Троцкий. Мифы и личность
Главную же поддержку народу Израиля оказывал, как это следовало из «Священного Писания», сам Бог. Знание о том, что Господь вывел иудеев из Египта, дал им заповеди праведной жизни и затем неоднократно спасал их от гибели, не могло не наполнять душу ребенка гордостью за свою принадлежность к Богоизбранному народу. Вероятно, смысл поучений наставников Лейбы был тот же, что и в словах еврейского историка С.М. Дубнова, который писал: «Бог избрал еврейский народ и дал ему заповеди правды и добра. Этих заповедей еврейский народ должен держаться и не подражать обычаям других народов. Евреи должны в своей жизни отличаться, отделяться от других народов, а также отделяться от всего нехорошего, языческого».
Лейба узнавал, что в тех случаях, когда евреи изменяли заветам Бога, поклонялись идолам других народов, принимали чужие обычаи или брали в жены иноплеменных женщин, их ждала страшная и неумолимая кара. Суровые наказания, понесенные древними иудеями за свои грехи, напоминали верующим о том, как важно в точности соблюдать предписания «Священного Писания». В невидимом государстве раввины играли роль правительства и судей, истово следя за исполнением закона Торы. Своей строгостью иудейский кодекс поведения и система контроля за его соблюдением мало отличались от соответствующих законов и методов их воплощения в жизнь, существующих в любом традиционном обществе, включая первобытные племена. Однако в отличие от первобытных племен, в иудейском законе все эти правила были давным-давно записаны. Более того, 613 правил поведения для каждого верующего еврея, изложенные в Пятикнижии, были существенно развиты и многократно дополнены в шеститомном сочинении «Мишна» («Повторение», или «Второучение»), составленном около 200 года до н. э. и представлявшем собой около 4000 суждений по различным вопросам обыденной жизни. «Мишна» была, в свою очередь, прокомментирована в сочинении «Гемара» (это переводится и как «Учение», и как «Дополнение»), Около 500 года н. э. «Мишна» и «Гемара» были объединены в «Талмуд».
С 10 лет дети начинали изучать Талмуд, и это занятие, по словам М. Грулева, у правоверных евреев «продолжается бесконечно, до гробовой доски». Для детей же освоение Талмуда было нелегким делом.
Разбирая Талмуд, советский исследователь иудейской религии А.Б. Ранович отмечал: «По форме изложения Гемара представляет собой самую дикую сумбурную схоластику, передающую устные словопрения без всякой литературной обработки. При этом казуистика раввинов очень часто вращается вокруг совершенно беспочвенных, практически нелепых и теоретически немыслимых положений. А если к тому же учесть, что Гемара написана на варварском диалекте, со множеством искаженных греческих, латинских и персидских слов и что никаких знаков препинания (кроме точки изредка) в печатных изданиях нет, можно себе представить, какое ужасное действие должно было производить изучение Талмуда на детей». Не удивительно, что ученики хедера с трудом понимали изучавшиеся тексты, а учитель, теряя терпение, их сурово наказывал.
И все же, как ни сложны и запутаны были талмудические тексты, усилия по их освоению приносили свои плоды. Вера в особое покровительство Бога тем, кто свято выполняет его заветы, воодушевляла учеников. Поскольку рассуждения мудрецов, записанные в Талмуде, касались не только Бога и молитвенных ритуалов, но и давали многочисленные ответы на вопрос: «Что такое хорошо, а что такое – плохо», то они служили детям ключом к пониманию тех правил, которые определяли жизнь в окружавшем их обществе. Многие из этих правил помогали им впоследствии ладить с окружающими. При этом их учителя нередко ссылались на рассказ про одного из основоположников иудейской мудрости Гиллеля, который, в ответ на просьбу язычника изложить ему суть еврейской веры в двух словах, сказал: «Что тебе неприятно, того не делай другому – вот суть Закона; все остальное – лишь объяснение к этому. Ступай и учись!»
Постоянное изучение Талмуда способствовало и общему интеллектуальному развитию детей. Запоминание многочисленных текстов тренировало память и развивало навыки, необходимые для изучения любого предмета. Одновременно дети осваивали древнееврейский язык, семитская основа которого коренным образом отличалась от привычного для них идиша, сложившегося на основе немецкого языка. Таким образом у детей возникали привычки полиглотов и вырабатывались приемы, необходимые для изучения самых разных языков мира. Поскольку во многих частях Талмуда излагались различные диспуты, то ученики осваивали умение аргументировать те или иные положения и быстро ориентироваться в ученых спорах. Так как эти аргументы опирались на житейскую мудрость, выраженную в афористичной форме, и были изложены с юмором, а спорящие прибегали к ярким образам, то знакомство с талмудическими диспутами вооружало учеников мудрыми изречениями, умением выражать мысль афористично, остроумно и красноречиво.
В то же время разгадывание талмудических головоломок, в ходе которого учителя помогали своим воспитанникам находить скрытый смысл в туманных высказываниях древних раввинов, приучало учеников внимательно вчитываться в тексты, вслушиваться в речи людей, стремясь разгадать то, что зачастую скрывалось за словесной формой. Иудаистское богословие выразило в понятии «йеш» представление о сути предмета, глубоко спрятанной за его внешними покровами. Освоение талмудистского богословия воспитывало стремление к поиску сущностного, скрываемого за поверхностным, способствовало развитию аналитического мышления. Видимо, не случайно многие выдающиеся ученые, включая Спинозу, были учениками иудейских богословских школ.
Несмотря на то что иудейское богословие и развивавшаяся на его основе еврейская философия старались сохранять самобытный характер, за тысячелетия активных международных контактов еврейская мысль испытала немалое влияние богословов и философов других стран. Это отразилось и в творчестве таких выдающихся мудрецов Израиля, как Гиллель и Маймонид. Порой эти влияния приходили издалека. Так, по мнению Л. Брауна, мистическое учение «каббалы» (по одному переводу – «принятие» или «восприятие», по другому переводу – «предание») было принесено «через третьи руки» из Индии благодаря общению евреев с исламской сектой суффииев в Персии. Впоследствии эта мистическая ветвь иудаизма повлияла на возникновение влиятельных сект Саббатая Цеви (саббатианцы) и Якова Франка (франкисты), руководители которых провозглашали себя мессиями. Отражение в иудейском духовном наследии многих идейных достижений разных стран и народов облегчало ее знатокам знакомство с философскими и богословскими учениями всего мира.
Однако погруженность в иудейское богословие имела и свои теневые стороны. Хотя раввины изображали Талмуд надежным источником универсальных знаний по всем вопросам мироздания, многие записанные в нем высказывания раввинов отражали относительно невысокий уровень развития науки античности и раннего средневековья. Приведя ряд нелепых высказываний из Талмуда относительно устройства Вселенной, М. Грулев замечал: «Подобно правоверным мусульманам в отношении Корана, благочестивые евреи были глубоко убеждены, что сокровеннейшие знания таятся только в Талмуде; что чего нет в Талмуде – то ложно и вредно знать, и, во всяком случае, всё решительно доступно пониманию и знанию талмудиста».
Высмеивая самоуверенность и высокомерие бывших питомцев хедеров, М. Грулев вспоминал: «Поучительный факт из моей юношеской жизни… Беседуют два еврея, оба научившиеся читать по-русски. Один читает другому написанную на русском языке маленькую брошюрку по физике, где часто повторялась фраза – «само собой разумеется», но оба собеседника, видимо, ничего не понимают в прочитанном и с крайним удивлением поглядывают друг на друга, взаимно спрашивая и удивляясь, что ничего не понимают… «Поняли вы что-нибудь, реб Ицхок?» «Ничего не понимаю! А вот тут все твердят «само собой разумеется»; а ведь мы, слава Богу, умеем читать по-ихнему, и всё ихнее понимаем». «А может быть тут что-нибудь такое, чего мы не знаем?» «Э, что там у них может быть такое, чего «гморе-коп» (талмудская голова. – Прим. М. Грулева) может не знать?»