Инсайдер

– Кстати, о банках: вы знаете, что единственные, кто получал в этом месяце бюджетные назначения, были те, кто имел расчетные счета в банках, контролируемых Шавашем? Говорят, что самому Шавашу был откат в десять процентов.
Бемиша представили послу Федерации Девятнадцати, пожилому подтянутому дипломату по фамилии Северин, и посол немедленно, отведя Бемиша в угол, принялся рассказывать ему достоверные случаи из жизни местных чиновников.
Послов было около дюжины. Бемиш вдруг с удивлением подумал, что еще пятнадцать… какое пятнадцать, – десять лет назад послов было бы гораздо меньше. Одна за другой колонии Земли расставались с Федерацией Девятнадцати, иные мирно, иные с битьем посуды.
Когда Бемиша подвели к послу Геры, тот разговаривал с двумя людьми, лица которых показались Бемишу отдаленно знакомыми.
– Господин Александр Симонов, – представил посол одного. – Господин Джонатан Аль-Масри, – второго.
Бемиш не моргнул глазом.
Господина Александра Симонова разыскивала полиция половины Галактики. В течение двадцати лет господин Симонов был одним из самых крупных и уважаемых бизнесменов. Сын космодромного техника, он к тридцати годам сколотил состояние в пять миллиардов денаров и пользовался неограниченным доверием банков, дававших ссуды под приобретенные им с целью строительства земельные участки. К сожалению, в последние несколько лет дела г-на Симонова пошли все хуже и хуже, и он создал целую сеть компаний, приобретавших друг у друга вышеописанные участки, которые затем и использовались как обеспечение для банковских ссуд. В конце пятого акта Симонов сбежал. Когда разочарованные банки наложили арест на земельные участки и недостроенные небоскребы, выяснилось, что их истинная стоимость не совсем соответствует цене, за которую их покупали друг у друга родственные компании, и не покрывает и двадцатой части набранных Симоновым кредитов.
Что касается г-на Аль-Масри, то он тоже был финансовой легендой и менеджером преуспевающего фонда, который вкладывал сбережения граждан в надежные государственные ценные бумаги. Та к уж получилось, что доходы, которые обещал Аль-Масри, на три процента превышали возможную прибыль от операций с государственным займом, и поэтому г-н Аль-Масри, суля на словах полную надежность, помещал средства своих вкладчиков в куда более доходные и куда менее надежные финансовые инструменты. Вкладчики, прельщенные высоким доходом, стремились к нему толпами, и он имел в фонде деньги скромных пенсионерок и посудомоек, которые никогда бы не имел, если бы состав активов его фонда был известен широкой публике. Аль-Масри, с его фантастическим финансовым чутьем, не раз срывал гигантские куши, покупая за пять процентов от номинала облигации обанкротившейся компании, которые потом приносили почти девяносто процентов от номинала, и отлично жил на маржу между тем, что выплачивал вкладчикам и что получал сам.
Погубили его не финансовые, а политические неурядицы: новый налоговый закон на Агее, где находилась штаб-квартира его фонда, да пара пронырливых аудиторов. Имущество Аль-Масри было арестовано, жена его развелась с ним со скандалом, оставив себе десяток вилл, непредусмотрительно переведенных Аль-Масри на ее имя, фонд мгновенно обанкротился, а сам Аль-Масри сбежал на Геру, откуда не переставал доказывать, что всю жизнь честно исполнял обязательства перед своими инвесторами и платил им ровно столько, сколько обещал.
Кстати, федеральная комиссия по ценным бумагам этого не отрицала.
Она просто утверждала, что если бы истинная степень рискованности инвестиций Аль-Масри была известна, то он должен был бы платить вкладчикам вдвое больше.
– А, господин Бемиш, – сказал Аль-Масри, дружески улыбаясь. – Я слыхал, что вы тоже участвуете в конкурсе на Ассалах?
«Тоже? – Бемиш поморщился. – Вот это да! Неужели Шаваш допустит к участию в конкурсе человека, объявленного в галактический розыск?»
У подсвеченного бассейна, где плавали золотые рыбки, стоял маленький человек в придворном платье – Шаваш. Его волосы были расчесаны волосок к волоску, и на безупречно наманикюренных пальцах сияли несколько крупных перстней.
– Благодарю вас за управляющего, – сказал Бемиш, – какое ему полагается жалованье?
– Никакое, он ваш раб.
Бемиш поперхнулся.
– Я думал, в империи нет рабства.
– Называйте это как угодно, – благожелательно улыбнулся Шаваш, и его глаза сверкнули теплым золотистым цветом. – Этот человек задолжал мне двести тысяч ишевиков, дал расписку, что обязуется отработать эту сумму так, как мне это будет угодно, а расписку эту я переведу на вас и пришлю вам завтра с курьером.
Бемиш помолчал.
– Кстати говоря, – внезапно спросил Шаваш, – вам, говорят, перевели всю отчетность по Ассалаху. Какое ваше мнение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вы ознакомились с подробнейшей документацией, вы – финансист. Что вы скажете?
Бемиш заколебался.
– Я скажу, что понял, как делают деньги на Вее. Их делают не на частных доходах, а на государственных расходах. С Ассалаха кормились двумя способами. Во-первых, через раздутые контракты, во-вторых, через списанное оборудование. Например, все работы по землеустройству выполняла фирма «Аларкон». Учредителем ее, физическим лицом, был президент Ассалахской компании. Ему принадлежала доля в двадцать процентов. Есть геологическое заключение, которое гласит, что Ассалах расположен на прекрасном базальтовом основании, сверху – лес. И есть семь миллионов ишевиков, которые были заплачены «Аларкону» за работы по осушению болот, которых в Ассалахе в помине не было. Есть строительная техника, которую за бюджетные деньги купили втридорога. И эту же технику продали через две недели «Аларкону», написав, что она амортизирована на девяносто семь процентов! Да неужели за десять рабочих дней можно было выработать ресурс у шагающего экскаватора? Бьюсь об заклад, что он вообще на складе стоял и еще новенький был! Любая операция – это был финансовый насос, который перекачивал государственные деньги из компании, которой управлял менеджер, в компанию, где он был собственником.
Шаваш слушал иномирца, прикрыв глаза.
– Вы сказали, что бывшему президенту принадлежали двадцать процентов «Аларкона». А кому принадлежали остальные восемьдесят?
– Полагаю, что вам.
Возле двух собеседников остановился почтительный официант, и Шаваш снял с серебряного подноса хрустальный бокал на тонкой ножке.
– Но я не все понял, – продолжал Бемиш. – Что такое «ишевиковые векселя»?
Шаваш развел руками, и лучи света заметались между бокалом и бриллиантами на перстнях.
– Вынужденная мера, – сказал он, – видите ли, у нас есть Центральный Банк, который эмитирует деньги, как и полагается Центральному Банку, и размер этой эмиссии довольно строго контролируется международными финансовыми институтами. А есть Министерство финансов, которое вынуждено оплачивать государственные расходы. И очень часто бывает так, что у министерства нет денег, чтобы оплачивать эти расходы, а напечатать эти деньги нельзя.
– И что же вы делаете?
– Министерство финансов в таком случае оплачивает расходы с помощью векселей, которые подлежат погашению через три или шесть месяцев.
– Иными словами, господин Шаваш, вы просто обошли международные запреты. И ваше министерство тоже печатает деньги, только называет их по-другому.
– Не совсем, – равнодушно уточнил министр. – Деньги стоят ровно столько, сколько они стоят. А когда вы получаете «ишевиковые векселя», то вы несете их в банк, чтобы обменять на деньги. И банк может заплатить вам тридцать процентов от номинала, а может – сто. В зависимости от степени дружбы между вами, мной и банком.
– Полагаю, – справился Бемиш, – нет смысла спрашивать, являетесь ли вы сторонником сокращения неэффективных промышленных субсидий?
– Теоретически являюсь, – устало сказал Шаваш, – вы мало читаете местную прессу. Я горячий сторонник уменьшения бюджетного дефицита. То т же Ассалах съел два миллиарда ишевиков, а работы там нет и на сто миллионов…