Зелье

Было это тридцать лет тому назад. 
Легкий пар поднимался над крышкой, в домах напротив одно за другим гасли окна. 
- Олег, ты скоро? Пора спать! - крикнула мать из своей комнаты. 
- Спи, мама, спи. У меня еще много, - отозвался он. 
...Зелье зельем, а сила духа силой духа. Пора. Тридцать пять лет - это тот возраст, когда мужчине уважение нужнее, чем всеобщая любовь. Всю жизнь в симпатягах - мало. Посмотрим, товарищ Жуков, поглядим... 
В комнате матери раздраженно скрипнула кровать, потом резко щелкнул выключатель. Тихо. 
Наступило воскресенье, одиннадцатое марта, восход солнца, согласно календарю, должен состояться в 6:58. 
И состоялся. Окно неярко, но вполне уверенно засветилось сероватым мглистым светом. Олег взглянул на часы: 6:57. Он встал с табуретки. Стрелка коснулась 6:58. Он выключил газ, взял кастрюлю полотенцем за нагревшиеся ручки, осторожно перенес ее в свою комнату и поставил на подоконник. А поставив, почувствовал внезапно такую усталость, что немедленно, не раздеваясь, повалился на диван и крепко уснул. 
7 
Вкус был неопределенный, но перцу он бросил, как видно, от души - во рту, во всяком случае, основательно жгло. Мокшин выпил полную чашку, вытер губы и сел на диван. Ничего не происходило, никакого душевного подъема, или там прилива решимости, или вспышки принципиальности он не чувствовал, ощущал только, что не выспался и что - идиот - убил ночь перед выходным днем неизвестно на что, на детскую чушь, и никому ведь не расскажешь: засмеют. 
- Сидишь? - спросила мать входя. - Почему не идешь к своей Дульцинее? Поругались-таки? 
- Мама, - вежливо, но твердо сказал Мокшин, - очень тебя прошу, не говори ты о Варе в таком тоне. А лучше тебе вообще о ней помолчать, другой тон у тебя не получится. 
- Как?! - спросила мать. - Что с тобой? Ты заболел? 
- Я абсолютно здоров и, будучи здоровым, еще раз прошу тебя не говорить пренебрежительно о женщине, которую... о близком мне человеке. Ты поняла? 
- А я ничего особенного не говорю, - мать поджала губы и попятилась. Сказать нельзя... я просто так... откуда мне знать, твое дело... 
Что-то бормоча, она исчезла, а Мокшин вышел в коридор, набрал Варин номер и сказал ей, что в кино идти нет сил, не спал ночь и валится с ног. А вечером, если она не против, он заглянет. 
- А что случилось? Опять бессонница? Или маме было плохо? встревожилась Варя. 
- Ничего страшного. Занимался тут одним делом. Пока. 
До обеда Мокшин проспал. Мать была непривычно молчаливой и даже как будто испуганной, сделала его любимые сырники и клюквенный кисель. Олег сказал ей, что скоро уходит, будет у Варвары. 
- Если что нужно, звони туда. 
- Ей?! Чтоб я звонила ей?! Ну... хорошо, позвоню, если что. 
- Вот и славно. А я, если останусь там, сам тебе позвоню до двенадцати. 
...И ведь, черт подери, как просто и эффективно! Ну, дела... 
Несмотря на кучи снега, громоздящиеся вдоль тротуара, на сугробы в сквере и голые деревья, улица была определенно весенней. Оттаявший за день асфальт подсыхал, дул теплый и влажный ветер. 
На углу Невского и Садовой его окликнули. 
- Олег Николаевич! Олег Николаевич! Постойте! 
Знакомый тягучий голос, от которого у него всегда портилось настроение. А она уже была тут, уже хватала за локоть. 
- Представляете, - сообщила она, - отпирается. Ничего, говорит, не было и нет. Зануда, говорит, ревнуешь напрасно. Как вы считаете? Врет? А я, между прочим, как раз сегодня видела во сне реку. Большая такая река, как Волга. А на самой середине... 
- Лошадь, - догадался Мокшин и, не давая ей закрыть рта, продолжал, высвобождая локоть: - Во-первых, мне некогда, тороплюсь на свидание. Во-вторых, ваш муж безусловно прав. В-третьих, перестаньте видеть сны. Всего наилучшего. 
- Как?! - опешила Зленко. 
- Да вот так. Извините, - и, церемонно ей поклонившись, он заспешил к метро, радуясь Началу Начал. 
Никуда они с Варей не пошли, сидели и разговаривали, и, конечно, он рассказал ей про книгу, про бумажку с рецептом, про зелье, про все. Варвара слушала его с улыбкой, покачивала головой, а когда он закончил словами: "Я пошел, а она стоит, челюсть - до земли, глаза как колеса у самосвала", сказала: 
- Вот за это я тебя и люблю. 
- За что? 
- За все. 
8 
Наступил понедельник, рабочий день. Начался он с того, что Мокшин пригласил к себе Майю Зотову, конструктора как-никак третьей категории. 
- Хочу вам сообщить, Майя Ивановна, - сказал он, внимательно всматриваясь в ее лицо, - что в ту пятницу я, как двоечник, краснел за ваш чертеж перед начальником отдела, потому что физически не успел исправить в нем все допущенные вами ошибки, а их было тьма. Больше я не намерен ни краснеть, ни тратить свое рабочее время на исполнение _ваших_ обязанностей. 
- Олег Николаевич, - привычно затрепетав, перебила его Зотова, - как вы так можете, у меня же ребенок, вы же знаете. 
- Не надо жалких слов, очень вас прошу. Ребенок дома с бабушкой, а вы на работе. И ради бога, делайте дело. Или не можете? 
- Я... нет, - выдавила Майя после паузы, - я... просто... Вы не переживайте так, Олег Николаевич. 
- Тогда идите и работайте, - мирно сказал Мокшин, - и помните: скоро переаттестация. Все. 
А минут через десять явилась секретарь директора Лариса Николаевна со своей злополучной ладонью. 
- В прошлый раз вы были не в настроении, - проворковала она, - говорили про линию ума, а мне ум не важен. Согласитесь, в женщине ум совсем не главное, правда? 
- Не главное, - охотно согласился Мокшин. 
- А про _другое_ вы ни слова не сказали, - продолжала она, пристально глядя ему прямо в зрачки и протягивая руку вниз ладонью, как для поцелуя, - а у меня сейчас такой момент в автобиографии... 
- В биографии, Ларочка. А помочь ничем не могу, гаданиями больше не развлекаюсь. Некогда. 
- Ну-у, Олег Николаевич, - она капризно пошевелила пальцами, не убирая руки. Рука красивая. Длинные пальцы, маникюр. Все, как положено. У Вари ногти всегда коротко острижены - медсестра. 
- Правда, некогда, Лариса, - зашиваюсь. Кроме того, вам ведь всем подавай сказочные успехи в будущем, выдумывать я не в состоянии, а огорчать никого не хочу. Так что - завязал. А в "автобиографии" пусть будет, как будет. Если все знать заранее, неинтересно жить. 
- Вы так думаете? - многозначительно выговорила она, продолжая неотрывно смотреть ему в глаза. - Ну что ж... вам видней. Кстати, скоро у меня день рождения. Что, если приглашу? 
Мимоходом коснувшись своим "фирменным" маникюром плеча Мокшина, она ушла, оставив в кабинете запах польских духов. 
А за час до обеда его вызвал Жуков и после недолгого разговора о текущих делах, помявшись, сказал, переходя на "ты", как это было между ними принято раньше: 
- У нас с тобой тут... какая-то тягомотина. Вот я решил поговорить, чтобы, понимаешь, раз и навсегда... Давай честно: ты на меня обижен? 
"Ну вот, - подумал Мокшин, - начинается". 
И сказал: 
- Нет, на тебя не обижен. Не за что. Ты хороший парень, добрый. И ты не сам себя назначил. 
- Так. 
- Но твое назначение у меня вот где. 
- Понятно, - произнес Жуков, глядя на Мокшина с сочувствием. 
- Это ты брось. Меня мое место вполне устраивает, а вот то, что мне даже не предложили, а сразу без разговоров выбрали тебя, - обидно. Хотя, наверное, и закономерно. 
- Что-то ты темно говоришь, Олег. Тебе - не надо, так почему же обидно? 
- Потому что это - ты. Я к тебе очень хорошо отношусь, слава богу с института знакомы. Но, Вова, какой же из тебя начальник отдела? Даже смешно! Ты ведь... ну... всем известно, какой инженер. Если уж на то пошло, мне как-то оскорбительно, что вот у меня - такой руководитель. Руководитель такой, а я-то сам тогда какой же? Что ты так глядишь? 
- Мне интересно. Ну, дальше?