Карнавальная ночь
Поль Феваль
Карнавальная ночь
МАРГАРИТА БУРГУНДСКАЯ
БУРИДАН ПЕРВЫЙ
– Сударыня, помилосердствуйте, – говорил доктор Самюэль, – если уж люди со средствами отказываются платить, то нам ничего не остается, как закрыть лавочку! Ваш покорный слуга никогда не тянул деньги с бедняков. Господь ведает, я сделал немало добра людям. Но всему есть границы, и если уж люди со средствами отказываются платить…
– Вы уже говорили об этом, господин доктор, – прервал его тусклый страдальческий голос, однако, без сомнения, принадлежавший женщине благородного происхождения, знававшей лучшие дни. – Вам будет заплачено, – добавила больная, – не беспокойтесь, господин доктор.
Доктор Самюэль был человеком средних лет, светловолосым, полным, румяным. Одет он был в костюм из черного сукна, грудь его украшало жабо. В 1832 году, а именно в это время происходили описываемые события, жабо свидетельствовало о том, что его обладатель вращается в свете. Гофрированное белье и добротный черный костюм смотрелись на докторе словно с чужого плеча. С больными сей лекарь был мягок и обходителен, но, уж не знаю почему, доверия не вызывал. Тех, кто не мог ему заплатить, он всегда отправлял к одному и тому же аптекарю, якобы лучше всех умевшему составлять лекарства. Ходили слухи, что доктор и аптекарь в сговоре. Да поможет нам Господь! Даже подавая милостыню, нас, грешных, норовят обмануть и обобрать!
Больная и врач находились в маленькой, скудно обставленной комнате. В очаге догорал огонь. Тяжелый воздух был пропитан запахами лекарств, непременных спутников страдания и боли. Больная лежала на узкой кровати, отгороженной белыми хлопчатобумажными занавесками. Бледное исхудавшее лицо хранило следы необыкновенной красоты. Из-под простого, без отделки, чепчика выбивались великолепные черные волосы, несколько посеребренных прядей сверкали в лучах заходящего зимнего солнца.
Одной рукой доктор Самюэль нащупывал пульс у бедной женщины, а в другой держал изящные дорогие часы, рассеянно наблюдая за быстрым, ритмичным бегом секундной стрелки.
– Сегодня мы чувствуем себя получше, – проговорил доктор привычно ободряющим тоном. Печальная улыбка тронула обескровленные губы больной. – Бронхит протекает без осложнений, бронхитами нас не удивишь. Но перикардит… Вот что, сударыня, выпишу-ка я вам рецепт.
– Это бесполезно, доктор, – кротко возразила больная.
– Но… Лекарства дороги, а мы несколько стеснены в средствах в последнее время.
Заключительные слова «в последнее время» прозвучали едва слышно, бедная женщина не умела лгать.
– Ох-ох-ох! – трижды воскликнул доктор Самюэль, пряча роскошные часы в карман жилета. – Что ж, милая сударыня, тогда позвольте откланяться?
На лестнице послышались резкие, торопливые шаги. В соседнюю дверь постучали, и довольно бесцеремонный звучный голос произнес:
– Я ищу некую Терезу.
Слова прозвучали так ясно и отчетливо, словно говорящий находился внутри комнаты.
– Следующая дверь, – ответил сосед.
– Я, по крайней мере, говорю «мадам Тереза»! – пробормотал доктор Самюэль.
Больная приподнялась в кровати.
– Кто бы это мог быть? Меня неделями никто не навещает! – проговорила она словно про себя.
Дверь распахнулась, в комнату вошел мужчина. Доктор Самюэль немедленно согнулся в поклоне и развел пухлыми руками, глядя на которые трудно было поверить, что доктор их часто моет.
– Рад вас видеть, мой дорогой ученый коллега! – воскликнул он.
Посетитель взглянул на доктора, коротко, без улыбки кивнул ему и прямиком направился к кровати.
– Вас зовут Тереза? – вновь прозвучал его глубокий сильный голос. Затем, окинув больную взглядом и не дождавшись ответа, он добавил извиняющимся тоном: – Мадам, у нас много работы, мы должны спешить, поэтому нам приходится забывать о хороших манерах…
Доктор Самюэль неодобрительно пожал плечами, но заметил:
– Доктор Ленуар из достославного общества милосердия святого Венсана де Поля!
Тем временем Ленуар внимательно разглядывал лицо больной. Проницательный взгляд, сделавший доктора знаменитым, схватывал картину болезни точно и целиком.
Ленуар был еще молод. Небрежность его костюма, как ни странно, не производила сомнительного впечатления, в отличие от изысканного туалета его коллеги. При взгляде на его умное мужественное лицо вдумчивый наблюдатель догадывался, как дорого ценит молодой врач каждый час, каждую минуту. Если бы доктору Ленуару было дано две жизни, он все равно сожалел бы о том, что мало успел.
Братья и сестры милосердия, эти благородные души, превратившие призвание творить добро в ежедневную кропотливую работу, часто приобретают черты характера, которые позволяют людям несведущим обвинять их в эгоизме и даже шарлатанстве. Хирург, ампутирующий ногу больному, всегда спокоен, чувствительность ему неведома. Брат милосердия, бесстрастный, как хирург, или, лучше сказать, закаленный видом крови и страданий, быстро теряет способность внешне выражать свои чувства. Исполняя свою высокую миссию, он становится бесстрастным; его время принадлежит всем, поэтому он действует решительно и резко; он становится жестким, ибо не в праве отдавать одному то, в чем нуждаются многие. Эти строки могут возмутить тех «ангелов на час», что гордятся своей добротой и терпением, но послушайте моего совета: если вам придется ампутировать ногу, ни в коем случае не обращайтесь к чересчур впечатлительному хирургу!
– Мадам, – произнес доктор Ленуар (вид больной побудил его обратиться к ней именно так), – я интересуюсь вашим сыном Роланом, который служит подмастерьем у Эжена Делакруа, моего друга.
– Мой бедный Ролан! – пробормотала больная, ее широко раскрытые глаза увлажнились.
– Мадам Тереза пользуется моими услугами… бесплатно, – набравшись храбрости, заговорил доктор Самюэль. – Я навещал ее все эти дни.
Ленуар обернулся к нему и поклонился. Самюэль добавил:
– Астма в четвертой степени, осложненная острым перикардитом.
Доктор Ленуар слушал пульс Терезы. Тем временем доктор Самюэль уселся за стол, чтобы быстренько выписать рецепт.
– Ролан – хороший добрый мальчик, – говорил Ленуар, – мы ему поможем, я вам обещаю… Вы должны надеяться, мадам, надежда вам необходима.
– О да! – порывисто откликнулась Тереза. – Надежда мне необходима.
Доктор Самюэль, покончив с рецептом, протянул его доктору Ленуару, в его жесте одновременно сквозили тщеславие и подобострастие.
Ленуар взглянул на рецепт и вернул его со словами: «Хорошо».
Затем он подошел к камину и поставил ноги, обутые в крепкие сапоги, на почти догоревшие головешки. Особой нужды в тепле доктор не испытывал, он лишь искал способ незаметно положить на каминную доску двойной луидор.
Не ожидайте от таких, как Ленуар, безоглядной щедрости. Для них щедрость равносильна воровству. Великое множество больных нуждается в их помощи!
Сделав вид, что подошвы его сапог достаточно подсохли, Ленуар собрался отойти от камина, но в этот момент он заметил миниатюру, висевшую справа от маленького, изрядно облупившегося зеркала. На миниатюре был изображен мужчина в военной форме с генеральскими эполетами.
Доктор Ленуар положил еще один двойной луидор рядом с первым и сказал:
– До свидания, мадам. С этих пор я ваш друг. Я навещу вас.
Он вышел, было слышно, как он торопливо спускался по лестнице.
На щеках больной выступил легкий розовый румянец.
– Делакруа – художник-романтик, Ленуар – врач-романтик! Эжен Делакруа! Абель Ленуар! Их величают по имени и фамилии, как же, ведь они модные знаменитости! В моем присутствии Ленуар постеснялся, но обычно он берет десять франков за визит. Мне же платят по четыре франка, сегодня я уже обошел двадцать больных. А расходы? Огромные расходы, из-за них я не могу позволить себе… вы меня понимаете, мадам?
– Если где-нибудь в этом доме и завалялись деньги, то они могут быть только вон там, на камине, – с невыразимой усталостью перебила его Тереза. – Возьмите их и более не утруждайте себя визитами сюда. – И она откинулась на подушки.