперь, когда ему думалось легче, ее появление там, в горах, казалось очень странным. Она редко выезжала куда-нибудь без охраны. И этот наряд... впрочем, он очень шел ей, ноги в кожаных штанах выглядели особенно стройными. В своих комнатах он снял сапоги и посмотрел, нет ли вина. Ему требовалось выпить, но вина не нашлось, и слуг поблизости не было — а если б и были, то убежали бы от него. Он снова натянул сапоги, собираясь выйти, и в это время к нему постучались.