Ирландская принцесса

Гэлан растащил малышей, и они захлопали глазенками, все еще пыхтя и отдуваясь. Конная торопливо провел рукавом под носом, и Гэлан увидел, что лицо его залито слезами. Второй мальчишка был года на три старше и на две головы выше, однако под глазом его уже набухал здоровенный синяк. Пендрагон взял драчунов за шиворот, чтобы они не удрали.
— Я слушаю! — грозно сказал он.
Коннал с ненавистью посмотрел на своего противника и прошипел сквозь стиснутые зубы:
— Огги врет!
— Лучше заткнись, малявка!
— Врешь, врешь! — И Коннал ринулся в атаку, молотя кулаками Огги в живот.
Гэлан вздохнул, снова растащил драчунов в стороны и спросил:
— Что он сказал, малыш?
— Он назвал мою маму шлюхой!
Пендрагон посмотрел на второго драчуна. Огги уставился на свои босые ноги, готовый провалиться от стыда сквозь землю.
— Коннал, тебе известно, что означает это слово?
— Нет, — признался тот, шмыгая носом, — но он говорит, что это значит вот что! — И мальчик неумело воспроизвел неприличный жест.
Гэлан подтащил Огги к себе и прошипел:
— Если ты еще раз посмеешь сказать такое о любой женщине — пеняй на себя! — Огги затрясся от страха. — Мне придется поговорить с твоим отцом! — Он отпустил драчунов и выпрямился. — А теперь ступай домой!
Забияку как ветром сдуло.
Гэлан встал на колени и вытер замурзанную мордашку принца.
— Я тебя ненавижу и хочу, чтобы ты оставил нас в покое!
— Но я женат на твоей маме и не собираюсь ее бросать.
— Ты ей не нужен! «Но она мне нужна!»
— Наверное, ты собрался ненавидеть меня всю жизнь?
— Да! А когда я вырасту, то убью всех англичан, пока не найду того, кто убил моего папу!
Боже милостивый! Гэлан побледнел.
— Давай-ка присядем и поговорим. — Он опустился прямо на землю. Коннал с несчастным видом хлопнулся рядом с ним. Так они сидели, не зная, с чего начать.
— Это слово, из-за которого ты дрался…
— Шлюха?
— Оно обозначает… так называют женщину, которая предлагает свое тело за деньги любому мужчине. Разве это похоже на твою маму?
— Нет!
— Теперь ты сам понимаешь, что Огги просто ошибся.
— Но это слово плохое, а он назвал так мою маму! — От обиды у Коннала задрожали губы, а глаза наполнились слезами.
Никогда в жизни Гэлан не чувствовал себя таким беспомощным. Этот мальчишка готов был воевать с целым светом за честь своей матери!
— Знаю, малыш! — Тяжелая рука замерла в нерешительности над тоненьким детским плечом — а вдруг оно сломается? — но все же опустилась на спину Конналу. То, что мальчик не отшатнулся, немного ободрило Гэлана. — Если мы позволим себе обижаться на каждое грубое слово, то только и будем, что драться на поединках!
— Ты же дерешься!
— Да, я дрался за деньги, но дрался не ради себя. Это помогло мне не поддаваться ярости и биться с большим искусством.
— А что такое ярость?
— То, что почувствовал ты, когда Огги сказал плохое о твоей маме.
— Ух! — Коннал вздрогнул и шумно вздохнул. — А тебе… нравится моя мама?
У Гэлана перехватило горло.
— Я бы не женился на ней, если бы это было не так, Коннал.
— Ты все время ее обнимаешь!
— Она же мне нравится! Люди всегда обнимают того, кто им нравится. — Гэлан улыбнулся. — Скажи, ты когда-нибудь хотел чего-то так сильно, что готов был сделать для этого все, что угодно?
— Да! Хотел! Чтобы ты ушел!
Черт побери, до чего же он похож на свою мать!
— Но я никогда отсюда не уйду! И тебе лучше не мечтать об этом и перестать мне пакостить! — Он строго посмотрел на малыша и добавил: — Это слишком расстраивает твою маму, а у меня скоро не хватит кожи, чтобы чинить подпруги на седле!
Коннал растерялся — он надеялся, что хоть эта проказа сойдет ему с рук!
— Она больше меня не любит — теперь у нее есть ты! При этих словах на Гэлана снизошло озарение… и сочувствие.
— Ты же знаешь, Коннал, что это не так, и она сама мне говорила, что очень любит тебя! — Коннал покраснел от стыда. — Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы украсть твою маму. Просто я тоже хочу быть вместе с ней. — И он добавил шепотом: — Но, прежде всего она была и останется твоей мамой.
Коннал ответил ему таким благодарным взглядом и так облегченно вздохнул, что в груди у Гэлана сладко защемило. Он прижал мальчика к себе, удивляясь тому, как переменчив детский характер.
— Между прочим, я даже не англичанин! Я корнуэллец.
— Это почти так же хорошо, как ирландец!
Гэлан улыбнулся, и Коннал ответил на его улыбку. Снова повисла неловкая тишина, прежде чем Гэлан нерешительно начал:
— Ты и я… у нас… гм… — Он громко сглотнул, все еще не уверенный, что следует касаться этих предметов. — В нашей жизни есть кое-что общее. — Коннал уставился на него, не скрывая своего недоверия. — Я тоже рос без отца!
— Но сэр Рэймонд сказал, что это отец посвятил тебя в рыцари!
Сэру Рэймонду давно следовало укоротить язык!
— Ну да, но ведь, тогда я уже был большим мальчиком!
— А он тебе обрадовался? Ты ему понравился? Он стал учить тебя всему, что должен знать мужчина?
Гэлана потрясло нетерпение, звенящее в тонком детском голоске, — когда-то он сам, оказавшись впервые в отцовском доме, испытал то же самое. Ему так хотелось завоевать признание, стать одним из своих — а может, даже и одним из первых среди близких отцу людей!
— Да, наверное, он мне обрадовался. — Гэлан неуверенно пожал плечами. — Нет, он не стал гладить мен» по головке — об этом не могло быть и речи. Но я помню, что, когда впервые попал копьем в мишень и сумел удержаться в седле, он улыбнулся. — Гэлан покосился на Коннала и добавил: — Один раз.
Коннал горестно вздохнул и пожаловался:
— А моя мама только и знает, что улыбается — даже когда я пью молоко! — Он снова принялся чертить что-то в пыли. Гэлан присмотрелся и различил грубое подобие лошади. — А твой отец… он разрешил тебе держать коня?
— Тогда я был намного старше тебя, малыш, и уже умел ездить верхом.
Мальчик снова вздохнул. Гэлан вдруг понял, что, несмотря на окружавшие его любовь и заботу, которым он так завидовал, Коннал ведет весьма замкнутую жизнь и из-за этого чувствует себя позабытым — если не отверженным — матерью ради нового мужа.
— Хочешь, я буду учить тебя ездить верхом? Коннал расцвел.
— Еще бы!
— Отлично. А сейчас мне пора идти. Если хочешь, можешь сделать себе новую рогатку.
Коннал захлопал глазами от неожиданности, а потом вскочил на ноги и отряхнулся.
— Судя по твоему проворству, малыш, — заметил Гэлан, . и Коннал тревожно уставился на него, — из тебя выйдет неплохой воин!
Мальчик отправился восвояси, буквально лопаясь от гордости.
— Коннал! Он обернулся.
— Посмей только еще раз расстроить свою маму — и я устрою тебе хорошую взбучку!
Вместо того чтобы испугаться, Коннал весело кивнул и вприпрыжку помчался дальше.
Гэлан прислонился к стене, задумчиво улыбаясь. Ах, если бы сердце его матери можно было завоевать такой же простой хитростью! Не успел он выйти во двор, как навстречу ему попалась Сиобейн с ведром молока. Ее глаза подозрительно блестели.
— Спасибо тебе, Гэлан! — шепнула она, с трудом шевеля дрожащими губами.
— Я собираюсь учить его верховой езде. Пусть привыкает иметь какие-то обязанности — тогда у него останется меньше времени для проказ.
— Но он еще малыш!
— Он принц крови, приемный сын лорда и в один прекрасный день станет хозяином Донегола, — решительно возразил Гэлан, чеканя каждое слово.
Сиобейн чуть не разрыдалась у всех на виду. А Гэлан подумал о том, что у принцессы, столь снисходительной к своему народу, не находится и капли снисходительности для него.
Сиобейн вошла в спальню к Конналу и тревожно нахмурилась. Мальчик крепко спал у себя в кроватке, однако Рианнон исчезла, и плаща ее на месте не было. Выругавшись себе под нос, Сиобейн спустилась по лестнице в главный зал, но интуиция подсказывала ей, что Рианнон нет в замке и она лишь попусту потратит время, обшаривая все его закоулки. Сиобейн вернулась к себе в комнату, отодвинула сундук и нажала замаскированный под сучок рычаг. Потайная дверь со скрипом подалась, открывая темный проход, и она быстро скользнула внутрь. Интересно, что на этот раз задумала ее сестрица?