Запретный плод
– Я твой царь, и ты будешь повиноваться мне, иначе я тебя убью.
Когтистые руки сжали горло белобрысого крысолюда, пока он не замахал руками, пытаясь вдохнуть. Царь сбросил крысолюда с лестницы. Он хлопнулся тяжело и глухо, как будто у него не было костей.
И глядел снизу, лежа прерывисто дышащей кучей. Ненависть в его глазах могла бы поджечь костер.
– Вы целы? – спросил новый крысолюд.
Я не сразу поняла, что он обращается ко мне. Я кивнула. Кажется, меня спасали, хотя мне это было не нужно. Никак не нужно.
– Да, спасибо.
– Я пришел не спасать вас, – сказал он. – Я запретил моему народу охотиться для вампиров. Потому я и пришел.
– Ничего, я знаю себе цену – где-то чуть выше блохи. Все равно спасибо, каковы бы ни были ваши мотивы.
– Всегда, пожалуйста, – кивнул он.
Я заметила на его левом предплечье шрам. Это был ожог, напоминающий по форме корону. Кто-то его заклеймил.
– А не легче было бы просто носить корону и скипетр?
Он посмотрел на свою руку, улыбнулся крысиной улыбкой, показав зубы.
– Так у меня руки свободны.
Я посмотрела на его лицо – понять, не смеется ли он надо мной. И не поняла. Трудно читать по лицу крысы.
– Чего хотят от вас вампиры? – спросил он.
– Хотят, чтобы, я для них работала.
– Соглашайтесь. Иначе они вам могут сделать плохо.
– Как и вам, если вы уберете отсюда крыс?
Он пожал плечами – неуклюжее движение.
– Николаос считает, что она – королева крыс, поскольку может их призывать. Мы не просто крысы, а люди, и у нас есть выбор. Я этот выбор сделал.
– Делайте, что она хочет, и она не причинит вам вреда, – сказала я.
Снова эта улыбка.
– Я даю полезные советы. Но не всегда их принимаю.
– Я тоже, – ответила я.
Он посмотрел на меня черным глазом и повернулся к двери.
– Они идут.
Я знала, кто это “они”. Веселье кончилось, и сюда идут вампиры. Царь крыс спрыгнул с лестницы и подхватил упавшего крысолюда. Вскинув его на плечо без малейшего усилия, он скрылся в тоннеле, быстрый, как спугнутая светом мышь в ночной кухне. Темный промельк.
По коридору защелкали каблуки, и я отступила от двери. Она открылась, и на площадку вошла Тереза. Она оглядела меня, пустую камеру, уперла руки в бедра и сжала губы.
– Где они?
Я держала здоровой рукой раненую руку.
– Они сделали свое дело и ушли.
– Им не полагалось уходить, – сказала она и издала злобный горловой звук. – Это был их крысиный царь?
Я пожала плечами:
– Они ушли, а почему – я не знаю.
– Так спокойна, так смела! Крысы тебя не напугали?
Я снова пожала плечами. Если прием действует, применяй его и дальше.
– Они не должны были проливать кровь. – Она уставилась на меня. – Теперь ты в следующее полнолуние перекинешься?
В ее голосе был намек на любопытство. Любопытство сгубило вампира. Будем надеяться. – Нет, – ответила я и больше ничего не добавила. Без объяснений. Если ей интересно, пусть колотит меня об стену, пока я не расскажу ей, что она хочет. Она даже не вспотеет. Правда, Обри понес наказание за то, что причинил мне вред.
Она рассматривала меня прищуренными глазами.
– Крысы должны были тебя напугать, аниматор. Кажется, они свою работу не сделали.
– Может быть, меня не так легко напугать.
Я посмотрела ей в глаза без всякого усилия. Глаза как глаза.
Тереза вдруг усмехнулась, блеснув клыками.
– Николаос найдет, чем тебя напугать, аниматор. Потому что страх – это власть.
Последние слова она шепнула, будто боялась произнести их вслух.
Чего боятся вампиры? Преследуют их видения острых осиновых кольев и чеснока, или есть вещи похуже? Чем напугать мертвого?
– Ступай впереди меня, аниматор. Готовься к встрече со своим хозяином.
– Разве Николаос не твой хозяин, Тереза?
Она смотрела на меня с пустым лицом, будто не смеялась только что. Глаза ее были темны и холодны. В глазах крыс и то было больше личного.
– Еще не кончится эта ночь, аниматор, как Николаос будет хозяином каждой из нас.
Я покачала головой:
– Не думаю.
– Сила Жан-Клода сделала тебя дурой.
– Нет, – сказала я, – не в этом дело.
– В чем же, смертная?
– Я скорее умру, чем стану игрушкой вампира.
Тереза не моргнула, только кивнула очень медленно.
– Это твое желание может исполниться.
У меня зашевелились волосы на затылке. Да, я могла встретить ее взгляд, но зло все равно ощутимо. Чувство, от которого шевелятся волосы и перелавливает горло, от которого стягивает в животе. И от людей тоже такое чувство бывает. Чтобы быть силой зла, не обязательно быть нежитью. Хотя это очень способствует.
Я пошла впереди Терезы. Стук ее каблуков резко отдавался в гулком коридоре. Может быть, это на самом деле был только страх, но я ощущала ее взгляд – как скользящий вдоль спины кубик льда.
11
Зал был большой, как склад, только стены из сплошного массивного камня. Я все ждала, что выплывет из-за угла Бела Лугоши в своей пелерине. Та, что сидела под стеной, была, вряд ли хуже.
Наверное, ей было двенадцать или тринадцать лет в момент смерти. Под длинным просторным платьем виднелись маленькие, наполовину только сформировавшиеся груди. Платье было бледно-голубое, и цвет его смотрелся теплым на фоне полной белизны ее кожи. Она была бледной при жизни, а как вампир стала вообще призрачной. Волосы были сияющие и белокурые, как бывает у детей, пока их волосы не потемнеют до каштановых. Эти волосы не потемнеют никогда.
Николаос сидела в резном деревянном кресле. Ноги ее еле доставали до пола.
Мужчина-вампир подошел и склонился к креслу. У его кожи был странный оттенок коричневатой слоновой кости. Он зашептал что-то Николаос на ухо.
Она рассмеялась, и это было как колокольчики. Красивый, рассчитанный звук. Тереза подошла к девочке в кресле и встала за ней, разбирая руками белокурые волосы.
Справа к ее креслу подошел мужчина – человек. Он встал спиной к стене, прямо, с ничего не выражающим лицом и напряженным позвоночником. Был он почти совсем лыс, лицо узкое, глаза темные. Мужчины без волос выглядят, как правило, не очень. А этот – вполне. Он был красив, при этом у него был вид человека, которому это все равно. Мне хотелось назвать его солдатом – не знаю, почему.
Еще один подошел к Терезе. Волосы песочного цвета, коротко стриженные. Странное у него было лицо: не симпатичное, но и не отталкивающее, лицо, которое запоминается. Такое, которое может показаться прекрасным, если долго вглядываться. Глаза были светло-зеленые.
Он не был вампиром, но и человеком его назвать, возможно, было бы слишком поспешно.
Последним подошел Жан-Клод и встал у кресла. Он ни к кому не притронулся, и даже стоя рядом со всеми, он был от всех отдельно.
– Отлично, – сказала я. – Теперь бы еще мелодию из фильма “Дракула, князь тьмы” – и декорация готова.
Голос ее был такой же, как смех – высокий и безобидный. Тщательно продуманная невинность.
– Тебе это кажется остроумным?
Я пожала плечами:
– Каким есть.
Она улыбнулась. Клыков не показала. У нее был такой человеческий вид, в глазах светился юмор, лицо приятно округлое. Смотрите, какая я безобидная, просто симпатичный ребенок. Именно так.
Черный вампир снова что-то ей шепнул. Она рассмеялась смехом таким искристым и чистым, хоть в бутылки разливай.
– Ты этот смех отработала или он у тебя от природы? Нет, спорить могу, это потребовало практики.
Жан-Клод состроил гримасу. Не знаю, то ли он пытался не рассмеяться, то ли не нахмуриться. Может быть, и то, и другое. На некоторых я так действую.
Смех сполз с ее лица – тоже очень по-человечески, и только глаза искрились. И ничего забавного во взгляде этих глаз не было. Так глядит кошка на птичку.
Голос ее чуть взлетал в конце каждого слова – это придавало ему некоторую искусственность, как у Ширли Темпл.