Чужие

— Благодарю вас, офицер Рипли, — начал Ван Лювен, — этого будет вполне…
— Потому что, — оборвала его Рипли, — только одна тварь сумела за двенадцать часов уничтожить всю нашу команду.
Администратор встал. В этом зале Рипли была не единственной, кто потерял терпение.
— Благодарю вас. Этого будет достаточно.
— Это еще не все! — Она тоже поднялась. — Но если эти твари попадут сюда, тогда конец.
Представительница АКВССа спокойно повернулась к администратору:
— Думаю, у нас достаточно информации, чтобы сделать правильные выводы. Предлагаю завершить допрос и удалиться на совещание.
Ван Лювен посмотрел на членов Совета. С таким же успехом он мог посмотреть в зеркало: у всех было одно мнение:
— Дамы и господа! — он уставился на Рипли. «Это похоже на вскрытие», — подумала она с тоской. — Офицер Рипли, пожалуйста, извините нас, но вам придется…
— Нет, ничего, — произнесла она дрожащим от волнения голосом и направилась к выходу. Взглянув на видеоэкран, она увидела фотоснимок Далласа. Капитан Д. Друг Д. Товарищ Д. Мертвый Д. Она сердито зашагала прочь.
Вот и все. Она будет признано виновной, и сейчас они подбирают для нее справедливое наказание. Формальности? Компания дорожит этими формальностями. Никаких ошибок со смертями и трагедиями, все должно быть отражено в годовом отчете. Итак, допрос закончен, эмоции превратились в колонки холодных цифр. Приговор будет объявлен, но не слишком громко, чтобы не беспокоить соседей.
Не крушение карьеры тревожило Рипли. Ей не поверили, вот чего она не могла простить. Они могли сомневаться в частностях, интерпретировать некоторые события иначе, но не принять ее рассказа целиком, не поверить главному — этого она никогда не простит. Ведь на карту поставлено неизмеримо больше, чем ее разбитая жизнь и бесславно закончившаяся карьера офицера транспортных полетов. Но это их не тревожит, поскольку речь идет не об их прибылях или убытках.
У стоящего в холле автомата-продавца Берк взял кофе и пончики. Рипли подошла к нему. Приняв кредитную карточку, машина вежливо поблагодарила. Как все на станции Гэтвей, автомат не воспроизводил запахов. Безвкусная черная жидкость в чашке. А только не с пшеничного поля.
— Ты должна это съесть. Без возражений, детка. — Берк старался быть веселым и великодушным, но у него не очень получалось.
У Рипли не было причины ему отказывать. Тем более, что сахар и искусственные сливки придавали суррогату хотя бы какой-то вкус.
— Они все решили еще до моего прихода. Я напрасно потеряла целое утро. Они все распределили по ролям, включая и меня. Лучше бы они сразу сказали, что хотят от меня услышать. — Она взглянула на него. — Как ты считаешь, что они думают?
— Не знаю, но могу себе представить, — Берк откусил пончик.
— Они думают, что я помешанная.
— Помешанная, — весело сказал он, — съешь пончик. Шоколадный или молочный?
Рипли посмотрела на шарики:
— А ты чувствуешь разницу?
— Нет, конечно, но цвета красивые.
Совещание длилось недолго. Зачем тянуть, думала она, входя в зал и занимая свое место в дальнем углу. Берк ободряюще подмигнул ей, но затем опустил глаза. Она была рада, что он не наблюдает за ней.
Ван Лювен прочистил горло. Он уже не считал необходимым заручаться поддержкой своих коллег. И объявил:
— Заслушав показания Элен Рипли, Н-14672, объявляем ее непригодной для работы в Навигационной Космической Службе (НКС) в качестве офицера коммерческих полетов. Тот, кто ожидал от осужденной какой-нибудь реакции, наверняка был разочарован: она сидела неподвижно, с вызовом глядя куда-то сквозь них.
Ван Лювен продолжал, не подозревая, что Рипли мысленно уже нарядила его в черный плащ с капюшоном:
— Ввиду необычно длительного гиперсна и его возможного воздействия на нервную систему человека, никаких уголовных мер в данный момент применено не будет…
Рипли задумалась. Дело сводилось к следующему: если держать язык за зубами и не совать свой нос куда не следует, можно дотянуть до пенсии…
— Вы привлекаетесь к психометрическим пробам, включая ежемесячные обследования у психиатра, и к лечению, если таковое будет назначено, на шестимесячный срок.
Коротко и ясно. Окончательно и обжалованию не подлежит.
Закрыв заседание, Ван Лювен с достоинством удалился. Рипли двинулась следом. Берк попытался остановить ее:
— Брось! Все кончено.
Она убрала его руку:
— Верно. Но если так, что они еще могут мне сделать? Она настигла Ван Лювена у эскалатора:
— Почему бы вам не проверить ЛВ-426?
Он спокойно взглянул на нее:
— Миссис Рипли, это не имеет значение. Решение Совета окончательное.
— К черту это решение! Речь не обо мне. Я говорю о тех несчастных, которые следующими наткнуться на тот корабль. Объясните мне, наконец, почему вы не хотите проверить?
— Потому что в этом нет необходимости, — резко ответил он. — Люди, которые живут там, никогда не докладывали ни о «внеземной жизни», ни о «кораблей пришельцев». Вы думаете, я полный идиот? Или вы считаете, что Совет мог бы закрыть глаза на фальсификацию во избежание будущих неприятностей? Да, кстати, они называют эту планету Ачерон.
Пятьдесят семь лет, Долгий срок. Люди могли многое сделать за Пятьдесят семь лет. Строительство, продвижение в космос, основание новых колоний. Рипли пыталась вникнуть в смысл слов администратора:
— Какие люди? О ком вы говорите?
Ван Лювен вошел вместе с другими пассажирами в кабину лифта. Рипли удерживала дверь рукой.
— О колонистах, космических инженерах, — объяснил он. — В мире многое изменилось, пока вы спали, Рипли. Мы шагнули далеко вперед, сделали значительные открытия. Космос — не самое гостеприимное место, о мы осваиваем его. С помощью шейк-энд-бейк колоний. Они устанавливают трансформаторы атмосферы, которые делают воздух пригодным для жизни. Эти трансформаторы экономны и эффективны, а срок их работы практически неограничен. Лучшим сырьем для них является водород, аргон и метан. Ачерон плавает в метане с примесью кислорода. Для того, чтобы началась химическая реакция, мы добавляем немного азота. Сейчас это уже неопасно. Дайте нам время, и мы терпением и тяжелым трудом сделаем космос удобным и гостеприимным для человечества. Конечно, это дорого стоит. Мы — не компания филантропов, и все-таки нам приятно думать о том, что мы работаем для будущего человечества. Работы много. На десятилетия. Они же там, на Ачероне, более двадцати пяти лет. И никаких проблем.
— Почему вы не сказали мне об этом?
— Потому что эта информация могла повлиять на ваши показания.
Лично я не думаю, что на вас можно повлиять: вы верите в то, что говорите. Но мои коллеги придерживались иного мнения. Я также сомневаюсь, что это изменило бы наше решение.
Дверные створки стали сближаться, но Рипли удерживала их, несмотря на протесты других пассажиров. — Сколько там колонистов?
Ван Лювен задумался:
— По последним подсчетам, по-моему, шестьдесят, а может, семьдесят семей. Мы поняли, что люди лучше работают, если не разлучать их с семьями. Это обходится дороже, но окупается за более длительный срок. И потом, настоящая колония надежнее обычных инженерных аванпостов. Конечно, с женами и детьми есть сложности, однако после окончания вахты есть шансы выйти на пенсию. Все зависит от условий контракта.
— Господи Иисусе, — прошептала Рипли.
Один из пассажиров выступил вперед и спросил, не скрывая раздражения:
— Вы не возражаете?..
Она отпустила дверные створки, и они плавно закрылись.
Ван Лювен уже не думал о ней, а она о нем. Рипли думала о чем-то другом и та картина, что представала перед ее внутренним взором, была ужасной.
 
Глава 2
Это было не самое лучшее время и уж, конечно, самое худшее место. Гонимые неземными метеорологическими силами, ветры Ачерона непрерывно трудились над бесплодной поверхностью. Если бы они состязались с океанами (которых не было на планете) в выравнивании ландшафта, они победили бы несколько эр назад. Под их влиянием возникали новые горы и равнины. До сих пор ничто не могло противостоять их безжалостному воздействию. Не было ничего, что могло бы остановить песчаные бури, ничего, что могло бы предотвратить штормы: все отступало под их неотвратимым натиском. Так продолжалось до тех пор, пока потомки человеческого рода не прилетели на Ачерон и не обратили злые ветры во благо.