Изумрудный лебедь

Генрих сказал, что его следует ожидать незадолго до Михайлова дня , а до Михайлова дня оставалось всего пять недель. Сможет ли Миранда выучить свою роль за такой короткий срок? Ну конечно, сможет. Она ведь урожденная д'Альбар, и происхождение, и наследственность очень скоро дадут о себе знать. У нее острый ум и цепкая память. Вскоре она будет чувствовать себя в высшем свете как рыба в воде.
Он видел, как уверенно девушка шагает по тропинке. Теперь они оказались в тени стен замка, и ему было известно, что за ними наблюдают с квадратных башен во внутреннем дворе. И не потому, что одинокий мужчина на жалкой кляче мог представлять угрозу. Владелец дуврского замка был старым знакомым, и, если бы не Миранда, Гарет мог бы просить гостеприимства у хозяина, намекнуть, что не прочь отобедать, и одолжить приличную лошадь. Но нельзя, чтобы этот человек увидел Миранду.
Она остановилась в конце тропинки и теперь стояла там, прикрывая глаза от солнца рукой и любуясь раскинувшимся внизу городом. Отсюда хорошо видны были Райская гавань и увенчанные белыми шапками морские волны.
— Я никогда не была в Лондоне, — сказала она, когда он поравнялся с ней.
Голос ее звучал печально, и Гарет понял почему. Она смотрела в сторону Франции, отделенной от острова двадцатью милями пролива, где, как ей было известно, уже должна была высадиться единственная семья, которую она знала в жизни. Когда Миранда подняла на него глаза, он заметил в них слезы. Но теперь она была не бродячая комедиантка, а одна из рода д'Альбар, и прошлое ее должно остаться позади.
— В таком случае настало время познакомиться тебе со столицей Англии, — сказал Гарет ободряюще. — Садись, теперь тропинка идет по ровному месту, и эта клячонка сможет везти нас обоих.
Он наклонился и протянул ей руку.
Миранда снова оказалась у него за спиной. Тотчас же появился Чип, сжимая в тощих пальчиках охапку листьев и что-то радостно вереща.
— Значит, ты нашел себе обед самостоятельно, — заметила Миранда, принимая его в свои объятия. — А где мы будем обедать, милорд?
Завтрак, столь драматически прерванный, был уже напрочь забыт.
— В Рочестере, в «Гербе Англии», — ответил Гарет. — Там неподалеку есть платные конюшни, где я надеюсь в обмен на эту лошадь получить животное покрепче. И завтра путь наш будет более приятным.
— Расскажите о своей сестре. Почему она мне не понравится?
— Сама увидишь, — ответил Гарет. — Но предупреждаю, что она вряд ли обрадуется при виде твоей обезьянки.
— Чип будет хорошо себя вести, — заверила его девушка. — Она замужем, ваша сестра?
— Да, за лордом Майлзом Дюфором.
— А он мне понравится?
— Он безобидный, под каблуком у жены.
Некоторое время Миранда молчала, покусывая губу, потом спросила:
— Ваш дом очень большой? Это дворец?
Он снисходительно улыбнулся:
— Ну, что-то вроде маленького дворца. Но ты быстро привыкнешь к нему.
— Королева у вас бывает?
— Иногда.
— Я увижу королеву?
— Если займешь место моей кузины, почти наверняка.
— А ваша кузина… ей я понравлюсь?
В голосе Миранды прозвучала тревога, забывшись, она положила руку ему на плечо.
— На этот вопрос мне трудно ответить, — отозвался Гарет, стараясь сохранить прежний равнодушный тон. Ее близость необычайно сильно волновала его. — Я мало что знаю о своей кузине. По правде говоря, я не очень близко с ней знаком.
— Меня вы тоже не очень хорошо знаете, — задумчиво заметила Миранда и слегка пошевелилась у него за спиной. — Но я могу вам о себе рассказать все, что вы пожелали бы узнать.
— Может быть, позже, — возразил Гарет. — Тебе обязательно сидеть так близко ко мне? Мне слишком жарко.
— Спина лошади покатая, и я все время сползаю вперед. Стараюсь удержаться, — сказала она, пытаясь отстраниться от него.
— Премного благодарен, — ответил Гарет улыбаясь.
Впервые за долгое время ему было по-настоящему весело. Женитьба положила конец его беззаботной жизни. Гарету казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Теперь же ему было просто весело, и он с удивлением ощутил, что не может сейчас относиться к тому, что его окружает, цинично-насмешливо, как привык делать в последнее время.
Теперь дорога шла по равнине; они спустились с холмов, и кляча двигалась быстрее и увереннее. Они подъехали к перекрестку, когда услышали оглушительный шум: хриплый вой труб, грохот кастрюль, дикие вопли, в которых громкое пение мешалось с выкриками и улюлюканьем, веселые крики и издевательский хохот. Во всем этом было что-то неприятное и даже пугающее.
— Что это? — спросила Миранда, стараясь из-за спины Гарета разглядеть, что происходит на дороге. Из-за угла появилась оборванная толпа, трубившая в рога и бьющая в медные котлы.
— Черт возьми! — воскликнул Гарет. — Только этого не хватало!
Он осадил свою клячу, чтобы уступить дорогу странному шествию, и они оказались прижатыми к придорожной канаве.
— Что это? Что это? — продолжала спрашивать встревоженная Миранда. Грохот и крики слышались теперь совсем близко. За группой странных музыкантов устремилась многочисленная толпа, приплясывая и вопя во всю глотку. Процессия приближалась к перекрестку.
— Это такой местный обычай, если не ошибаюсь, — отозвался Гарет с мрачной усмешкой.
Миранда смотрела с открытым от изумления ртом на процессию, появившуюся из-за поворота. Впереди на осле ехал старик в лохмотьях. На нем были только потрепанные штаны и грязная куртка без рукавов. На голове у него красовалась пара бумажных рогов. Он дул изо всей силы в жестяной свисток. За ним выплясывала старая карга, высоко вскидывая ноги. Танец в ее исполнении походил на пародию. Она стучала деревянным башмаком по медному котлу. За ней следовал мужчина на вьючной лошади. Он размахивал бичом и ярко-красной нижней юбкой и при этом дул в бараний рог, издававший такой отчаянный рев, какой не у каждого быка получится.
За ними следовал осел с двумя седоками, привязанными к его спине. Женщина сидела лицом к толпе — ее широкое лицо было красным, глаза казались пустыми. Спиной к ней и лицом к ослиному хвосту сидел маленький человек, очень бледный, с испуганными глазами. В руках у женщины была поварешка, которой она лупила мужчину по голове. Он же отчаянно вертел веретено и сучил нить.
Осла и его седоков сопровождала большая толпа мужчин и женщин с дубинками и палками, которые они сразу же пускали в ход, как только седоки уставали и прекращали свои занятия.
Казалось, все жители округи принимали участие в этом странном шествии.
— Что это означает? — снова спросила Миранда, когда последние оборванцы обогнали их и оказались далеко впереди.
Гарет все так же мрачно улыбался.
— Это деревенский обычай, иначе называемый скиммингтоном. Когда муж позволяет верховодить жене, соседи принимают меры. Мужчина под каблуком у жены — плохой пример для остальных, и соседи таким образом выражают свое неодобрение.
— Но может быть, эту пару такое положение вещей вполне устраивает? — хмурясь, возразила Миранда. — Может, у нее более сильный характер и она лучше справляется с делами, чем муж?
— Какая ересь, Миранда! — воскликнул Гарет с притворным ужасом. — Разве ты не читала Священное Писание? Мужчина — наместник Господа на земле и царит возле своего очага. Если ты выскажешь свои идеи здесь, боюсь, тебя не поймут.
— Но может, он плохой кормилец? — не унималась Миранда. — Может, он пьяница и ей приходится брать на себя заботу о детях? Хотя, — добавила она задумчиво, — он не показался мне пьяным. Он очень бледный, а я заметила, что пьяницы обычно краснолицые и носы у них распухшие.
— Удел женщины — покоряться мужу и господину! — торжественно заявил Гарет. — Это закон нашей страны, милая Девочка, столь же непреложный, как законы нашей матери-церкви.
Миранда так и не поняла, серьезно он это говорит или шутит.
— Вы ведь сказали, что ваш зять под каблуком у жены. Вы хотели бы подвергнуть такому публичному поруганию свою сестру и ее мужа?