Невеста рыцаря

А теперь ему предстояло вытерпеть куда больше за право назвать своим небольшой клочок родной Ирландии.
Коннал отнял руки от головы, призывая себя быть беспристрастным. Он не считал себя предателем, но ведь она сказана, что не уважает его, и он решил, что более тяжелого обвинения не может бросить женщина своему будущему мужу.
И этого он ей не простит.
Коннал распахнул дверь и направился к родителям Шинид, стоявшим возле очага.
Фиона посмотрела за его плечо:
— Где она?
— Исчезла.
— Исчезла? Что ты ей сказал?
— Правду. Что мы должны стать мужем и женой и она не может ничего изменить.
Фиона со стоном повернулась к мужу:
— Господи, неужели, чтобы называться истинным рыцарем, человек должен стать бесчувственным и бестактным? — Покуда Рэймонд подыскивал слова в свое оправдание, ибо именно он сделал из Коннала рыцаря, Фиона снова повернулась к Конналу: — Что еще?
— Простите, миледи, но я бы предпочел, чтобы это осталось между мной и Шинид.
— Тогда не надо было так кричать, — вклинился в их разговор неожиданно выросший за спиной Коннала Гейлерон.
— Милорд, — начал было Коннал, изо всех сил стараясь сохранить любезный тон. — Зачем было давать женщине право хозяйничать и распоряжаться на этой земле?
Рэймонд непонимающе вскинул бровь.
— Я хочу сказать, почему бы не оставить это право мужчине? Как принято в Ирландии.
Фиона пристально посмотрела на Коннала.
— Ты не знаешь почему? Женщины, — чеканя слова, заговорила Фиона, — не любят воевать. С тех пор как Шинид взяла бразды правления в свои руки, на нашей земле царит мир.
— Наверное, успешно править ей помогает магия? Фиона удивленно округлила глаза.
— Ты вновь меня удивил, Пендрагон. Магия едва ли может в этом помочь. Свободная воля — это не та стихия, которой можно управлять.
Коннал осознал свою ошибку и почтительно поклонился миледи, в душе радуясь тому, что суета и шум, сопровождавшие подготовку к пиру, несколько смазали впечатление от его слов.
— Простите, миледи, я не хотел никого обидеть. Фиона милостиво кивнула.
— Ты все еще цепляешься за старые обиды, Коннал, а старые обиды имеют свойство притягивать новые.
Коннал вздохнул и потер лоб. «Здорово, — подумал он. — Теперь я разгневал вторую колдунью и отца первой». Он не мог понять, как случилось, что он потерял контроль над ситуацией. Ответ пришел скоро: это все Шинид со своим колдовством. Он поклялся себе, что не будет реагировать на ее обвинения, но, видно, напрасно. Эта женщина играла на его нервах, как арфистка на струнах. И от ее игры душа у него болела.
— Мне надо поговорить с ней прямо сейчас, Фиона схватила его за локоть, не дав уйти.
— Зачем тебе это?
— Мы должны договориться. Вы поймете, вы ведь тоже были в такой ситуации, когда король велел Рэймонду взять в жены ирландку. Я должен… мы должны повиноваться.
— Да, это я понимаю, но какие чувства ты к ней испытываешь?
Коннал кашлянул и неожиданно хриплым голосом сказал:
— Ничего из того, что можно назвать нежными чувствами. Черты лица Фионы заострились. Взгляд ее пронизывал.
Рэймонд, скрестив руки на груди, молча наблюдал за происходящим.
— Я никогда не обижу ее, не причиню вреда, и я хочу, чтобы вы это знали. Правда, начало получилось не очень хорошим.
«Не очень хорошее начало — слишком мягко сказано», — подумал Коннал. Скорее надо признать, что с момента его появления здесь у них с Шинид все получалось из рук вон плохо. Но и тогда, тринадцать лет назад, все закончилось не лучше, чем началось теперь. Он вспомнил, как Шинид девочкой криками ободряла его во время тренировок. Она мешала ему сосредоточиться, она мешала ему общаться со сверстниками, ибо они смеялись над ним, дразнили за то, что завел себе такую подружку. Сколько раз ему приходилось драться из-за нее! Он должен был трудиться втрое упорнее остальных, чтобы его не считали любимчиком наставника.
Ему пришлось ее оттолкнуть. Пришлось. Он не хотел. Шинид была девочкой, а он пытался стать мужчиной, завоевать право называться рыцарем. Он знал, что поступал жестоко, но он не мог жить той жизнью, какой хотел, потому что этот младенец в платье путался у него под ногами. Он не сожалел о том, как поступил с ней тогда, и сейчас не начал затевать все заново, повторял он себе, и все же… И все тот день, когда он положил конец ее назойливости, стал последним днем, когда она говорила с ним как с другом.
Де Клер подошел к нему и прошептал:
— Что бы вы там ни решили, будь осторожен с сердцем моей дочери, Коннал. Она сильна духом, но и ранима, как всякая женщина. А может, даже больше других.
У Коннала были причины в этом сомневаться, ибо он представить себе не мог, что могло бы пробить ее непоколебимое упрямство, лишенное всякого здравомыслия и человеческой логики.
— Но и власти у нее куда больше, чем у всякой женщины, милорд.
— Король приказал мне взять ирландскую невесту, Коннал, — со спокойной мудростью глядя на молодого собеседника, сказал Рэймонд. — Но я выбрал себе женщину по сердцу. — Он взглянул на Фиону и улыбнулся. — И я даю такое же право Шинид. — Коннал изумленно округлил глаза. — У меня на то есть причина. Когда я…
— Рэймонд, не надо! — перебила мужа Фиона, схватив его за руку.
Рэймонд поцеловал жену в лоб.
— Я доверяю ему, — прошептал он. — И потому, что король приказал им пожениться, он имеет право знать.
Коннал, нахмурившись, переводил взгляд с Фионы на Рэймонда. Страх липкой волной прокатился у него по спине. Он никогда не видел Фиону такой: виноватой и несчастной. Как будто что-то давнее, глубоко спрятанное, прорвалось наружу обидой и болью.
Она покачала головой:
— Не надо, милый, это очень личное, ты же знаешь.
Рэймонд кивнул и, обратившись к Конналу, загадочно произнес:
— Когда я выбирал за свою дочь, я сделал плохой выбор.
Коннал нахмурился. Что хотел сказать этим Рэймонд?
Что она была обручена? С кем? Что она любила кого-то? И почему она сейчас не замужем? По лицу Фионы было видно, что она сердится на мужа за то, что тот проговорился. Интересно, при каких обстоятельствах была разорвана эта помолвка? Коннал испытал странное чувство — нечто вроде ревности — и сам себе удивился. Рэймонд чуть подался вперед:
— Я говорю об этом лишь для того, чтобы ты знал: если она решит не выходить за тебя, я отправлю ее в надежное место, а с королем разберусь сам.
Она этого не допустит. Коннал был в этом уверен, и обсуждать тут было нечего. Как много раз до этого, она будет стоять на своем, но и отвечать за все будет сама. Он не может позволить ей страдать из-за собственного упрямства. Неповиновение приказу короля могло привести только к несчастью: король лишится надежной опоры, она погибнет, сопротивляясь воле монарха, или погибнет ее отец, а Коннал подпишет себе смертный приговор.
Гейлерон опять возник рядом. Он попросил прощения за то, что вмешивается в разговор, и Коннал резко обернулся к нему. Еще до того, как Гейлерон поднял руку, Коннал увидел, что его люди с интересом смотрят куда-то вверх.
Коннал скользнул взглядом по каменной лестнице, и то, что он там увидел, заставило его изумленно раскрыть рот.
— Ты хоть что-нибудь подобное в жизни видел? — шепнул ему Гейлерон.
Коннал молча покачал головой, онемев от восхищения.
По лестнице спускалась Шинид — сама красота и достоинство. Что ж, все верно, ведь в ней текла кровь вождей клана. Он теперь не мог поверить, что она и та разъяренная фурия, с какой ему пришлось иметь дело несколько минут назад, одна и та же женщина. Она излучала спокойствие и горделивую уверенность. В платье темно-синего бархата, она воплощала собой власть. Через плечо к бедру тянулись широкие полосы ткани — они символизировали клан О'Доннелов и дюжину других ирландских кланов. Красные, голубые, зеленые — они радугой сияли на ее платье.
«Ричард, — мысленно прошептал Коннал, — смотри, ты отправил меня воевать. Ибо победить ее одну будет труднее, чем победить дюжину ирландских лордов».