В Сиреневой Сторожке
Бэйнс молча подвел нас к раковине и поднял над ней свечу. По ней раскиданы были туловище и конечности зверски растерзанной, с неощипанными перьями крупной белой птицы. Холмс указал на оторванную голову с красным жабо на шее.
— Белый петух, — сказал он. — Чрезвычайно интересно! Случай в самом деле весьма любопытный.
Но самое зловещее мистер Бэйнс приберег напоследок. Он вытащил из-под раковины цинковое ведро, полное крови. Потом взял со стола и показал нам большое плоское блюдо с горой изрубленных и обгорелых костей.
— Здесь убивали и жгли. Это все мы выгребли из топки. Утром у нас был тут врач. Говорит, кости не человеческие.
Холмс улыбался, потирая руки.
— Должен вас поздравить, инспектор: вам достался очень необычный и поучительный случай. Надеюсь, вас не обидит, если я скажу вам, что ваши способности выше тех возможностей, какие открыты перед вами.
Маленькие глазки Бэйнса засверкали от удовольствия.
— Вы правы, мистер Холмс. Нас тут, в провинции, губит застой. Такой случай, как этот, для человека редкая удача, и я постараюсь не упустить ее. Что вы скажете об этих костях?
— Кости ягненка, сказал бы я, или козленка.
— А о белом петухе?
— Любопытно, Бэйнс, очень любопытно. Я бы даже сказал — уникально!
— Да, сэр, в этом доме жили, наверно, очень странные люди, и уклад у них был очень странный. Один из них погиб. Может быть, его слуги проследили его и убили? Если так, мы их перехватим; во всех портах стоят у нас посты. Но, на мой взгляд, тут другое. Да, сэр, на мой взгляд, тут нечто совсем другое.
— Значит, у вас есть своя теория?
— И я проверю ее сам, мистер Холмс. Мне это послужит к чести. Вы уже составили себе репутацию, а мне свою надо еще только утверждать. Хотелось бы мне, чтобы потом я мог говорить, что решил задачу без вашей помощи.
Холмс добродушно рассмеялся.
— Ладно, инспектор, — сказал он. — Ступайте своим путем, а я пойду своим. Если я чего-то достигну, все будет к вашим услугам по первой вашей просьбе. Пожалуй, я видел в доме все, что было нужно; и мое время может быть потрачено с большей пользой где-нибудь еще. All revoir note 1, желаю вам успеха. По множеству тонких признаков, которые, верно, никому, кроме меня, ничего не сказали бы, я видел, что Холмс напал на след. Сторонним наблюдателям он показался бы спокойным, как всегда; и тем не менее в его посветлевших глазах, в живости его движений ощущалась какая-то еле сдерживаемая страстность и какая-то напряженность, позволявшие мне заключить, что гон начался. Холмс по своему обыкновению ничего не говорил, а я по своему — не задавал вопросов. С меня было довольно и того, что я участвую в охоте и оказываю другу посильную помощь, не отвлекая его ненужными расспросами от неотступного размышления. В положенное время он сам обратится ко мне.
Итак, я ждал, но, к своему все возрастающему разочарованию, ждал напрасно. Проходил день за днем, а друг мой не предпринимал никаких шагов. Как-то он съездил утром в город, и по одному брошенному вскользь замечанию я понял, что он заходил в Британский музей. Если не считать этого единственного случая, он проводил свои дни в долгих и нередко одиноких прогулках или в разговорах с местными кумушками, с которыми завел знакомство.
— По-моему, Уотсон, неделя в деревне принесет вам неоценимую пользу, — заметил он однажды. — Так приятно увидеть опять первые зеленые побеги на живой изгороди и сережки на орешнике! С лопатой в руке, с ботанизиркой и кратким определителем растений тут отлично можно отдохнуть, расширяя при том свои знания.
Он и сам бродяжил в таком снаряжении, но вечерами мог предъявить довольно скудный сбор трав и цветов.
В наших прогулках мы иногда набредали на инспектора Бэйяса. Толстое, красное его лицо, когда он здоровался с моим спутником, собиралось в складки от широкой улыбки, маленькие глазки поблескивали. О розысках своих он говорил немного, но из этого немногого мы могли заключить, что и он вполне доволен ходом дела. Все же, признаюсь, я порядком удивился, когда дней через пять после убийства, развернув утром газету, я увидел набранное огромными буквами:
ТАЙНА ОКСШОТТА РАСКРЫТА ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ УБИЙЦА АРЕСТОВАН
Холмс, как ужаленный, подскочил в своем кресле, когда я прочитал вслух эти заголовки.
— Быть не может! — вскричал он. — Это что ж означает, что Бэйнс его накрыл?
— Очевидно, так, — сказал я, пробежав глазами следующую заметку.
«Сильное волнение охватило город Эшер и его окрестности, когда вчера поздно вечером распространилось известие об аресте, произведенном в связи с Оксшоттским убийством. Наши читатели, вероятно, помнят, что мистер Гарсия из Сиреневой Сторожки был найден мертвым на Оксшоттском Выгоне, причем на его теле были обнаружены следы, с несомненностью говорящие о насильственной смерти; и что в ту же ночь его лакей и повар сбежали, что наводило на мысль об их соучастии в убийстве. Есть предположение, очень вероятное, хотя и недоказанное, что покойный хранил в доме ценности, похищение которых и явилось мотивом преступления. Инспектор Бэйнс, ведущий это дело, прилагал все усилия к обнаружению места укрытия преступников и не без оснований полагал, что они не могли сбежать далеко, а укрылись в каком-то заранее подготовленном убежище. Однако с самого начала представлялось несомненным, что беглецы непременно будут обнаружены, так как повар, по свидетельству двух-трех разносчиков, мельком видевших его в окно, обладает чрезвычайно приметной внешностью: это очень рослый и на редкость безобразный мулат с желтоватым лицом резко выраженного негритянского склада. Человека этого уже видели после свершения убийства: констебль Уолтерс обнаружил его и пытался преследовать, когда тот в первый же, вечер имел дерзость наведаться в Сиреневую Сторожку. Рассчитав, что для такого посещения мулат должен был иметь какую-то цель и, значит, по всей вероятности, повторит свою попытку, инспектор Бэйнс оставил дом пустым, по поместил засаду в кустах. Ночью мулат попал в ловушку и был схвачен после борьбы, в которой этот дикарь жестоко укусил констебля Даунинга. После первых допросов арестованного полиции, очевидно, разрешат дальнейшее содержание его под стражей, и его поимка вселяет надежду, что Оксшоттская тайна будет вскоре раскрыта».
— Нужно немедленно повидаться с Бэйнсом! — закричал Холмс. — Времени в обрез, но мы еще успеем застать его дома.
Мы быстро прошли деревенскую улицу и, как и ожидали, захватили инспектора при выходе из дому.
— Читали, мистер Холмс? — спросил он, протягивая нам газету.
— Да, Бэйнс, читал. Не примите в обиду, но я позволю себе подружески предостеречь вас.
— Предостеречь, мистер Холмс?
— Я и сам вникал в это дело, и я уверен, что вы на ложном пути. Не хочется мне, чтобы вы слишком долго блуждали понапрасну, пока убедитесь в этом сами!
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Холмс.
— Уверяю вас, я говорю это, желая вам добра.
Мне показалось, будто Бэйнс чуть подмигнул одним своим крошечным глазом.
— Мы условились, что будем работать каждый сам по себе, мистер Холмс. И я следую уговору.
— Ага, очень хорошо, — сказал Холмс. — Так уж не ругайте меня потом.
— Зачем же, сэр? Я вижу, что вы со мной по-хорошему. Но у каждого своя система, мистер Холмс. Вы действуете по своей, а я, может, по своей.
— Не будем больше об этом говорить.
— Я всегда с удовольствием поделюсь с вами новостями. Этот парень совершенный дикарь, силен, как ломовая лошадь, и свиреп, как черт. Он Даунингу чуть совсем не откусил большой палец, пока мы с ним совладали. Он по-английски ни слова, и мы ничего не можем вытянуть из него — мычит и только.
— У вас, вы думаете, есть доказательства, что он убил своего хозяина?
— Я этого не говорю, мистер Холмс. Не говорю. У нас у каждого своя дорожка. Вы пробуете идти по вашей, я по своей. Ведь так мы договорились?
— Не пойму я этого человека, — сказал, пожимая плечами, Холмс, когда мы вышли от инспектора. — Сам себе яму роет. Что ж, попробуем, как он говорит, идти каждый своей дорожкой и посмотрим, что из этого получится. А все-таки этот инспектор Бэйнс не так прост — я тут чего-то не понял.