Роковая молния

 
Уильям P. Форстен
Роковая молния
(Затерянный полк — 4)
 
Глава 1
Он проиграл войну.
Эндрю Лоуренс Кин, в прошлом полковник Союзной армии Потомака, а теперь командующий всеми объединенными силами человечества в борьбе против орды мерков, не мог не признать этого факта — он проиграл войну.
Ему и раньше приходилось испытать горечь поражения; Армия Потомака обрела профессионализм только после сокрушительного удара, нанесенного легионами Роберта Ли. Но тогда в рядах бойцов царила мрачная уверенность, что причиной неудачи был не генерал Ли, а их собственные командиры.
На этот раз командиром был он сам.
Эндрю Кин стоял рядом с вагоном, его мундир был густо забрызган грязью и издавал запах сырой шерсти и застарелого пота. Дождь лил сплошным потоком, как будто небесные силы старались побыстрее смыть напрасно пролитую людскую кровь.
Погибла добрая половина одного из корпусов, почти все они были ветеранами Тугарской войны. Два других корпуса были изрядно потрепаны в боях. Невосполнимые потери достигали двадцати тысяч человек. В этом состояло еще одно отличие от войн в Тогда они могли потерять пятнадцать тысяч солдат под Фредриксбергом или двадцать тысяч при Чанселлорсвилле и в течение нескольких недель восстановить численность армии, в то время как войско Бобби Ли постепенно таяло.
Теперь он оказался на месте Ли. Орда мерков по-прежнему неизмеримо превосходила их в числе — около сорока уменов, четыреста тысяч всадников, — а в его распоряжении была в лучшем случае лишь шестая часть от этого числа. Они оставили Суздаль и Новрод, оккупирована вся западная часть Руси, население убегало от врага вдоль тонкой нити железной дороги.
Ганс... Эндрю так долго старался прогнать мысли о нем. Пэт О’Дональд рассказал ему о последних минутах 3-го корпуса, о развевающемся на утреннем ветерке вымпеле Ганса, исчезнувшем под ударами сверкающих мечей мерков.
«Что я делаю, Ганс? Я сумел спасти наших людей, эвакуировал целый народ, но для чего?»
Порыв ветра принес и рассыпал вдоль дороги заряд града, частые молнии освещали трагическую сцену. Бесконечный людской поток медленно продвигался на восток, почти полмиллиона человек боролись с разбушевавшейся стихией и, казалось, уже не ощущали ни боли, ни страданий.
— Бабушка, когда мы придем домой?
Эндрю поднял глаза. Мимо него плелись двое стариков, окруженные полудюжиной ребятишек. Убогие пожитки были сложены на ветхую колесную тележку, готовую развалиться в любой момент. Мальчуган, задавший вопрос, дрожал от холода и с надеждой заглядывал в лицо бабушки. Пожилая женщина грустно улыбнулась, стараясь успокоить малыша. Взгляды Эндрю и женщины встретились, он остро ощутил бездну печали и страдания. Где родители детишек? Отец, вероятно, воюет. Живой, мертвый или, не дай Бог, в плену? Он не осмелился задать вопрос и виновато отвел глаза.
Они прошли мимо и исчезли в темноте, как частичка единого потока, в котором одна семья сменяла другую, в поисках относительной безопасности, устремляясь по бескрайней степи на восток, к Риму.
— Паровоз набрал воды, сэр, мы готовы отправляться.
Эндрю обернулся на голос возникшего за спиной молоденького ординарца в холщовой форменной рубашке со свисающей с плеча перепачканной лейтенантской ленточкой.
— Отыщи ту пожилую пару с шестью детьми, — прошептал Эндрю, кивая головой на колонну. — И посади их в поезд.
— Но сэр, в поезде нет мест, — возразил лейтенант.
— Найди, черт побери! Сбрось какой-нибудь багаж и пристрой их, — приказал Кин.
— Ты не сможешь спасти их всех.
Навстречу Эндрю из вагона вышел доктор Эмил Вайс. Он вскинул вверх руку с уже открытой серебряной фляжкой. Кин принял флягу и сделал большой глоток, даже не кивнув в знак благодарности.
— Однако можешь попытаться, по крайней мере, — мягко продолжил Эмил.
Он забрал фляжку и, прежде чем завинтить крышку, тоже пропустил глоток. Очередная молния на краткий миг осветила все вокруг, и они снова увидели колонну людей, тянувшуюся через деревню, и подошедший поезд, на котором перевозили солдат из корпуса Пэта О'дональда. Поезд остановился, ремонтная бригада в лихорадочной спешке принялась чинить треснувший приводной вал. В пелене дождя показалась высокая массивная фигура, мускулистые руки и плечи были прикрыты черной накидкой. Рыжие баки и усы слиплись от воды, по ним стекали капли, поля потрепанной походной шляпы обвисли и закрывали глаза. Шумно отфыркиваясь, Пэт О’Дональд подошел ближе и вяло отсалютовал.
— Ты когда-нибудь отдыхаешь? — спросил Пэт. На лице Эндрю мелькнула слабая улыбка.
— Не ожидал увидеть тебя в этом поезде, — произнес Кин, протягивая Пэту руку.
— Я и сам не ожидал, что окажусь здесь, — ответил тот, энергично пожав руку Кипа и встряхнув головой в тщетной попытке избавиться от уже привычной усталости.
Эмил нехотя подал ему фляжку и грустно наблюдал, как Пэт несколькими глотками почти осушил ее.
— Ну вот, теперь я точно знаю, что еще не умер, — произнес Пэт.
— Это ненадолго, если будешь так пить, — ответил Эмил. — Я не для того штопал дыру в твоем животе, чтобы ты прожег в нем другую.
Пэт хрипло рассмеялся и хлопнул доктора по плечу.
— Не волнуйся, дружище, неужели ты думаешь, что я могу умереть от выпивки?
— Не стоит говорить о смерти, — спокойно произнес Эндрю.
— Это все меланхолия, полковник, — пошутил Пэт, надеясь снова вызвать улыбку на лице Эндрю.
Кин не ответил ему.
— Дорогой Эндрю, все это, конечно, очень похоже на поражение, но это еще не повод отказаться от разговоров.
— Спасибо, что напомнил, — ответил Эмил.
— Могло быть и хуже, ведь эта война — совсем не то, к чему мы привыкли. Никаких высоких слов о чести и славе, и невозможно уйти в отставку.
Пэт немного помолчал и тяжело вздохнул.
— Я вспомнил сорок восьмой, еще в Ирландии. Все выглядело почти так же — сотни тысяч голодных людей стремились попасть на корабли, уходящие в Америку. И мы совершенно не представляли себе, как надо воевать, — шепотом закончил он.
Эндрю внимательно посмотрел на своего товарища.
— Но здесь есть одно отличие. Мы должны победить или умереть, — резко продолжал Пэт. — Третьего не дано. Такой же выбор и у тех дьяволов, что идут за нами по пятам. Скорее всего мы не удержим Кев и окажемся в открытой степи, а они загонят нас в Испанию и захватят Рим. Но, клянусь Богом, я готов драться, у меня нет другого выхода. А когда умру, кто-то другой будет драться вместо меня. В этой войне мы можем обойти всю планету, вернуться в свою страну с другой стороны, но сражаться не перестанем.
Пэт снова приложился к фляжке, допил все, что там оставалось, и небрежно протянул ее доктору. Тот грустно вздохнул и спрятал флягу в карман.
— А тебе все это доставляет удовольствие, чертов ирландец? — спросил Эмил.
Пэт прищурил глаза от струй дождя и вспышек молний.
— Ради этого я и живу, — ответил он голосом, осевшим от постоянной усталости и расслабляющего действия водки. — Сегодня мой корпус почти целый день сражался не то с тремя, не то с четырьмя уменами в открытом поле. Никаких укреплений и укрытий, все как на ладони. И все же мы сумели выбраться оттуда и забрали с собой всех раненых, оставив мерков с носом.
Пэт снова немного помолчал.
— Кроме того, я ненавижу этих ублюдков. Их убивать не жалко и поэтому гораздо легче. Конечно, я убивал и мятежников-южан, особенно высокомерных офицеров с их аристократическим гонором. Они задирали носы и смотрели на нас сверху вниз. Но они были людьми, и я вполне мог выпить с ними после окончания войны. Я не мог ненавидеть их по-настоящему. Эти же твари — совсем другое дело, и у нас нет выбора, мой добрый доктор. Все просто и понятно — или мы их уничтожим, или все погибнем. Эндрю молча кивнул. Он понимал, что все это правда. В этой войне нет места благородству. Раньше такое было немыслимо, теперь — в порядке вещей.