Коршун и горлица (Орел и голубка)

 
Джейн Фэйзер
Коршун и горлица (Орел и голубка)
 
Глава 1
Конец XV века
Мавританская Гранада
Был полдень. На вершинах гор лежал снег, ослепительно белый на фоне голубого летнего неба.
Солнце, висящее в небе, как огромный, медный шар, опаляло землю.
Девушка украдкой выбежала из селения; ее босые ноги неслышно касались иссушенной зноем травы, когда она пробиралась сквозь заросли оливковой рощи. Кругом царила тишина, не было слышно ни звука. Все племя в изнеможении от жары погрузилось в послеобеденный сон, даже птицы молчали. Собаки, увидев ее, не подняли головы. Но девушка перевела дух только тогда, когда оказалась по другую сторону от рощицы, на дороге, ведущей вверх, в горы Сьерра Невада и вниз, к морю. Она стояла на солнцепеке, вдыхая горячий воздух, наполненный ароматом дикого тимьяна. На тропе, из-за нагромождения скал, мелькнуло что-то красное. Это был он. Забыв о жаре, Сарита побежала вверх по холму. Подошвы ее ног огрубели и она почти не ощущала боли от камешков и шипов кустарников. Ярко-рыжие кудри, спускающиеся по спине, горели на солнце. Она подоткнула подол платья, чтобы удобнее было взбираться наверх. Ее загорелые ноги были легки и проворны.
— Сандро! Ах, ты смог-таки прийти, — смеясь, она бросилась в объятия молодого человека, который ждал ее, улыбаясь. У куста терновника терпеливо переминалась с ноги на ногу лошадка, рядом с ней находились два мула, нагруженных бочонками с вином.
— Тарик не ждет меня раньше чем через час, — сказал Сандро, — он решит, что я отдыхаю в деревне. В такую жару только сумасшедшие выходят на улицу!
— А мы и есть сумасшедшие, — сказала Сарита, беря его за руку, — подвергаем себя такой опасности, встречаясь, впрочем, кто нас здесь увидит?
Он встал возле нее на камни и взял ее лицо в руки. Она с пылкостью ответила на его поцелуй; груди ее, коснувшиеся его красной туники, напряглись. — Никто не видел, как ты уходила? — его пальцы принялись расшнуровывать лиф ее платья.
— Нет… нет, уверена, что нет. Мать спала, когда я уходила, — она рассмеялась ликующе, и все же чуть-чуть испуганно… слишком сильны были ее чувства, да и опасность их встреч, бывших под столь строгим запретом.
Сандро спустил ее лиф и наклонил голову.
Сарита тихо простонала, изгибаясь под его губами, ласкающими ее соски.
— Я хочу тебя, — прошептал он, и она почувствовала на своей коже его горячее и влажное дыхание. — О, Сарита, я так хочу тебя, что едва могу сдержаться.
Она еще теснее прижалась к нему и, приподняв тунику, скользнула под рубашку. Руки ее мяли, ласкали и щипали его плоть, неукротимое желание все больше и больше нарастало в ней.
Послышался лай собаки — резкий и отрывистый.
Едва дыша, они разняли свои объятия. Звук доносился со стороны рощицы. Вероятно, пес просто почуял какой-то незнакомый запах, но лагерь теперь насторожился, мирной сиесте придет конец.
Сарита натянула лиф, ее глаза цвета морских водорослей, казалось, уплывали от желания, а пальцы, завязывающие многочисленные тесемки, дрожали.
— Иди первым, — прошептала она, несмотря на то, что никто не мог их услышать, — докладывай подольше о том, как выполнил поручение, может быть, тогда моего отсутствия не заметят. А я зайду в лагерь с тыла — как будто выходила по нужде.
Сандро медленно встал. Он чуть не плакал от расстройства.
— Ну что нам делать? Не понимаю, почему Тарик против нашего брака.
Сарита покачала головой.
— Я тоже. Но раз он запрещает нам пожениться, ты знаешь, чем мы рискуем, встречаясь вот так.
Слово Тарика было законом в племени Рафаэля, он получил право на лидерство по наследству, а его сила и умение бороться служили залогом того, что этого права у него никто не отнимает. Брак между двумя членами племени был серьезным делом, и только Тарик мог запретить или одобрить его. Этот же союз он по каким-то причинам запретил. Сандро мог оспаривать указ, но тем самым бросил бы вызов самому Тарику. Он же понимал, что в борьбе с ним преуспеть не сможет. Физически он был не ровней вожаку, а умереть в 20 лет ему не хотелось.
Сарита подпрыгнула, — поцелуй меня в последний раз, — потребовала она, обнимая его.
— Я так люблю тебя! — простонал парень. Он слегка надкусил ее нижнюю губу и Сарита почувствовала соленый вкус собственной крови.
Это не отрезвило, а, наоборот, увеличило ее страсть, так что Сандро пришлось самому оторваться от нее.
— Хватит, о, Святая Матерь, Сарита, хватит!
С минуту они стояли, стараясь обрести контроль над собой, в отчаянии оттого, что им не удалось удовлетворить свое желание, от того, что любовь приходилось прятать. Затем Сарита облизала палец и стерла с губы след крови.
— Иди.
Сандро ушел, ничего больше не сказав, выводя мокрую от жары лошадку и нагруженных мулов на дорогу, чтобы появиться в лагере со стороны оливковой рощи, как будто бы он возвращается из Гранады, где он вел переговоры относительно покупки малаги. Сарита еще какое-то время постояла за скалой. Губа ее болела, и она боялась, что след от укуса будут заметен. От внимания матери и Тарика почти ничего не ускользало, в то же время порез на губе можно легко объяснить, подумала она про себя.
Решив, что Сандро уже в лагере, она вышла из-за скалы и начала спускаться к грязной дороге.
Путь вниз занял у нее больше времени, чем наверх, возможно, из-за того, что она теперь не была так возбуждена и обрадована. На этот раз Сарита ощущала шипы и острые камешки под ногами. В тот момент, когда она вышла на дорогу, со стороны побережья показалась кавалькада всадников. Лошади были богато украшены, сбруя на солнце отливала золотом и серебром. Сами всадники также были одеты в богато расшитую одежду. Клан Сариты, состоящий из странствующих артистов и ремесленников, пересек границу Кастилии две недели назад. Сарита в первый раз посетила царство мавритан, хотя раньше ей часто доводилось видеть его жителей. Границы между Испанией и Гранадой были практически прозрачными и представителей мавританской расы — высоких и златокожих людей — часто можно было увидеть на улицах испанских городов.
Однако в этих людях, на взгляд Сариты, было что-то особенное, и она отошла в сторону, ожидая, что они проедут мимо нее. Она направилась в горы, в сверкающий дворец Альгамбра. Всадников было десятеро, они ехали на вороных конях, с их поясов свисали изогнутые ножи с рукоятками, разукрашенными драгоценными каменьями.
Один из всадников ехал чуть-чуть впереди. Поравнявшись с Саритой, он остановился, то же проделали и все остальные. Сарита почувствовала, что ее подвергли тщательному осмотру. Калиф Мули Абул Хассан не знал, что именно в этой девушке заставило его остановиться, но он привык следовать своему инстинкту и сейчас позволял себе удовлетворить свое любопытство. Но по мере того как он смотрел на нее, любопытство его разгоралось все больше. В девушке была какая-то хрупкость и одновременно сила Талия ее была тонюсенькой, а груди — маленькими и крепкими, как орешки. Одежда ее несла на себе отпечаток небрежности, свойственный сельским жителям, и в то же время девушка не казалась угнетенной своей бедностью, как это бывало со многими крестьянами. Она стояла, подбоченясь, со слегка приподнятым подбородком.
В ней была какая-то неукротимость, наверное, поэтому и возникало ощущение ее силы. Глаза ее, зеленые и блестящие, как темные изумруды, без боязни встретили его взгляд. Рот ее был полным, но твердым, нижняя губа слегка распухла. Прямой нос был усыпан веснушками, нежные щеки разрумянились, она отвернулась, как бы отвергая его взгляд.
Абул Хассан никогда не видел подобной женщины.
— Как тебя зовут? — спросил ее по-испански.
Сарита не ответила ему. Она была очарована внешностью и статью мужчины, его черными и острыми, как у орла, глазами, над которыми изгибались темные брови. Под аккуратно подстриженными усами прятался тонкий рот. Из-под фески струились черные кудри. Он держался как человек, которому никогда не приходилось отвечать на вопросы о том, кто он такой. Мужчина, чем-то похожий на Тарйка, и все же в чем-то совершенно другой.