Торговый дом Гердлстон
— Фу! — воскликнул его отец, с отвращением оглядываясь на него. — Ты уже пил, хотя еще только утро.
— По дороге в контору я выпил коньяку с сельтерской, — равнодушно ответил Эзра. — Нужно же было взбодриться.
— Молодому человеку твоих лет вообще незачем взбадриваться. У тебя прекрасное здоровье, но не следует подвергать его таким испытаниям. Ты вернулся, должно быть, очень поздно. Я сам лег спать почти в час.
— Я играл в карты с майором Клаттербеком и еще кое с кем. Мы засиделись допоздна.
— С майором Клаттербеком?
— Да.
— Мне не нравится, что ты так много времени проводишь в обществе этого человека. Он пьет, играет в азартные игры — такое знакомство не принесет тебе пользы. Какую пользу он принес самому себе? Поберегись, а не то он тебя оберет! — Но, взглянув на смуглое хитрое лицо сына, коммерсант почувствовал, что подобное предупреждение излишне.
— Не беспокойтесь, отец, — обиженно ответил Эзра. — Я уже достаточно взрослый, чтобы уметь выбирать друзей.
— Но зачем тебе такой друг?
— Мне нравится знакомиться с людьми, принадлежащими к этому классу. Вы преуспевающий коммерсант, отец, но вы… Ну, в обществе вы мне особенно помочь не можете. Тут нужен человек, который знает там все ходы и выходы, — человек вроде майора. А когда я смогу обойтись без него, я сразу дам ему это понять.
— Ну, поступай как знаешь, — коротко ответил Гердлстон.
Этот суровый и безжалостный человек имел только одну слабость. Еще с тех пор, когда его сын был совсем мальчиком, все споры между ними заканчивались этой фразой.
— Однако сейчас время заниматься делом, — продолжал коммерсант. — Ну так и будем заниматься делом. Я вижу, что иллинойсские стояли вчера на ста двенадцати пунктах.
— Сегодня утром они стоят на ста тринадцати.
— Как, ты уже побывал на бирже?
— Да, я зашел туда по пути в контору. Я бы попридержал их. Они будут подниматься еще несколько дней.
Старший партнер сделал пометку на полях списка.
— Хлопок, какой у нас есть, мы пока придержим, — сказал он.
— Нет, продавайте немедленно, — решительно ответил Эзра. — Вчера вечером, а вернее, сегодня утром, я видел молодого Феверстона из Ливерпуля. Разобрать, что говорил этот дурак, было трудно, но, во всяком случае, ясно одно: в ближайшее время хлопок упадет.
Гердлстон сделал в списке еще одну пометку. Он давно уже без колебаний следовал советам сына, так как долгий опыт показал ему, что они всегда были основательны.
— Возьми этот список, Эзра, — сказал он, протягивая ему лист. — и просмотри его. Если заметишь что-нибудь, что требует перемен, сделай пометку.
— Я займусь этим в конторе, — заметил его сын. — Надо же приглядывать за лентяями-клерками. Гилрею не под силу держать этих бездельников в руках.
В дверях Эзра столкнулся с пожилым джентльменом в белом жилете — тот как раз собирался войти и от плеча Эзры отлетел прямо на середину кабинета, где обменялся со старшим Гердлстоном самым сердечным рукопожатием. Судя по любезности, с которой последний приветствовал своего посетителя, это, несомненно, был человек влиятельный. И действительно, коммерсанта навестил не кто иной, как известный филантроп мистер Джефферсон Эдвардс, член парламента от Мидлхерста, чья подпись на векселе не многим уступала в солидности подписи самого Ротшильда.
— Как поживаете, Гердлстон, как поживаете? — восклицал гость, утирая лицо носовым платком. (Он был невысок, суетлив и отличался резкими, нервными манерами.) — Как всегда в трудах, э? Ни минуты безделья. Удивительный человек. Ха-ха, удивительный!
— Вы как будто разгорячились, — ответил коммерсант, потирая руки. — Разрешите предложить вам кларета. У меня в шкафу найдется бутылочка.
— Нет, благодарю вас, — ответил гость, глядя на главу фирмы, как на какую-то ботаническую диковинку. — Необычайный человек! В Сити вас называют «Железный Гердлстон». Хорошее прозвище, ха-ха, превосходное — железо, жесткое на вид, но мягкое здесь, мой дорогой сэр. — Филантроп постучал тростью себя по груди в том месте, где расположено сердце, и громко рассмеялся, а его угрюмый собеседник слегка улыбнулся и наклонил голову, благодаря за комплимент.
— Я пришел сюда просителем, — сообщил мистер Джефферсон Эдвардс, извлекая из внутреннего кармана внушительный список. — И знаю, что пришел туда, где проситель не встретит отказа. «Общество по эволюции туземного населения», дорогой мой, и для того, чтобы учредить его, требуется лишь несколько сотен фунтов. Благородная цель, Гердлстон, чудесная задача!
— Но какова же цель? — спросил коммерсант.
— Ну, эволюция туземцев, — слегка растерявшись, ответил Эдвардс. — Так сказать, дарвинизм на практике. Заставить их эволюционировать в высшие типы и в конце концов сделать их всех белыми. Профессор Уилдер прочел нам об этом лекцию. Я пришлю вам экземпляр «Таймса» с отчетом о ней. Он говорил про их большие пальцы. Они не могут загнуть их на ладонь, и у них есть рудименты хвоста — то есть были… до тех пор, пока не исчезли благодаря образованию. Волосы на спине они вытерли, прислоняясь к деревьям. Изумительно! Им требуется только немножко денег.
— Мне кажется это весьма похвальная цель, — с глубокой серьезностью произнес Гердлстон.
— Я не сомневался, что вы это скажете! — восторженно воскликнул коротышка-филантроп. — И, разумеется, поскольку вы ведете торговлю с африканскими аборигенами, их развитие и эволюция, несомненно, чрезвычайно для вас важны. Если, например, вам придется продавать свои товары человеку, обладающему рудиментом хвоста и неспособному загнуть собственный большой палец, это же… это же очень неприятно. Мы стремимся повести их вверх по лестнице человечества и облагородить их вкусы. Хьюэтт, член Королевского Общества, примерно год назад отправился собирать сведения по этому вопросу, но произошел чрезвычайно прискорбный инцидент. Если не ошибаюсь, Хьюэтта постигло какое-то несчастье… Некоторые даже утверждают, будто его съели. Как видите, мой дорогой друг, у нас имеются даже свои мученики, и мы, те, кто остается дома и не несет никаких тягот, во всяком случае, обязаны по мере сил поддерживать такое благое начинание.
— Кто уже подписал? — спросил коммерсант.
— Дайте-ка взглянуть, — ответил Джефферсон Эдварде, разворачивая подписной лист. — Спригс — десять; Мортон — десять; Уиглуорт — пять; Хокинс — десять; Индерман — пятнадцать; Джонс — пять… и еще многие подписались на меньшие суммы.
— А какой пока наибольший взнос?
— Индерман, импортер табака, пожертвовал пятнадцать фунтов.
— Это — благое дело, — сказал мистер Гердлстон, макая перо в чернильницу. — «Рука дающего…» Вы знаете, что говорится в Писании. И, разумеется, список жертвователей будет опубликован в газетах?
— Непременно!
— Вот от меня чек на двадцать пять фунтов. Я горжусь этой возможностью внести свою лепту в дело возрождения несчастных, которых провидение поставило более низко, чем меня.
— Гердлстон! — с чувством сказал член парламента, пряча чек в карман. — Вы прекрасный человек. Я этого не забуду, друг мой, я этого никогда не забуду.
— У богатства есть свои обязанности, и оказание помощи нуждающимся — одна из них, — проникновенно ответил Гердлстон, пожимая протянутую руку филантропа. — До свидания, дорогой сэр. Будьте добры известить меня, если наши усилия увенчаются успехом. В случае, если понадобятся еще деньги, вы знаете, к кому можно обратиться.
Когда старший компаньон закрывал дверь за своим посетителем, на его суровом лице мелькнула ироническая улыбка.
— Выгодное помещение капитала, — пробормотал он, вновь усаживаясь. — Он пользуется влиянием в парламенте и очень богат, так что выгодно и потратиться, чтобы сохранить с ним хорошие отношения. И в списке это выглядит отлично и внушает доверие. Да, да, эти деньги не брошены на ветер.
Когда прославленный филантроп проходил через контору. Эзра вежливо ему поклонился, а Гилрей, сухонький старший клерк, поспешил распахнуть перед ним дверь. Проходя мимо. Джефферсон Эдвардс повернулся и хлопнул старика по плечу.