Летящие к северу

— А мы поднимемся выше? — спросила Ябеда.
— Не стоит, дети. Там нет ничего заслуживающего внимания. Только камни, камни, одни камни. Даже вороники мало. Зато чайки этот островок любят больше первого. Ведь они не строят гнёзд и откладывают яйца в ямки, ложбинки, а иногда — прямо на камни. Впрочем, на этих лудах иногда встречаются гнёзда чистиков и куликов-сорок. Весной здесь стоит несмолкаемый гвалт от крика чаек и куликов. В это время на Горбатые луды не рискует залетать даже могучий орлан. Чайки клюют его в воздухе, преследуя, долго гонят его от луд.
— Как же они не боятся орлана? — удивилась Чипи.
— Орлан очень велик и поэтому неповоротлив в воздухе. Ему трудно увертываться от чаек, которые летают превосходно. Вот ему и достается. Конечно, если орлану удается схватить любую птицу, у неё нет надежды на спасение. Но в воздухе он бессилен против маленьких увертливых птиц. К сожалению, мы, гаги, довольно неповоротливы и поэтому часто попадаем в когти орлана. Давайте спустимся вниз, дети. Скоро начнётся отлив, и вы познакомитесь с литоралью Горбатых луд.
Гагачье семейство благополучно спустилось в воду и снова поплыло к проливу. Между тем вода заметно пошла на убыль, и, когда они, миновав пролив, проплыли вдоль подветренной стороны острова к мысу, из моря на месте бурого пятна показались корги.
Каменистая мель, заросшая фукусом, оказалась сказочно богата разнообразной едой. Здесь было всё, и в несметном количестве.
— Вот это да! — воскликнула Ябеда. — Здесь так всего много, что может хватить даже Тяпу.
— Может быть, у тебя здесь будет меньше времени и ты не будешь приставать к другим со своими нелепыми остротами, — парировал Тяп.
— А когда же мы будем играть? Нельзя же всё время есть! — сказала Чипи. — А то мы растолстеем и никогда не научимся летать. Правда, Слирри?
— А вы ещё смеете говорить, что выросли и уже не маленькие! — воскликнула Слирри.
— Конечно, мы большие, — гордо подтвердил Тяп. — А разве не так, Слирри?
— А по-моему, вы просто маленькие, противные и ужасные драчуны!
— Почему же ужасные? — спросила Ябеда.
— А я знаю, почему Слирри так говорит о нас! — громко крикнул Тяп.
— Почему? — с интересом спросила Слирри.
— Потому что ты нас любишь! — выпалил Тяп.
Слирри рассмеялась:
— Именно поэтому, Тяп! Ты попал в самую точку.
 
Глава девятая.
Гибель Тяпа и Ябеды
Две недели провёл выводок на Горбатых лудах, и были эти две недели прекрасны. Целыми днями шныряли гагачата между островами, изучали вдоль и поперек их окрестности, а к вечеру, на ночлег, забирались в каменные ниши. Надёжно укрытые от дождя и ветра, дремали гаги, прислушиваясь к шуму прибоя.
Гагачата заметно окрепли и даже перелетали с места на место. Правда, совсем понемногу. Но с каждым днём это расстояние увеличивалось. А вот мама-гага и Слирри, наоборот, избегали летать. Как-то утром Чап, обнаруживший плавающие в воде большие утиные перья, поинтересовался, откуда они взялись.
— Из моих крыльев, Чап, — спокойно ответила Слирри, и деликатный Чап не стал задавать больше вопросов.
Стало ясно, что наступил самый ответственный период линьки — мама и Слирри меняли маховые перья. Гаги стали бескрылыми и беспомощными. Они нервничали, хотя и пытались это скрыть. В эти дни гагачата старались не доставлять хлопот взрослым. Зато когда они были уверены, что их не видят, Ябеда немедленно начинала задирать Тяпа, Чипи норовила кого-нибудь ущипнуть, и даже всегда серьёзный Чап дважды столкнул Тяпа с берега в воду.
Ничто не предвещало беду, которая в один день разрушила благополучие и счастье гагачьей семьи.
В тот день стояла тихая, солнечная погода. Гаги кормились на каменистой мели. И вдруг мама насторожилась и обратилась в слух. Где-то далеко, далеко и непрерывно пела оса. Но старой гаге хорошо, слишком хорошо был знаком этот звук. Это был мотор, и он нёс человека. На горизонте появилась чёрная точка, которая быстро росла.
— Скорее! Скорее! За мной! — крикнула мама и быстро поплыла к островам, чтобы уйти от глаз человека, спрятаться за камни: она надеялась, что человек не заметит их и проплывёт мимо.
Гагачата не вполне сознавали нависшую над ними опасность, но встревоженный вид матери внушил им страх. Даже Слирри, обычно невозмутимая и решительная в минуты опасности, казалась очень испуганной и непрерывно подгоняла утят:
— Скорее! Скорее! Скорее! Если вам дорога жизнь!
Когда гаги приблизились к первому островку, чёрная точка превратилась в лодку, и было видно, что в ней сидят два человека. Гаги скрылись за островом и не могли уже видеть, как лодка вдруг изменила курс и повернула прямо к проливу Горбатых луд. Не подозревая об этом, старая гага вела свою семью в пролив с другой стороны. Возможно, люди просто не хотели идти через мели северной оконечности луд и знали, что проход между островками глубок и безопасен; а возможно, они видели, как гаги спешили укрыться за островом, и свернули в пролив, чтобы отрезать им путь, — кто знает! Но так или иначе, лодка и гагачья семья, разделённые островком, стремительно сближались.
Первой в пролив ворвалась лодка и понеслась, прижимаясь к правому берегу. Гаги слышали рёв мотора — он выл оглушительно и стучал, как исполинское сердце. Казалось, Горбатые луды ожили и превратились в раненого зверя, вздрагивающего от рёва, рожденного внутри его каменного тела. Растерянные, охваченные страхом утки, собрав все силы, бросились к спасительному проходу — и в тот же миг оттуда выскочило чудовище.
…Сверкнула молния, страшный удар грома заглушил шум чёрного сердца, и свинцовый дождь хлестнул по утиной семье. В то же мгновение гаги нырнули, и только Тяп, вздрогнув всем телом, ткнулся головой в воду и остался на месте. Лодка описала полукруг и подошла к покачивающемуся на волнах Тяпу. Человеческая рука ловко подхватила его на полном ходу и швырнула на дно лодки.
Первой довольно близко от лодки вынырнула Ябеда. Острая боль в ноге росла, становилась нестерпимой, мешала нырять. Ябеда видела, как, резко развернувшись, лодка бросилась к ней. Снова блеснул огонь, раздался удар, и что-то обожгло бок и спину. Собрав все силы, движимая отчаянием и ужасом, Ябеда снова нырнула. То там, то тут на воде появлялись головы других гаг. Набрав воздуху, они снова ныряли, удаляясь от лодки под водой. Но человек не интересовался остальными утками — он видел, что ранил вторую утку, и он хотел её добить. Человек сделал что-то с мотором, отчего тот завыл ниже и глуше, а лодка стала медленно описывать круги около места, где нырнула Ябеда. Издали было видно, что в лодке во весь рост поднялся человек и, держа наизготове «молнию», внимательно смотрит на воду. Ябеда вынырнула неожиданно совсем рядом с лодкой, за спиной стоящего человека. Второй, сидящий на корме, что-то крикнул, и стоявший спиной обернулся. Он вскинул ружье, но Ябеда, теряя сознание, всё же успела нырнуть. Красный туман заливал ей глаза и подбирался толчками к голове. Ябеда делала отчаянные усилия, пытаясь от чего-то уплыть, но тьма приближалась быстрее и, догнав, окутала сознание и погрузила в небытие. Тогда Ябеда перестала двигаться и неподвижным телом всплыла на поверхность. Человек снова вскинул ружье, но, присмотревшись, опустил. Лодка подошла к тому, что было недавно задиристой, шаловливой Ябедой, и та же рука, страшная и равнодушная, вытащила мёртвую гагу из воды. После этого лодка сделала круг, мотор взревел, запел натужно и высоко, и лодка рванулась и понеслась дальше, быстро удаляясь от острова. Чёрное сердце стучало и катилось дальше, а горбатый умирающий зверь с разорванной грудью и потерянным сердцем, скорчившись, снова застыл в камне. Прошло совсем немного времени, скрылась с горизонта лодка, и снова наступила тишина. Даже море, вечно враждующее с каменным зверем, теперь, лаская, лизало его бока и шептало об успокоении. Ярко светило солнце, небо было высоким и синим, дул с моря лёгкий тёплый ветерок, и от этого казалось, что надо подождать совсем немного — и всё окажется неправдой, просто дурным сном, и что вовсе не было лодки и этого страшного дня.