Упрямая девчонка
Флинн резко обернулся, услышав голос человека со двора. Его сопровождали шестеро дюжих парней, разряженных в яркие клоунские одеяния. Они решительно двинулись вперед, потрясая весьма увесистыми дубинками и какими-то древними пистолетами.
Флинн все еще надеялся, что стал жертвой чьей-то глупой шутки. Он знал, что ведет себя как последний болван и будет проклинать эту слабость до конца своих дней. Но коль скоро он все равно собирался уехать сразу после окончания свадьбы и никогда больше не возвращаться в эту забытую Богом дыру, можно было не переживать из-за той памяти, которую он по себе оставит. И Флинн во весь дух помчался к парадному входу. Головорезы, выглядевшие чересчур уж реально — особенно их зверские рожи и варварское оружие, — ринулись вдогонку за ним.
Меньше всего Флинну хотелось на собственном опыте выяснять, насколько реальным может быть ущерб, причиненный галлюцинацией. Он подбежал к высоким массивным дверям, вцепился в бронзовые кольца и рванул их на себя с силой, удесятеренной отчаянием. Бесшумно скользя на заботливо смазанных петлях, двери распахнулись и с грохотом врезались в стены передней. Флинн выскочил наружу.
У него не было времени оглядеться и прикинуть, где он находится и куда следует бежать. Он просто понесся вокруг дома, надеясь найти гараж, а в нем — машины? Должны же здесь быть машины? Однако через минуту ему стало ясно, что и с гаражом что-то не так. Разве в эти узкие двери протиснется автомобиль? И зачем было делать их такими высокими? И потом — почему здесь так ужасно воняет навозом?
Но деваться все равно было некуда, он распахнул странную дверь и скрылся внутри.
От густого, застоявшегося запаха навоза Флинна чуть не стошнило. Он замер, приходя в себя; судя по шороху сена, приглушенному топоту и фырканью, его окружали лошади.
Снаружи послышались голоса преследователей, и возле дверей затопали тяжелые сапоги. Флинн едва разглядел в темноте ближний денник, открыл дверь и метнулся внутрь. Скорчившись за низкой дверью, он старался дышать как можно тише, хотя от нехватки кислорода чуть не падал в обморок.
Дверь в конюшню распахнулась, и по настилу между денниками прогрохотали чьи-то шаги.
— Обыскать денники! — приказал грубый голос.
— А ты уверен, что он тут? — спросил другой преследователь.
— Так точно, сэр! Я его видел. Проскочил сюда аккурат перед нами. Не удивлюсь, если он в деннике спрятался!
Флинн с тревогой подумал, что их разговор чересчур логичен. И не похож на болтовню зевак, потешающихся над чьей-то глупой шуткой. Тут вообще никто не шутил. Ради всего святого, что же с ним произошло? Не может быть, чтобы сон выглядел так реально. И на галлюцинацию это не похоже. Черт побери, у него за спиной стоит лошадь и дышит ему в затылок!
Флинн застыл, не смея шелохнуться. Он спрятался в деннике, но не заметил лошадь. Проклятие! Ведь он нарочно заглянул внутрь и убедился, что денник пуст! Но в конюшне было слишком темно.
Лошадь фыркнула, и Флинн с трудом подавил желание подскочить на месте и вскарабкаться под самый потолок по голой стене. Проклятие, он же терпеть не мог лошадей! Он ненавидел их всю свою сознательную жизнь, и слава Богу, ему почти не приходилось с ними сталкиваться. А вот теперь он сидит в темном закутке, и за спиной у него переступает копытами и угрожающе пыхтит самая жуткая тварь на свете, и от стука этих тяжелых копыт и горячего дыхания в груди у Флинна все обрывалось! Огромные, тупые, опасные, уродливые монстры! Вот если бы он мог возненавидеть их настолько, чтобы прикончить на месте одной своей ненавистью! Но как Флинн ни старался, ему не удавалось придать своим чувствам необходимый накал.
Лошадь снова фыркнула и несколько раз ударила копытом по усыпанному сеном настилу.
— Чегой-то не вижу я его! — воскликнул один из преследователей, не скрывая своего разочарования.
— И я тоже!
— Как сквозь землю провалился!
Густой голос громко выругался и добавил:
— Ну, не завидую я ему, коли он сунулся к старине Бону!
Остальные голоса ответили дружным злорадным ржанием.
Флинн зажмурился, прижавшись затылком к деревянной стене денника. Нетрудно было прийти к выводу, что его угораздило попасть именно в объятия к старине Бону — ведь это стойло никто не проверял!
— Пусть кто-нибудь кликнет Фриша. Кроме него, с Боном никто не справится. Нам все равно нужно обыскать это стойло, только провалиться мне на этом месте, коли я сунусь туда прежде, чем кто-нибудь обратает эту чертову скотину!
— Я мигом! — Торопливые шаги простучали в сторону двери и затихли во дворе.
Тяжелые копыта снова ударили по настилу раз и другой.
— Ага, смотри-ка, он тоже что-то почуял! — воскликнул один из негодяев и громко захохотал.
Время шло, Флинн сидел не шевелясь и едва дышал. Если этот конь действительно сущий дьявол — не зря же его боятся даже эти головорезы! — то, может быть, когда они откроют денник, старина Бон озвереет от шума и суеты и устроит переполох, во время которого Флинн успеет скрыться? Он старался не думать о том, что от него останется, если старина Бон первым делом обратит внимание на него, а уж потом займется головорезами.
Старина Бон тихонько потеребил зубами его волосы. Флинн отдернул голову и заслонился ладонями. От неудобной позы ноги затекли и не желали его держать.
Бон оставил его волосы в покое и занялся смокингом. Не дождавшись от человека никакой реакции, он выпустил из зубов смокинг и толкнул Флинна носом в спину. От его сердитого фырканья Флинна обдало жаром. У входа в конюшню послышались чьи-то голоса. Не иначе как привели на помощь Фриша.
— Не знаю, не знаю. — Ворчливый стариковский голос слышался все ближе. — Если он и правда забрался прямо к Бону, завтра хозяин с нас семь шкур спустит! Он терпеть не может, когда кто-нибудь путается у старины Бона под ногами. Бон — он же привередливый, не приведи Господь! Ежели что не по нраву, враз осерчает и неделю никого к себе не подпустит. Думаете, хозяина это обрадует? Он провел здесь уже две недели и ни разу не сел на другую лошадь! Подавай ему Бона, и все! — Хриплый голос зазвучал возле самого денника. — Этот конь позволяет мне вывести себя во двор и заседлать, а дальше — ни-ни! Только хозяйскую руку и признает! Хоть бы уж он нынче не шибко осерчал, а то ведь не ровен час придется хозяина звать. А у него сегодня помолвка, невеста, гости…
— Да разве мы ему мешаем? — воскликнул грубый голос. — Это все тот проклятый проныра, что забрался в стойло! Тоже нашел место, где спрятаться!
— Какой такой проныра?
— Обыкновенный! Лорд Литтон накрыл было его, когда он хотел пробраться в дом, а тот ускользнул. Ну да от нас тебе не уйти!.. Верно я говорю, ублюдок несчастный? — выкрикнул головорез, явно обращаясь к Флинну. Сообщники отвечали ему дружным гоготом.
У Флинна было два пути. Сидеть и ждать, что случится, когда поимщики откроют стойло. Или затеять что-то самому в надежде застать их врасплох.
Когда щеколда на двери в стойло начала медленно подниматься, его мускулы приняли решение сами, без участия рассудка. Дико вопя какие-то бессмысленные ругательства, Флинн подскочил, как пружина, потянул дверь на себя и распахнул ее до отказа, чтобы укрыться за ней в переднем углу денника от тяжелых подков Бона.
Жеребец не заставил себя ждать — мигом взвился на дыбы и принялся молотить передними копытами. От грохота, с которым он опустился на землю, у Флинна заложило уши. Но представление только начиналось: Бон продолжал бесноваться, то и дело поднимаясь на задние ноги и молотя копытами передних по чему попало. Один из этих бешеных ударов пришелся по двери денника, и Флинна так швырнуло о стенку, что едва не вышибло дух.
Конюшня наполнилась дикими воплями: «Ух ты!» и «Держи его!» — но Флинну было сейчас не до преследователей, все его внимание сосредоточилось на подкованных копытах, мелькавших над краем двери денника. Разъяренное ржание перекрыло человеческие крики и нестерпимо резало слух, а копыта, попадавшие то по дверям, то по настилу, грохотали так, что Флинну казалось, будто настал конец света.