Чудо

 
Фредерик Форсайт 
Чудо 
 
Сиена, 1975
Солнце на небе превратилось в подобие раскаленного молота. Безжалостные его лучи били по крышам домов маленького тосканского городка, по его средневековым черепичным крышам, некогда розовым, но теперь точно запекшимся от жара и приобретшим темно-коричневый и пепельно-серый оттенок.
К вечеру между узкими верхними окнами с нависающими над ними водосточными желобами залегали темные тени; но там, куда достигали лучи солнца, стены из старого кирпича отсвечивали желто-розовым, а деревянные подоконники тихонько потрескивали, и краска на них шелушилась. В узких и глубоких мощенных булыжником улочках старого квартала тени залегали еще гуще, там искали прибежища разморенные жарой сонные кошки. Но никого из местных обитателей здесь не было видно. Поскольку сегодня был день Палио.
Как раз по одному из таких лабиринтов, совершенно заплутав в паутине проулков, шириной чуть больше ширины плеч, спешил американский турист с красным, как свекла, лицом. Хлопковая рубашка с короткими рукавами насквозь пропиталась потом, с плеча свисал светлый пиджак. За ним в босоножках на чудовищно высокой платформе едва поспевала жена. Сезон был в разгаре, а потому им не удалось поселиться в отеле в центре города. Пришлось удовольствоваться комнатой в Касоле д'Эльса. Взятая напрокат машина перегрелась, пришлось оставить ее на стоянке за городскими стенами. И вот теперь они были вынуждены спешить к своей цели от самого Порта Оливе.
И вполне естественно, что вскоре они заблудились в лабиринте улиц, возникших пятьсот лет тому назад. Бежали, спотыкаясь и оскальзываясь на раскаленных булыжниках, жар, казалось, проникал сквозь подошвы. Время от времени скотовод из Канзаса слегка склонял голову набок и прислушивался, в надежде уловить гул толпы, чтоб было ясно, в каком направлении следует двигаться дальше. В такие моменты его полная супруга догоняла его и стояла, обмахиваясь путеводителем.
— Подожди же меня! — жалобно восклицала она, снова пускаясь вдогонку за мужем между кирпичными домами, видевшими самих Медичи.
— Давай поживей, дорогая, — бросал он через плечо. — Иначе мы пропустим парад.
Он был прав. В четверти мили отсюда Пьяцца дель Кампо уже окружали плотные толпы в надежде увидеть начало парада в средневековых костюмах, где будут представлены все семнадцать гильдий Сиены, некогда правивших этим городком. Согласно традиции, десять из семнадцати представителей контраде должны были проскакать на лошадях и доставить в здание ратуши пестрое знамя, то есть Палио. Но сначала — парад.
Американец вычитал все это из путеводителя в гостинице накануне вечером.
— «Контраде, или районы Сиены, были созданы в конце двенадцатого, начале тринадцатого века», — прочитал он вслух жене.
— Это было еще до Колумба? — недоверчиво возразила она, словно до путешествия великого Христофора, устремившегося на запад в поисках забвения или вечной славы, на земле вообще ничего не существовало.
— Именно. Это было в 1192-м. За три века до Колумба. Здесь говорится, что начали они с сорока двух контраде, триста лет спустя их стало уже меньше, двадцать три. А в 1675-м — ровно семнадцать. Вот их-то мы и увидим завтра.
На площади показались первые участники пышной процессии — ярко разодетые барабанщики, музыканты и люди со штандартами, из задних рядов их не было видно, и зрители тянули шеи. Шестнадцать дворцов, окружавшие площадь, были увешаны флагами и знаменами, у окон и на балконах толпились десятки счастливчиков. Сорокатысячное население городка приветствовало начало шествия радостным ревом.
— Прибавь шагу, дорогая! — крикнул американец жене, услышав, как взревела толпа. — Мы проделали дальний путь, чтоб увидеть все это. Вот уже показалась эта чертова башня.
И действительно, впереди, над крышами домов, виднелся шпиль башни Манджиа. И тут вдруг жена споткнулась и упала, подвернув ногу в нелепой босоножке на платформе. Вскрикнула и рухнула на булыжную мостовую. Муж обернулся, увидел и подбежал к ней.
— Что ж ты наделала, милая? — озабоченно хмурясь, он склонился над ней. Она впилась пальцами в лодыжку.
— Кажется, ногу подвернула, — сказала она и заплакала. — Все начиналось так хорошо — и вот, пожалуйста, такая неприятность.
Муж осмотрелся по сторонам, но все старинные деревянные двери были наглухо заперты. В нескольких ярдах виднелась арка в высокой стене, там, по всей видимости, начиналась новая улица. В арку врывались яркие лучи солнца, впечатление создавалось такое, словно она открывается в небо.
— Давай попробуем дойти туда, найдем местечко, где можно тебя усадить, — сказал он.
Поднял жену с мостовой, и она, хромая и опираясь о его руку, побрела к арке. Арка выходила в вымощенный плитами двор с кустами роз и — о, благословение господне! — мраморной скамьей в тени у стены. Американец подвел свою половину к прохладной скамье, на которую она и опустилась со вздохом облегчения.
В полумиле от них последние ряды демонстрантов покидали Пьяцца дель Дуомо, а головная часть колонны появилась на Пьяцца дель Кампо. Придирчивые судьи из местных внимательно следили за каждым шагом, всеми жестами и поворотами, что проделывали знаменосцы. Самый лучший из них будет награжден «масгалано» — серебряным подносом с искусной резьбой. Самая важная часть церемонии, и все это прекрасно знали. Турист наклонился и стал обследовать лодыжку жены.
— Могу я чем-то помочь? — прозвучал у него за спиной негромкий голос.
Американец обернулся. Рядом стоял незнакомец, освещенный со спины солнцем. Американец поднялся со скамьи. Незнакомец оказался высоким и стройным мужчиной со спокойным морщинистым лицом. Они были примерно одного возраста, лет за пятьдесят, и волосы мужчины посеребрила седина. В линялых хлопковых штанах и джинсовой рубахе он выглядел бродягой, хиппи, только давно уже не молодым. Английский правильный, с еле уловимым акцентом, по всей видимости — итальянским.
— Не знаю, — ответил американец, продолжая подозрительно коситься на незнакомца.
— Ваша жена упала, повредила лодыжку?
— Ага.
Незнакомец опустился на колени перед скамьей, снял с женщины босоножку и принялся медленно массировать лодыжку. Пальцы у него оказались на удивление умелыми и нежными. Канзасец молча наблюдал за его действиями, готовый в случае чего встать на защиту супруги.
— Перелома нет. Боюсь, что растяжение, — сказал мужчина.
— А вы откуда знаете? — спросил муж.
— Знаю, — просто ответил мужчина.
— Вот как? И кто же вы такой, а?
— Садовник.
— Садовник? Где, здесь, что ли?
— Да. Ухаживаю за розами, подметаю двор, слежу, чтоб все было в порядке.
— Но сегодня день Палио. Разве вы не слышали?
— Слышал. Ногу надо перебинтовать. У меня есть чистая рубашка, можно разорвать ее и сделать бинты. И еще холодная вода, она поможет предотвратить распухание.
— Но что вы делаете здесь в день Палио?
— Я никогда не видел Палио.
— Почему? Люди специально приезжают сюда, чтоб повидать этот праздник.
— Да потому. Потому, что сегодня второе июля.
— И что с того?
— Тоже праздник. День освобождения.
— Чего?
— Тридцать один год тому назад, 2 июля 1944 года, Сиена была освобождена от немецких оккупантов. Ну и здесь, в этом самом дворе, произошла тогда одна очень важная вещь. Лично мне кажется, то было чудо. Ладно, я пошел за водой.
Американец удивленно таращил глаза. Этот странный тип наверняка католик. Ходит на всякие там мессы и исповеди, верит в чудеса. Словом, проделывает все то, что они видели в Риме. Риму была посвящена большая часть их тура по Италии. Лишь в последний момент они решили заехать в Сиену. Американец оглядел пустой двор.
Небольшой, прямоугольной формы, площадью примерно двадцать на тридцать ярдов. С двух сторон обнесен стеной высотой минимум футов двенадцать, с одной аркой и распахнутыми воротами, через которые они и вошли. Две других стены были еще выше, футов пятнадцати, если не больше. И сплошные, не считая нескольких бойниц, увенчанных маленькими крышами. Толстые крепостные стены, такие возводили несколько веков тому назад. В дальнем конце двора, в одной из этих массивных стен, виднелась дверь. Сделана она была не из досок, а из дубовых балок, скрепленных железными скобами, — такая может долго противостоять любой атаке и запирается накрепко. Дерево древнее, как и сам город, выгоревшее под солнцем, за исключением нескольких темных пятен под скобами и возле дверной ручки. Вдоль одной из сторон двора тянулась колоннада или галерея, наклонную крышу поддерживал ряд каменных колонн, отбрасывавших глубокие темные тени. Но вот вернулся садовник с полосками ткани и жестяной миской с водой.