Мечи Дня и Ночи
Гильден шумно перевел дух.
— У тебя в голове помутилось, парень. Наша работа — убивать эту нелюдь. Что, по-твоему, будет, когда сюда явится Ала-гир? Думаешь, он будет с тобой разговаривать? Он ненавидит зверье не меньше, чем я. Приди в себя, Ставут, и едем со мной.
— Я был бы рад повидать Алагира. Он мой друг, как и ты, Гильден. Я хотел рассказать ему о неприятельской армии, но это можешь сделать и ты, а я останусь с ребятами. — Ставут хотел уйти, но обернулся. — Мы не причиним вам вреда. Мы просто идем на север. Но если вы погонитесь за нами, то пожалеете.
— Так ты переметнулся на их сторону? Против нас? Нет, ты и вправду спятил.
— Убери свой лук, Гильден, и поезжай.
— Ты же знаешь, что мы вернемся.
— Я знаю, — процедил Ставут. — Знаю, что ваши дозоры насчитывают обычно пятьдесят человек, а у меня тут пятьдесят джиамадов. Вы, Легендарные, конечно, герои, и каждый десятерых стоит. Но мы только что прикончили примерно столько же солдат Вечной, а сами не потеряли ни одного. Не связывайтесь с нами, если не хотите своей погибели.
— Ты натравишь зверье на своих друзей? — ужаснулся Гильден.
В глазах у Ставута появился недобрый блеск.
— Троньте только моих ребят, и я сам вырежу тебе сердце!
— Я тебе это припомню, предатель, когда встретимся снова, — сказал Гильден и поскакал обратно к холмам.
Увидев коня, Скилганнон не поверил своим глазам. Это был белоснежный красавец с крепкими ногами, мощным крупом, длинной шеей и гордыми огненными глазами. С ним было еще шестеро лошадей, все оседланные, но всадники подевались куда-то.
Велев Аскари с Харадом оставаться на месте, чтобы не вспугнуть лошадей, Скилганнон стал потихоньку спускаться в ложбину. Он не отрывал глаз от белого скакуна, в котором сразу признал вентрийского чистокровку. Таких он в этом мире еще не видел. В его время кони этой породы стоили несколько сотен золотых рагов. На них ездили короли, принцы и полководцы.
Видя, что все кони, прижав уши, смотрят на него, он медленно опустился на траву и заговорил с ними тихо и ласково:
— Как вы здесь очутились, красавцы мои? И что за счастливцы на вас скакали? — Нарвав два пучка длинной травы, он встал и все так же медленно двинулся к лошадям. — Вас, поди, овсом кормят, но что ж поделать, больше ничего нет. — Лошади немного успокоились, но большой белый жеребец, высотой чуть ли не в семнадцать ладоней, поглядывал настороженно. — Вот, поешь, Храброе Сердце, — сказал Скилганнон, протягивая ему траву. Конь тряхнул головой и взял угощение. Скилганнон, поглаживая его стройную шею, увидел запекшуюся кровь на красивом, с серебряной отделкой седле. На двух других конях виднелись мелкие раны, у третьего в боку торчала сломанная стрела. — Э, да вы в бою побывали. А хозяев ваших убили или выбили из седла. — Продолжая оглаживать белого, Скилганнон взялся за повод и поставил ногу в стремя. Конь тут же взвился и помчался во весь опор. Скилганнон, успевший перекинуть другую ногу через седло, нашаривал ею второе стремя. Скорость, с которой мчался белый, изумляла и пьянила его. В прошлой жизни у него было несколько великолепных коней, и этот занял бы среди них достойное место. Он пока еще не раскусил нрав этого жеребца, но мощь скакуна просто ошеломляла. Ласково, но твердо Скилганнон стал разворачивать его обратно к холму, где остались Харад и Аскари. Конь, послушавшись натянутого повода, замедлил бег и встал, но, как только всадник ослабил бдительность, поддал задом. Скилганнон едва удержался в седле. Белый понес опять, подскакивая и взбрыкивая. Когда он снова пошел медленнее, Скилганнон, чуя неладное, вынул ноги из стремян и спрыгнул В тот же миг белый хлопнулся наземь. Скилганнон, дав ему подняться, тут же снова вскочил в седло.
— Ох и штукарь же ты, Храброе Сердце! Ну, теперь-то мы познакомились?
Белый опять помчался галопом, что, видимо, значило «нет».
Аскари смотрела на них, не отрываясь, завороженная красотой коня и почти сверхъестественным мастерством седока. Она ездила верхом всего два раза, и ей это очень понравилось, но лошадь, которую она брала у Киньона, была ездовой клячей, не слишком пригодной, чтобы ходить под седлом. Никакого сравнения с этим дивным животным.
— Видел ты когда-нибудь такое чудо? — спросила она Харада.
— Большой коняга, — сказал тот.
— А верхом ездить тебе приходилось?
— Раз только, мальчонкой, — улыбнулся Харад. — Не для меня это. Никак не мог приладиться. Через час у меня задница на плечах оказалась.
Аскари засмеялась и поцеловала его в щеку.
— С чего это ты?
— Приятно видеть, как ты улыбаешься.
Харад помрачнел, и она испугалась, что он обиделся. Потом она заметила, что он смотрит вниз. Всадники в тяжелых доспехах выезжали из леса и двигались, разворачивая ряды, к Скилганнону.
Алагир переоделся в свои старые латы. Бронзовые Доспехи, завернутые в одеяла, везли на одной из запасных лошадей. Эту кольчугу, в которой он был сейчас, носил еще его дед в битве при Ларнессе и отец при осаде Рабоаса. Наголовник и ворот подарил ему дядя Элингель, проносивший их всю Четырехлетнюю войну, которая покончила с готирской династией. Сабля, самая старая из его снаряжения, помнила войну Близнецов, отошедшую уже в область преданий.
В старых доспехах Алагир чувствовал себя гораздо уютнее, но это относилось скорее к его душе, а не к телу. Бронзовые Доспехи, как и обещал голос, сидели на нем как влитые и были куда легче его собственных. По правде сказать, он просто не считал себя их полноправным владельцем. Князь Регнак впервые надел их в Дрос-Дельнохе, во время войны, на которой пал Друсс-Легенда. После него их носили другие герои. То, что теперь они достались сошедшему с гор крестьянскому сыну, казалось почти кощунственным. Отношение к этому солдат смущало Алагира ничуть не меньше: люди, которых он знал с детства, взирали на него прямо-таки благоговейно и с невиданным прежде послушанием ловили каждое его слово.
Оказалось вдруг, что он стоит на особицу, и это вовсе не радовало его.
После второго землетрясения все ждали, какое решение примет новый князь. Вернется в лагерь или поведет их к каким-то иным свершениям? Он находил такую ответственность слишком большой для себя.
Потом он вспомнил о белом коне. Быть может, это был знак? Быть может, скакун предназначался для нового Бронзового Князя? Алагир не знал этого, но поиски убежавшего коня по крайней мере давали Легендарным занятие, а ему самому — время для раздумий.
Он так ничего и не придумал, когда из разведки вернулся Гильден. Сержант отдал командиру честь, чего на памяти Алагира ни разу не делал.
— Что там, Гил? Какие-то препоны?
— Возможно, и так. Я только что встретил вашего друга Ста-вута.
Алагир повеселел. Ставут — умная голова и может подсказать ответ на пару трудных вопросов.
— Что ж ты не взял его с собой? Для купца эти места опасны. Гильден снял шлем, откинул кольчужный капюшон и расчесал пятерней седые, промокшие от пота волосы.
— Я предлагал. Но он, было бы вам известно, путешествует теперь вместе с большущей стаей беглых джиамадов. Называет их своими ребятами. Я сказал, что в нашу работу входит их истреблять, а он мне знаете что ответил? Я сам, говорит, тебе сердце вырежу, если вы вздумаете на них напасть. Что вы на это скажете?
— Ставут так сказал? Мы говорим об одном и том же парне? Маленький такой, ездит на пароконной повозке и боится джиамадов, как огня?
— Он и есть. Только теперь он их не боится. Этих зверей с ним около полусотни. Он сказал, что научил их охотиться.
Алагир расхохотался.
— Чего вы смеетесь? — сердито спросил Гильден.
— Славная шутка, Гил. И ты хорошо ее продал. Не знал, что ты можешь быть таким остряком. Так где же он? Едет за тобой следом?
— Ничего себе шутки! У него одежда вся загваздана кровью. А его фуру возят двое зверей — и только попробуйте опять засмеяться. Это все правда. Что делать-то будем? Насчет джиков нам дан ясный приказ.