Время перехода

Движение его было остановлено стрелой, вонзившейся в футе от ног.
Джон-Том поднял глаза на кроны деревьев. Среди ветвей смутно прорисовывались контуры луков и горящие глаза.
– Вот они откуда объявились. Потому-то мы и не слышали, как они крадутся. Должно быть, следили за нами с тех пор, как мы вылезли из реки, и очень старались не расхохотаться.
– Да уж, изрядно опасный народ, что и говорить. Думаешь, никто не видит, а они смотрят да посматривают.
– И очень экономны. Им ничего не стоило продырявить тебе ногу. – Джон-Том подбородком указал на стрелу и отвернулся от ограды. – Делай вид, что мы влипли и подняли лапки кверху.
– Так оно и есть.
Енот грузно опустился на землю.
– Вовсе не обязательно.
– О чем ты говоришь? Вы так же беспомощны, как и я, – удивился Тейва.
– В моем посохе таятся шесть дюймов стали. – Джон-Том взмахнул посохом. – А в мешке лежит инструмент.
– По-моему, музыка тут не поможет.
– Ты не понял. Я чаропевец.
– Человек, ты не сможешь выпеть себя отсюда – просто не успеешь.
Джон-Том искоса обозрел темные силуэты на деревьях.
– Может, да, а может – нет. Так вот почему ты не улетел – боялся получить стрелу в грудь до того, как взмоешь над деревьями?
Жеребец понурился.
– О нет, это меня не тревожит. Я могу упорхнуть с такой скоростью, что лучший стрелок не успеет даже прицелиться. Но их это тоже не тревожит, потому что они знают, что я не могу улететь отсюда. Они знают, что у меня не в порядке.
Джон-Том положил руку на. огромное крыло, и хотя оно было сложено, ощутил игру огромных мускулов и дрожь сухожилий толщиной с человеческую ногу. Судя по виду, этот конь мог бы спокойно летать с роялем на спине.
– По-моему, у тебя все в порядке. Если ты не боишься стрел и у тебя все нормально, то какого ж черта не улетел из этого крольчатника? – Юноша оценивающе подергал один из опоясывающих бока жеребца кожаных ремней – черную метку жертвы. – Если с тобой действительно что-то не так, то будь я проклят, если вижу, что!
– Неудивительно. Эта вещь взгляду не доступна. – Смущенный Тейва напряженно сглотнул. – Видите ли, я страдаю высотобоязнью.
Джон-Том только рот разинул. Порой начинало казаться, что рок положил ему лично познакомиться в мире Маджа со всеми до единого обладателями психических травм.
Что же до туземцев, то они с радостью приветствовали пополнение меню на целых два пункта. Дабы гости чувствовали себя как дома, к прежним двум вертелам было добавлено еще два, помельче. Костровую яму расширили. Главному блюду будут предшествовать две перемены закусок.
Милостивая фортуна явно улыбнулась каннибалам, ниспослав им свежего мясца, прибывшего своим ходом и буквально просившегося на стол.
А что, с одного даже не надо снимать шкуру!
Джон-Том разглядывал загородку. Спрятанное в посохе лезвие может с легкостью перерезать веревки, но заодно привлечет внимание прячущихся на деревьях лучников. Вряд ли те будут ждать, пока пленники убегут.
– Считай, что мы уже жаркое.
– Может, и нет – Мадж и Виджи еще на свободе.
Енот высморкался.
– Из ничего да ничего ничего не получится. Уж лучше попытаемся сами придумать, как выбраться отсюда. Не очень-то рассчитывай на своего выдра.
– Прежде он меня выручал.
– А была с ним в те времена его дама?
– В общем, нет.
– Тогда ты говоришь о другом выдре. Как ты думаешь, что ему дороже – новая жизнь с ней или старая дружба с тобой?
Вместо ответа Джон-Том отошел к Тейве и принялся разглядывать ремни, опоясывающие шею и грудь коня, гадая, наденут ли на них такую же сбрую. Рысак не обращал на него никакого внимания. В душе Джон-Том верил, что Мадж придет на выручку, но разум подсказывал, что Перестраховщик прав – надо придумать что-то самим, и побыстрее. А Тейва – прекрасная возможность для бегства. Лучше заняться им, а не оградой.
– Летучий конь боится высоты – это ж бессмыслица какая-то!
Жеребец оглянулся.
– Как и чаропевец из иного мира. И все-таки ты здесь.
Джон-Том вспомнил времена репетиторства и заговорил с конем тем тоном, каким наставлял напуганных до оглупения юристов-первокурсников:
– Послушай, перестань смотреть на костер и расслабься. У меня есть некоторый опыт в таких вопросах. Если мы этим займемся, то, быть может, отыщем средство от твоего духовного недуга.
– Я расслаблен – насколько может быть расслаблен тот, кто готовится стать главным блюдом на пиру каннибалов. Что же до предложения излечить меня, человек, то милости прошу, но должен предупредить: я нервничаю, даже вставая на дыбы, потому что голова слишком далеко от земли. На корабле я почти не выходил из каюты, потому что боялся посмотреть за борт – море было далеко внизу.
Худо дело, подумал Джон-Том и спросил:
– И давно это?
– Сколько себя помню. Жеребенком я вечно убегал и прятался от друзей, потому что не мог видеть, как вольно они парят в небе, затевая игру в прятки среди облаков, а меня приковывают к земле мои страхи.
Ах, человек, разве я не пытался летать? Поверь, я очень старался!
Конь развернул великолепные крапчатые крылья и энергично захлопал ими, но стоило передним копытам оторваться на пару дюймов от земли, как он испуганно сложил крылья. В глазах его застыл ужас, все тело дрожало – с первого же взгляда было ясно, что одна лишь мысль о полете для него подобна пытке.
– Хужее не придумаешь, – покачал головой наблюдавший за ним енот.
– Я сам, – резко оборвал его Джон-Том и повернулся к жеребцу с ласковой улыбкой. – И когда же ты впервые понял, что вполне способен летать, но не можешь, потому что боишься?
– О, давным-давно, – застенчиво признался тот. – А если тебя интересует какое-то ключевое событие, некий темный секрет моего прошлого, – долго искать не придется. Мне говорили, что когда я был очень маленьким – сам я этого почти не помню, – то начал учиться летать на тренировочном поводке, как заведено. И хотя теперь верится с трудом, но меня уверяли, что я был отважнее прочих жеребят. Однажды я попытался вылететь прямо из родной конюшни и пулей пронесся через проход примерно такой же высоты, как ты, человек.
– И что же?
– Врезался. – Конь вздрогнул. – Наткнулся на низкую дверь, одно копыто зацепилось за щеколду, и я перевалился на ту сторону.
– Крепко побился?
– Вовсе нет. Видишь ли, на шее у меня был поводок, а дверь была выше меня – так что я оказался в ловушке, повиснув на ремне. Я пытался освободиться, захлопав крыльями, но их прищемило дверью. Так я висел и понемногу задыхался, пока проходившая мимо кобыла, подруга моей воспитательницы, не перекусила поводок. Однако к тому моменту я уже был без сознания. Это воспоминание не отпускает, и, если я пытаюсь взлететь, боль и страх обрушиваются на меня, и я начинаю задыхаться.
Как видишь, ничего таинственного. Просто я ничего не могу с собой поделать.
– Понимаю, – кивнул Джон-Том.
– Неужели? – Тейва удивленно посмотрел на него.
– Разумеется. Тебя держит на привязи пережитый в детстве ужас.
Многие знают причину своих страхов, но просто не умеют их преодолеть.
Прежде всего ты должен понять, что страх этот иррационален – все это случилось давным-давно, ты был почти сосунком. Ты обязан убедить себя, что с головой у тебя все в порядке, как и с крыльями, ногами и остальными частями тела.
Джон-Том сделал пару шагов вперед, остановившись рядом – глаза в глаза – с жеребцом.
– Тейва, ты можешь одолеть свой страх, только надо объяснить это себе. Поводок – в твоей памяти, а не на шее, а память не может задохнуться. Разве то, что тебя вот-вот выпотрошат, насадят на вертел и подадут к столу, не пробуждает у тебя желания выбраться?
– Я не более, чем вы, рвусь попасть в чужие желудки, но ничего не могу с собою поделать.
Конь снова захлопал огромными крыльями. Поднятая ими пыль запорошила Джон-Тому глаза. Вот Тейва приподнялся над землей на дюйм, на два, на три, на полфута – и снова упал, роняя изо рта хлопья пены.