Близнец тряпичной куклы
Лесную дорогу засыпали похожие на круглые золотые монеты листья. Другие махали им вслед с ветвей, как красные и оранжевые руки, а коричневые листья дуба напоминали кусочки начищенной кожи.
Тобин развлекался тем, что учился управлять Гози не только уздой, но и коленями, заставляя лошадку то бежать рысью, то переходить на галоп.
— Тобин уже скачет как воин, Риус, — сказал Фарин, и сердце мальчика наполнилось гордостью.
— Ты, когда отправляешься на битву, ездишь на своем ауренфэйском коне, отец? — спросил он.
— Для этого у меня есть прекрасный боевой конь по имени Пламя Сакора. Его подковы кузнецы натачивают перед каждой битвой.
— Почему я никогда его не видел? — поинтересовался Тобин.
— Он остается в Атийоне. Такой скакун годится только для битвы. Он сильный и быстрый и не боится крови и огня, но ездить на нем — все равно что ездить на ящике с квадратными колесами. Мой Майир и твой Гози — вот настоящие верховые лошади.
— Почему мне нельзя побывать в Атийоне? — спросил, и не в первый раз, Тобин.
Ответы бывали разными. Сейчас отец только улыбнулся и сказал:
— Придет день, и побываешь.
Тобин вздохнул. Может быть, теперь, когда он достаточно большой, чтобы ездить на собственном коне, этот день наконец наступит?
Путь до города оказался гораздо короче, чем думал Тобин. Солнце совсем немного переместилось по небосводу, когда всадникам стали попадаться первые дома у дороги.
Деревья — дубы и осины — поредели, под ними свиньи копались в опавшей листве, выискивая желуди. Дальше расстилался луг, где пастушки — едва ли много старше Тобина — пасли стада овец и коз. Мальчишки махали Тобину руками, и он застенчиво отвечал на приветствия.
Скоро на дороге стало встречаться больше народу, козлы или быки тащили тележки, крестьяне в длинных корзинах, укрепленных на спине, несли на рынок свои товары. Три девчонки в коротких грязных платьях, стоя у дороги, стали перешептываться, увидев Тобина, и долго еще провожали его глазами.
— Отправляйтесь домой, к своим мамашам, — бросил Фарин тоном, которого Тобин никогда раньше не слышал. Девочки подпрыгнули, как вспугнутые кролики, и бросились бежать, но издали донесся их смех.
Дорога шла теперь вдоль реки, вырвавшейся из горных теснин, мимо раскинувшихся на ее берегах вокруг Алестуна разноцветных полей. Некоторые были уже перепаханы для весеннего сева, на других еще сохранилась желтая и рыжая осенняя стерня.
Риус показал на группу крестьян, убиравших с поля последние снопы ячменя.
— Нашим местам повезло. В некоторых деревнях чума убила так много народа, что на полях некому работать, и те, кто не умер от болезни, голодают.
Тобин знал, что такое чума. Он слышал разговоры о ней солдат в казарме, когда те думали, будто он не слышит. От чумы на коже выступает кровь, а под мышками вырастают черные желваки. Мальчик порадовался, что до их краев страшная зараза не добралась.
По мере того как всадники приближались к деревянной городской стене, глаза Тобина становились все более круглыми от возбуждения. Здесь было так много народа, что Тобин махал всем подряд, наслаждаясь многолюдьем. Многие махали ему в ответ и почтительно кланялись князю, но некоторые таращились так же странно, как те девчушки у дороги.
Рядом с городской стеной на берегу реки стояла мельница, рядом с ней рос могучий дуб, весь облепленный ребятней: и мальчишки, и девчонки на длинных веревках, привязанных к ветвям, раскачивались над водой.
— Их что, повесили? — охнул Тобин, когда они проезжали мимо. Он слышал о таком наказании, но совсем не представлял себе его на практике. С другой стороны, дети явно веселились…
Отец Тобина рассмеялся.
— Нет, они качаются на качелях.
— А мне можно было бы?
Двое взрослых обменялись взглядом, которого Тобин не понял.
— Ты хотел бы иметь качели? — спросил Фарин.
— Наверное, — ответил мальчик, оглядываясь на смеющихся детей, которые, как белки, карабкались по ветвям.
У городских ворот стражник низко поклонился, прижав руку к сердцу.
— Добрый тебе день, князь Риус.
— И тебе добрый день, Лика.
— Уж не твой ли сынок этот молодой красавчик?
— Он и есть, в первый раз в городе. — Тобин выпрямился в седле.
— Добро пожаловать, юный принц, — поклонился ему Лика. — Приехал посмотреть на городские развлечения? Сегодня день ярмарки, ты многое увидишь.
— Сегодня мой день рождения, — застенчиво сказал Тобин.
— Да благословит тогда тебя Четверка!
Алестун был всего лишь маленьким торговым городком, но Тобину он казался огромным городом. Низенькие крытые дранкой дома выстроились вдоль грязных улиц, на которых играли дети и домашние животные. Свиньи гонялись за собаками, собаки гонялись за кошками и курами, малыши гонялись друг за другом и всеми остальными. Тобин невольно таращил глаза: он никогда не видел так много детей сразу. Те, кто обращал на него внимание, тоже таращились или показывали пальцами, так что Тобин снова начал чувствовать смущение. Маленькая девочка с деревянной куклой смотрела на него, разинув рот, и Тобин ответил ей таким пристальным взглядом, что та первая отвела глаза.
Толпа на площади была слишком густой, чтобы здесь можно было ехать верхом, поэтому Риус и его спутники оставили лошадей на попечение конюха на постоялом дворе и дальше пошли пешком. Тобин крепко держался за руку отца, боясь, что иначе потеряется в давке и суматохе.
— Держись прямо, — шепнул сыну Риус. — Не каждый день на рынке в Алестуне появляется принц.
Первым делом они отправились в храм Четверки в центре площади. Святилище в замке представляло собой всего лишь нишу в стене, украшенную резьбой, изображающей символы четырех богов Скалы. Городской храм больше походил на летнюю кухню, в которой распоряжалась повариха: крышу из дранки поддерживали четыре столба, выкрашенных в разные цвета — белый в честь Иллиора, красный в честь Сакора, синий в честь Астеллуса, желтый в честь Далны. У подножия каждого курилась маленькая жаровня для жертвоприношений. Внутри храма на табурете в окружении горшков и корзин сидела пожилая жрица. Она приняла подношения Тобина и с молитвой бросила на жаровни соль, хлебные крошки, травы и благовония.
— Не хотел бы ты вознести особое моление, мой принц? — спросила она, закончив обряд.
Тобин оглянулся на отца. Тот с улыбкой протянул жрице серебряный сестерций.
— К кому из Четверки желаешь ты воззвать? — спросила жрица, кладя руку на голову Тобина.
— К Сакору, чтобы он сделал меня великим воином, как мой отец.
— Храбро сказано! Что ж, чтобы бог был доволен, нужно сделать ему подношение, подобающее воину.
Жрица отрезала стальным ножом прядь волос Тобина и заключила их в комок воска, перемешанного с солью, несколькими каплями воды и каким-то порошком, который придал ему ярко-красный цвет.
— Теперь, — сказала она, вкладывая мягкий комок в руку Тобина, — слепи из него коня.
Ощущение податливой массы под пальцами понравилось Тобину. Придавая воску форму, он думал о Гози, закончив работу, он ногтем прочертил тонкие линии на гриве и хвосте.
— Ах! Прекрасная работа, — сказала жрица, поворачивая в руках фигурку, — для такого маленького мальчика. Не всякий взрослый сумел бы так справиться. Сакор будет доволен. — Она начертила ногтем на фигурке несколько символов и вернула лошадку Тобину. — Произнеси молитву и отдай жертву богу.
Тобин склонился над жаровней у столба, посвященного Сакору, и вдохнул пахучий дым.
— Сделай меня великим воином, защитником Скалы, — прошептал он и бросил фигурку в огонь. Над углями появилось облачко едкого зеленого дыма, быстро растаявшее в воздухе.
Выйдя из храма, Тобин и его спутники снова смешались с толпой. Тобин все еще держался за руку отца, но любопытство скоро побороло страх.
Некоторые лица оказались Тобину знакомы: это были те торговцы и ремесленники, что приходили к поварихе на кухню. Балус, точильщик ножей, тоже узнал мальчика и поклонился ему.