Фальшивое зеркало

Все это не тревожило Учителей. Их было двое: это впечатляло, потому что на Эйрросаде присутствовало четверо. Никто из собравшихся ашреганов и криголитов не представлял, какие именно обстоятельства привели Учителей на передовые позиции.
Оба амплитура на четырех коренастых ногах приблизились к региональному командиру. Щупальца на концах их лап описывали в воздухе фигуры, понятные лишь им одним.
Раньи как унифер находился в первых рядах офицеров. Он в молчании наблюдал, пока региональный командир обменивался репликами с Учителями. В эскорте амплитуров находились два высоких угловатых копави. Раньи ни разу не видел вблизи представителей этого мира и сосредоточил на них свое внимание. Они выглядели слишком хрупкими, чтобы справиться с длинноствольными карабинами, которые несли с собой. Затем он увидел, как учителя направились к ряду, в котором он стоял. Попытки каким-то образом отвлечь внимание от происходящего оказались тщетными.
Друзья, стоявшие рядом, в ожидании обменивались репликами. Сагио распирало от гордости. Кажется, его брат более взбудоражен происходящим, чем он сам, молча думал Раньи.
Времени для дальнейших размышлений больше не было. Отростки с черными шариками на концах направились в его сторону. Зрачки, словно сделанные из плавленного золота, сфокусировались на нем. Возвращая взгляд, он сделал все от него зависящее, чтобы разум его оказался совершенно пустым. Несмотря ни на что, он ощутил страх. В конце концов, это были Учителя. Он почувствовал, что от них исходит тепло и дружелюбие. Его мозг как будто оказался обернутым надежным умственным одеялом. Неужели подобные существа могут нести ответственность за те отвратительные деяния, в которых их обвиняют представители Узора? Они, казалось бы, воплощают само сочувствие и понимание. В них были доброта и свет. Он решил не думать – только реагировать.
Базовый командир, дородный ашреган с несоответствующе грустным выражением лица заговорил.
– А это славный Раньи-аар с Коссуута, который, как вы слышали, совсем недавно к нам вернулся, проведя многие месяцы в джунглях неподалеку от вражеских расположений.
– Удивительный эпизод. – Один из амплитуров, вместо того, чтобы передавать свои мысли, использовал рогоподобное отверстие для рта и издал мягкие звуки ашреганов. Использование родного языка собеседника было изъявлением особой чести для Раньи.
– Вы всем нам доставили удовольствие. – Глазные отростки зависли на расстоянии ладони от лица Раньи.
Одновременно он ощутил в мозгу характерное подергивание, означавшее, что один из амплитуров, или они оба обращались непосредственно к нему. Несмотря ни на что, он напрягся. Но учитель не отдернулся в сторону. Щупальца не сжались, конечности не задрожали, что означало бы контакт с умственным защитным механизмом зрелой человеческой нервной системы. Значит, он все же не человек, как на том настаивали ученые Узора. Вот и повод для размышления. Как многое из того, что ему говорили на Омафиле было чепухой или пропагандой? Если бы он был человеком, то их мысленный контакт заставил бы Учителя испытать боль и откатиться назад. Вместо этого черные глаза на отеках продолжали незаметно колебаться и рассматривали его с нескрываемым удовольствием.
Ласковое умственное прикосновение передало восхищение его подвигами и радость по поводу его возвращения, как и беспокойство по поводу его здоровья. В нем не было ничего враждебного, ничего угрожающего. Бояться было нечего.
Последовавшее за тем было своего рода запоздалой мыслью, случайной непоследовательностью. По чьему-то молчаливому предложению, линия, в которой стоял Раньи, сделала шаг вперед, чтобы каждый из присутствующих получил личное одобрение – Раньи прищурил глаза от солнечного света и на эту долю секунды заколебался. Ни его брат, ни его товарищи не заколебались. Только Раньи: он сделал это специально, как будто споткнувшись, чтобы секундой позже присоединиться к дружному продвижению вперед всех остальных.
Улыбка неловкости замерла у него на лице. Потому что теперь он знал, что из всех присутствующих лишь он один мог воспротивиться предложению, мог бы остаться на своем месте. В какую-то долю секунды вместо предложения он ощутил приказ, а вместо просьбы – рывок. Каким малым ни было это открытие, оно его смутило.
И испугало. Была ли его заминка отмечена и была ли понята ее причина? Туманные глаза перед ним были непроницаемыми, выражение расплывчатого лица ничего не говорило.
Амплитуры никак не дали ему понять, что произошло что бы то ни было странное или что они ожидали нечто подобное. Чувствительные щупальца приблизились к нему и обняли его. Он недвижно стоял в этом дружеском объятии, улыбающийся, пока его не отпустили. Не говоря ни слова, Учитель убрал щупальца и в молчании последовал со вторым амплитуром вдоль линии воинов. Раньи же попытался проанализировать происшедшее столкновение так, как мог.
Впервые за все время, что ему приходилось общаться с Учителями, вместо предложения он ощутил нечто иное. Это было сродни рывку, импульсу. Узнав его, он мог ему и сопротивляться, хотя на этот раз повиновался команде из страха быть разоблаченным. У его друзей, понял он, такого выбора не было.
Как много подобных «предложений» он и его друзья в течение всей их жизни уже были вынуждены выполнить? На этот раз он сумел распознать это и противостоять ему. Но все равно он отреагировал по-иному, чем человек. Так кто же он? Во что превратили его гивистамы-хирурги? У него было мало времени для размышления, потому что амплитуры вернулись и встали прямо перед ним.
На этот раз оскорбительное, настоятельное испытание было адресовано лишь ему одному. У него не было возможности скрыть свое сопротивление в массе. Он ожидал, пытаясь подавить свою неловкость. Ему было «предложено» вновь рассказать Учителям и соратникам о своих подвигах, чтобы и те и другие могли бы извлечь из его опыта что-либо полезное. В иных обстоятельствах Раньи бы возразил. Но сейчас он знал, что его не просят, ему велят.
Хоть он и знал, что может отказаться, но подчинялся с видимым энтузиазмом, повернувшись лицом к ряду молчаливых солдат. У себя на затылке он ощущал взгляд черно-золотых глаз, которые неотрывно изучали его. Он попытался не обращать внимания на это ощущение и в который раз рассказал своим товарищам череду выдуманных историй о своем пребывании на Эйрросаде.
Время от времени тот или иной Учитель предлагал ему подробнее остановиться на том или ином эпизоде. Раньи с готовностью подчинялся; заученность его рассказа оставалась незамеченной аудиторией. Когда он завершил рассказ, ему предложили наибольшую из возможных почестей. Разве в течение тысячелетий амплитуры не несли в буквальном смысле у себя на спине Назначение? Ближний от него Учитель опустился на колено призывая его к себе и жестом щупалец, и мыслями. Так как в данной ситуации выбора у Раньи не было, он неохотно выступил из строя и сел на гладкую мясистую спину амплитура. Учитель задумчиво поправил Раньи у себя на спине и затем поднялся.
Один из высоких копави приблизился к ним с устройством для записи образа, чтобы потом его размножить и распространить. «Смотри! – скажет изображение. – Достижения смелого ашрегана подняли его над всеми, даже над амплитурами!»
В фигуральном смысле, конечно. Раньи с усмешкой думал, что снимок получит широкое распространение.
Осторожно удерживая неудобную позицию, Раньи заметил, что без труда мог бы вонзить нож в череп Учителя и навсегда прекратить поток предложений, которым невозможно сопротивляться. Это наблюдение вывело его из равновесия. Сама мысль об этом была бы абсолютна неприемлема для ашрегана… но не для человека.
Когда копави завершил свою работу, потрясенный Раньи соскользнул с бесхребетной спины и занял свое прежнее место в строю. Учителя официально обратились ко всем присутствующим, воздавая хватку их храбрости и самоотверженности, призывая и дальше следовать Назначению. Раньи слушал так же внимательно, как и остальные, но не получил никакого удовольствия от похвалы. В его мысли как будто проникло нечто постороннее и болезненное, нечто, пытавшееся заставить его думать, оперируя собственными представлениями о правоте и не правильности, о реальности и лжи. Паразит становится паразитом лишь тогда, когда его замечаешь. На многих планетах обитали кровососы, которые обезболивали ранку и сосали незаметно кровь у существ, к которым прилеплялись. Амплитуры делали нечто подобное с мыслями, придавая командам форму предложений, а приказам – облик вежливой просьбы. От этой мысли ему стало не по себе. Ближайший к нему амплитур вновь поглядел на него. Он опять почувствовал мысленный контакт, мягкое предложение в заключение церемонии обратиться со словами приветствия к своим товарищам по оружию. Злость на мгновение взяла в нем верх над здравым смыслом.