Эффект Лазаря
Твисп снова завернул свой лазер и упрятал его под сиденье.
Потом он отключил поле глушителя и взглянул на обрывки, бывшие их сетью.
– Почему ты обрезал сеть? – Голос Бретта был высоким, требовательным. Таким, словно парень вот-вот расплачется.
«Шок», подумал Твисп. «И потеря улова».
– Они порвали сеть, чтобы сож… чтобы добраться до него, – объяснил Твисп. – Мы бы все равно потеряли улов.
– Мы могли спасти хотя бы часть его, – пробормотал Бретт. – Треть была уже здесь, – Бретт хлопнул по палубе, и его серые глаза угрожающе уставились в неприветливое синее небо.
Твисп вздохнул. Он понимал, что выброс адреналина вызывает напряжение, которое нужно как-то разрядить.
– Нельзя включить глушилку, кода сети вытащены наполовину, – объяснил он. – Сеть должна быть или вся в воде, или вся снаружи. Во всяком разе, на этой дурацкой дешевой посудине… – Его кулак грохнул по борту.
«Я так же потрясен, как и малыш», подумал Твисп. Он глубоко вздохнул, пробежался пальцами по густым завиткам черных волос, чтобы успокоиться, и включил сигнал передатчика, предупреждающий о нападении рвачей. Это поможет им сориентироваться и успокоит Вашон.
– Потом они бы набросились на нас, – добавил Твисп. Он ущипнул пальцами бортовую ткань. – Это одинарная тонкая мембрана, два сантиметра толщиной – как полагаешь, что бы нас ожидало?
Бретт опустил глаза. Он поджал свои полные губы, потом чуть выпятил нижнюю. Потом отвел взгляд от Большого Солнца, восходящего на небосклон, чтобы присоединиться к своей сестринской звезде. Прямо под Большим Солнцем, как раз посреди горизонта, большой силуэт отбрасывал на воду оранжевые отблески.
– Дом, – тихо молвил Твисп. – Город.
Они находились в одном из близких к поверхности быстрых течений. Через час-другой они присоединятся к общей массе дрейфующего человечества.
– Круто мы влипли, – подытожил Бретт. – Мы разорены.
Твисп улыбнулся и откинулся назад, наслаждаясь солнцем.
– Верно, – признал он. – Зато живы.
Малыш хмыкнул, и Твисп закинул свои полутораметровые руки за голову. Локти торчали, словно два странных крыла, отбрасывая на воду причудливую тень. Квитс посмотрел озадаченно на свой локоть – как с ним иной раз случалось, стоило ему призадуматься об уникальности своей мутации. По большей части руки вечно путались у него под ногами – уж достать стопы кончиками пальцев он мог, не нагибаясь. Зато эти руки управлялись с сетями так ловко, будто были созданы для этого.
«А может, и были», подумалось ему. «Как знать?» Такие удобные в работе с сетями, во время сна они причиняли изрядные неудобства. Зато женщинам нравилась их сила и способность обнять целиком. Компенсация.
«Возможно, просто иллюзия безопасности», подумал он, и его ухмылка стала шире. Его жизнь была какой угодно, только не безопасной. Никто, уходящий в море, не может полагать себя в безопасности – а тот, кто может, или глуп, или мертв.
– А что Морской суд с нами сделает? – голос Бретта был тихим, еле слышным сквозь плеск волн и постоянное бормотание двух крикс.
Твисп продолжал наслаждаться дрейфом и солнечным теплом, согревающим лицо и руки. На миг он прикусил свои тонкие губы, затем ответил.
– Трудно сказать. Ты видел морянский маркер?
– Нет.
– А сейчас видишь?
Он прислушивался к тихому шороху волн и знал, что мальчик исследует горизонт. Твисп его и выбрал за его исключительные глаза. Глаза, да еще отношение к жизни.
– Ни следа, – сказал Бретт. – Должно быть, он был один.
– Непохоже, – возразил Твисп. – Моряне редко странствуют в одиночку. Конечно, случается и такое.
Твисп открыл глаза и увидел, что полуоткрытый рот Бретта выражает неприкрытый ужас. Глаза малыша округлились, словно немыслимые луны.
– А мы должны идти в суд?
– Да.
Бретт плюхнулся на палубу возле Твиспа, покачнув суденышко так сильно, что вода заплеснула через борт.
– А если мы не скажем никому? – спросил он. – Откуда они узнают?
Твисп отвернулся. Бретту предстояло многое узнать и о море, и о тех, кто в нем работает. Законов в море много, и по большей части неписаных. Для первого урока тяжеловато выходит – но чего можно ожидать от желторотого новичка? В Центре таких вещей не случалось. Жизнь там была… приятной. Для людей, населяющих внутренний круг Острова, сцилла и мури были обедом, а не живыми существами, чья жизнь оканчивалась последней яркой вспышкой в ладони рыболова.
– Морской народ за всем приглядывает, – сухо возразил Твисп. – Они узнают.
– Но рвачи, – настаивал Бретт, – они могли ведь добраться и до второго… если он вообще был.
– Ворсинки меха рвачей полые, – пояснил Твисп. – Для лучшей плавучести. Ныряльщики из них хреновые, – Твисп посмотрел на Бретта в упор и добавил: – А как насчет семьи, которая ждет этого парня дома? Вот и заткнись.
Он знал, что малыш обиделся – но какого черта! Если Бретт собирается связать свою жизнь с морем, ему следует поучиться, как на море жить. Никому не нравится подвергнуться внезапному нападению или оказаться покинутым. И никому не нравится оказаться на одной палубе с незатыкаемым треплом. К тому же Твисп уже предчувствовал близость Морского Суда и все связанные с ним неудобства, и решил, что пора бы ему начать размышлять над своими показаниями. Изловить в сеть одного из морских людей – дело серьезное, даже если это и не твоя вина.
Внушающие ужас могут стать особо опасными, когда добиваются власти. Они становятся демоничны при виде непредсказуемости окружающей их жизни. Видя силу в той же мере, как и слабость, держатся они исключительно слабости.
Не считая движений операторов и их случайных реплик, в Контрольном Центре Зондирования стояла тишина. От дневного света, разлитого над поверхностью, отделенной сотней метров водной толщи и толстыми стенами комплекса, исходил покой. Однако этот покоренный простор наполнял Кея Теджа тревогой. Он знал, что все его чувства смятены необычностью Морского Народа, окружением, чуждым для большинства островитян, но сам источник беспокойства оставался скрытым для него.
«Тишина какая», подумалось ему.
О толще воды над головой Тедж не беспокоился. Этот страх он преодолел, когда отбывал службу на островитянских субмаринах. Высокомерное отношение, которое он ощущал в окружавших его Морских людях – вот подлинный источник его беспокойства! Тедж посмотрел влево – туда, где стояли остальные наблюдатели, держась подальше от единственного в их компании островитянина.
ДжиЛаар Гэллоу склонился поближе к стоящей рядом женщине, Карин Алэ.
– Почему запуск отложен? – спросил он.
– Я слышала, – ответила Алэ мягким модулированным голосом, – кто-то говорил, что это приказ капеллана-психиатра… что-то в связи с благословением.
Гэллоу кивнул, и прядь светлых волос свалилась на его правую бровь. Он откинул ее назад небрежным движением. Гэллоу был едва ли не самым красивым мужчиной, которого Тедж когда-либо видел – этакий греческий бог, если можно доверять на сей счет истории. Будучи островитянским историком, Тедж истории доверял. Золотые волосы Гэллоу ложились длинными мягкими волнами. Его темно-синие глаза требовательно взирали на все окружающее. Его ровные белые зубы искрились в улыбках, не затрагивающих ничего, кроме рта – словно он просто демонстрировал великолепные зубы как принадлежность своего великолепного лица исключительно ради блага присутствующих. Поговаривали, что он перенес операцию по удалению перепонки между пальцами рук и ног – но это могло оказаться завистливой ложью.
Тедж исподтишка изучал Алэ. Ходили слухи, что моряне высказывали Алэ просьбу спариться с Гэллоу ради красивого потомства. Лицо Алэ представляло собой изысканно пропорциональный овал с полными губами и широко расставленными голубыми глазами. Ее носик, слегка вздернутый, отличался гладкой прямой переносицей. Ее кожа, великолепно оттеняемая темно-рыжими волосами, отливала прозрачно-розовым – Тедж еще подумал, что когда долг призывает ее на поверхность, ей требуются кремы и мази, чтобы уберечь кожу от неласковых солнц.