Дом там, где сердце

– А ваша сестра? Расскажите мне о ней, если, конечно, это не слишком личный вопрос, – робко попросила Мюйрин, вспо­миная, как он помрачнел утром, когда она упомянула Барнакиллу.
Но на этот раз Локлейн улыбнулся.
– Циара очень талантливая девушка, умная, сообразитель­ная, прекрасно шьет, готовит, убирает. Она выполняла у Авгу­стина работу по дому, хотя в последнее время больше занима­лась шитьем и стиркой.
– Почему же?
Локлейн незаметно ушел от ответа, сказав лишь:
– Мы почти приехали.
Он рассеянно поправил ее локон, выбившийся из-под шля­пы, и его теплые пальцы легко скользнули по ее мягким ще­кам.
Он улыбнулся.
– Прекрасна, как с картинки.
Он чуть было не стукнул себя по лбу, поняв, что болтнул что-то непристойное женщине прямо перед похоронами еемужа. Но она, похоже, не заметила этого комплимента и просто поблагодарила его, натягивая перчатки.
Он вылез из коляски первым и помог спуститься Мюйрин, схватив ее под руки и прижав к себе, и отпустил, лишь когда она твердо стояла на ногах. Затем он взял ее за руку и подвел к краю могилы. Он укутал ее своим плащом и прижал ее к себе, чтобы во время церемонии она чувствовала, что он рядом.
Локлейн был действительно странный – то добрый, нежный и улыбающийся, а в следующую минуту – уже мрачный и над­менный. И все же она была рада, что он не мог видеть ее лицо, на котором словно замерзли слезинки от непогоды. Она так и не заплакала во время церемонии, и отец Бреннан бросал на нее беспокойные взгляды, ведь она стояла неподвижно и лицо ее не отражало никаких переживаний.
Когда она наклонилась, чтобы бросить в могилу первую горсть земли, отец Бреннан поймал взгляд Локлейна и глазами при­гласил его пройти в ризницу.
– Мюйрин, вы не желаете зайти внутрь, пока закапывают могилу? – мягко спросил Локлейн, наклонив к ней голову.
– Нет, право же, мне будет лучше в коляске, – ответила она, и при мысли, что же делать дальше, слезы полились у нее из глаз.
Он проводил ее до коляски и помог забраться внутрь.
– Располагайтесь здесь. Я скоро вернусь. Нужно дать отцу Бреннану немного денег на пожертвования. Что-то не так? – спросил он без предисловий, как только вошел в риз­ницу.
– Просто я немного волнуюсь за эту бедную девушку, вот и все. Похоже, она держит горе в себе, стараясь быть сильной. Ей это не пойдет на пользу.
– Горе принимает разные обличья, – сказал Локлейн, не­ловко пожав плечами. – Могу вас уверить, что она плакала вчера перед сном.
– Я понимаю, и все же не позволяйте ей переутомляться. Локлейн нахмурился.
– Я едва ли могу указывать ей, что делать, не так ли? В кон­це концов, я лишь работаю на нее.
– Вы знаете, о чем я, и, думаю, вам не стоит хитрить. И если она согласится поехать с вами в Барнакиллу, убедитесь, чтобы она не переусердствовала в своей решимости.
Локлейн вздохнул.
– Я позабочусь о Мюйрин, отец, обещаю вам. Она не за­служивает такого несчастья. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей, если она поедет со мной.
– Вот и хорошо. А теперь идите, а не то она там замерзнет. Удачи вам обоим, и да пребудет с вами Господь!
– Аминь, святой отец, – от чистого сердца произнес Ло­клейн и перекрестился. После этого он направился к ожидав­шей его коляске.
С этой неприятной обязанностью покончено, но впереди его ждет еще менее приятная. Локлейн знал, что должен выполнить ее как можно скорее по возвращении в «Гресхем», поскольку им нужно освободить комнату до шести.
Жидкие лучи январского солнца просачивались через окна коляски, когда они молча возвращались в отель.
– Кажется, снега стало больше, – упавшим голосом про­ронила она, прижавшись к Локлейну в попытке согреться.
Он обнял ее.
– Знаете, я думаю, что нам действительно лучше подумать о возвращении в Барнакиллу. В конце концов, погода может не измениться, а там вам будет лучше, чем в отеле.
Все это, конечно, выглядело полнейшей ерундой, но это был один из способов начать разговор об их скором отъезде, не за­трагивая всей правды до тех пор, пока он не будет уверен, что Мюйрин готова ее услышать.
Ей все еще было не по себе от осознания всей важности решения ехать в Барнакиллу. В конце концов, тем самым она оборвет все нити, связывающие ее с прошлым, если рискнет уехать в полную безвестность с этим таинственным незна­комцем. В то же время она прекрасно себе представляла, что ждет ее в Финтри.
Она вздохнула и опустила голову на подушку сиденья. Какое-то время она сидела, уставившись в потолок.
Наконец она произнесла:
– Думаю, вы правы. Нет смысла откладывать неприятные дела на потом, правда? Я должна разобраться со всем этим как взрослый человек, взять на себя обязанности в Барнакилле как жена Августина.
– Пока что у вас это получается.
Мюйрин взглянула на него, смущенно улыбнувшись.
– Я знаю, вам это может показаться смешным, Локлейн, но я всегда чувствовала, что меня ожидают серьезные испытания. Я хочу сказать, что никогда не тратила времени на пустые меч­тания, не задумывалась над тем, за кого я выйду замуж, какой у меня будет дом, какие балы, званые вечера. Я всегда мечтала о приключениях, о том, чтобы сделать что-то самостоятельно, без помощи родителей и без чьих-либо указаний. Наверное, я кажусь вам скучной… или самонадеянной.
– Вовсе нет. Продолжайте.
– Ну, Августин не много мне рассказывал о Барнакилле, го­ворил лишь, что ему нужна хорошая жена, чтобы вела там хо­зяйство. Понимаете, я хочу сказать, что вышла за него не из корысти, не ради поместья. Вы должны это понять.
– Я все понимаю.
Если бы ради этого, детка, ты была бы сильно разочарована, язвительно подумал он.
– Это вызов. Я хочу сказать, что однажды появился человек, который выбил почву у меня из-под ног, сказал, что я ему нуж­на, что он любит меня. Все это казалось слишком прекрасным для такой простой девушки, как я, чтобы быть правдой, но такая уж я есть. Мне следовало догадаться, что счастье мое будет длиться недолго. Но, размечтавшись о прекрасном будущем, которое нарисовала в своих мыслях, как я могу теперь вернуть­ся в Финтри, к своей прежней жизни? Я вышла за Августина по многим соображениям, не только потому, что я, как мне показалось, влюбилась. И эти причины остались. Вот теперь мне бы хотелось услышать, что вы обо всем этом думаете, – она вопросительно посмотрела на него.
– О чем, моя дорогая?
– Ошибаюсь ли я, думая, что такая глупышка, как я, сможет изменить что-то в Барнакилле? Лишь глупая самонадеянность заставляет меня поверить, что я смогу управлять поместьем, если вы согласитесь научить меня, подставить мне свое плечо, если я оступлюсь, а этого, конечно, не миновать.
Как раз в этот момент коляска остановилась у отеля. Локлейн серьезно смотрел на нее. Взяв ее нежную ручку, он ответил:
– Вы не глупышка. Я знаю, что вы сможете многое изменить, Мюйрин. Я убежден в этом. И обещаю, что никогда вас не остав­лю, до тех пор, пока буду нужен вам. Я даю слово.
Ее аметистовые глаза смотрели в его серо-стальные, устрем­ленные на нее, – и все ее сомнения развеялись словно дым.
– Тогда пойдем наверх собирать вещи. Скажите извозчику Падди, пусть подготовит несколько повозок.
Локлейн помог ей выбраться из коляски и пошел за ней в но­мер. Войдя, она сразу же принялась собирать чемоданы, но он осторожно взял ее за руку и попросил присесть рядом с ним на минуту.
Мюйрин удивленно взглянула на него:
– Если вы считаете, что я приняла решение во время по­ездки слишком поспешно…
– Да, действительно, но не по той причине, о которой вы подумали, – сказал он, усаживая ее у угасающего камина. – Я должен быть честен с вами. Я хочу, чтобы наши отношения были совершенно искренними, коль я собираюсь помочь вам во всем.
– Хорошо, – согласилась она, внезапно почувствовав при­ступ боли у основания позвоночника.
– Вот так. Мне очень неприятно сообщать вам об этом сра­зу после смерти Августина, но правда заключается в том, что Барнакилла практически разорена.