Чужая земля

Лиз, которая плелась за ним по тропинке, внезапно издала крик ужаса. Черная лиана, выскочившая из куста, набросилась на нее со скоростью змеи, пытаясь оплестись вокруг ее тела. Фаррис выхватил тесак и рубанул по лиане. Но она продолжала наступать с прежней яростью. Теперь ее кончик тянулся к нему.
Он ударил снова, чувствуя тошноту от ужаса, толкая девушку назад к краю плато.
— Мне кажется, — прошептала она, — что я слышу голоса леса.
— Это ваше собственное воображение, — сказал он ей. — Не слушайте!
Но он тоже мог слышать их! Это были очень слабые голоса, словно доносящиеся откуда-то издалека. Фаррису казалось, что каждую минуту, которая в этом мире осознавалась днем, он все яснее мог воспринимать телепатические импульсы организмов, живших своей собственной жизнью рядом с человеком, но эта жизнь была невидима ему до тех пор, пока он — человек — не становился хунати.
Фаррису показалось, что ритм жизни леса изменился. Что после того как он расправился с лианой, лес стал ощущать их присутствие. Подобно яростной толпе, деревья вокруг них наполнились гневом, издавая крики и стоны.
Ветки рвались к Фаррису и девушке, лианы пытались их схватить и ужалить, словно змеи. Тонкие молодые деревца хлестали их, как прутья, бамбуковые ростки преграждали им путь.
— Это только наше воображение, — говорил он девушке. — Мы только представляем себе, что лес знает о нас.
Прежде всего Фаррис должен был сам поверить в то, что говорил, потому что иначе вокруг оставалось только темное безумие.
— Нет, — крикнула Лиз. — Нет, лес знает, что мы здесь!
Паника девушки угрожала разрушить самообладание Фарриса, а яростный шум леса все усиливался. Охотник бежал, таща за собой девушку, закрывая ее своим телом от гнева джунглей.
Они спешили на вершину плато. И всю дорогу их сопровождала постоянная смена дня и ночи. Теперь деревья вокруг казались гигантами; они сражались друг с другом, борясь за место под солнцем и нависая над двумя маленькими людьми, казавшимися по сравнению с ними пигмеями.
Но и маленькие растения у них под ногами продолжали яростно бороться с двумя бегущими людьми. Все сильнее и четче мозг Фарриса воспринимал телепатические импульсы.
Затем до мозга Фарриса донесся более сильный импульс, поглотивший все остальные. Это были мысли-крики, призыв более глубокий и могущественный, более чужеродный, чем голос первобытной Земли.
— Остановите их! — эхом отдались эти мысли в мозгу Фарриса. — Остановите их! Убейте их! Они наши враги!
Лиз издала нервный крик:
— Андре!
И тогда Фаррис увидел его. Берроу стоял впереди под тенью монстроподобных баньянов. Его руки были подняты в сторону этих колоссов джунглей, словно он молился. А над ним и над всем лесом возвышались эти гиганты.
— Остановите их! Убейте их!
Эти таинственные крики-мысли неумолчным гамом отдавались в мозгу Фарриса, но он старался не вслушиваться, подходя ближе и ближе…
Он знал, хотя отказывался верить в это, откуда неслись эти мысли и почему Берроу молился баньянам.
Да, эти гигантские колоссы были подобны богам. Они прожили много веков. Их ветви, подобно множеству рук, простирались к небу, а их корни, подобно сотням ног, глубоко уходили в землю.
Фаррис пытался отогнать от себя эту мысль. Он был человеком, человеком своего мира, и он не верил этим чужим богам.
Берроу повернулся к ним. Его глаза горели яростью. И прежде чем он заговорил, Фаррис понял, что француз уже не был больше нормальным человеком.
— Вы оба, уходите! — приказал он. — Глупцы! Зачем вы пришли за мной сюда? Идя через лес, вы убивали, и лес это знает!
— Послушайте, Берроу! — кричал Фаррис, пытаясь воззвать его к голосу разума. — Вы должны вернуться вместе с нами! Забудьте это безумие!
Берроу пронзительно засмеялся.
— Безумие в том, что Боги подняли свой голос гнева против вас? Вы слышите его в вашем мозгу, но боитесь прислушаться! Бойтесь, Фаррис! На это есть причина! Вы уничтожали деревья много лет, так же как убили несколько растений по пути сюда! И лес это знает! Он считает вас своим смертельным врагом!
— Андре! — сквозь рыдания произнесла Лиз. Она закрывала руками плачущее лицо.
Фаррис почувствовал, что находится на грани нервного срыва под влиянием этой безумной сцены. Непрекращающаяся смена дня и ночи, шум леса вокруг них, лианы, ползущие, словно змеи, ветки, бьющие по лицу, и гигантские баньяны, грозно возвышающиеся впереди.
— Это мир, в котором живет человек всю свою жизнь, но никогда не видит его! — кричал Берроу. — Я приходил в него снова и снова. И каждый раз все более отчетливо слышал голоса Великих!
Они самые древние и самые могущественные существа на нашей планете! Много веков назад люди знали это и почитали их за те знания, которым они могли научить. Они поклонялись им в виде ясеня Игдрассил и дуба друидов. Они поклонялись им в виде Священного Дерева! Но современные люди забыли эту другую Землю. Кроме меня, Фаррис, кроме меня! В этом мире я нашел такую мудрость, которая вам и не снилась. И вы, глупые слепцы, не сможете помешать мне!
В тот момент Фаррис понял, что уже поздно пытаться вразумить Берроу. Француз много раз бывал в этом мире и зашел в своем увлечении «другой жизнью» слишком далеко. Эта другая Земля была настолько чужда человечеству, словно находилась в иной вселенной.
Именно потому, что он боялся этого чужого мира, Фаррис и захватил с собой эту маленькую пробирку. Единственная вещь, которая могла бы заставить Берроу подчиниться.
Фаррис достал ее из кармана. Он держал ее так, чтобы французу было хорошо видно.
— Вы знаете, что это такое, Берроу! Вы также знаете, что я с этим сделаю, если вы меня на это толкнете!
Дикий страх промелькнул в глазах Берроу, когда он узнал пробирку из своей лаборатории и ее поблескивающее содержимое.
— Бирманская гниль! Вы не посмеете, Фаррис!
— Посмею! — глухим голосом произнес Фаррис. — И сделаю это, если вы не пойдете с нами, сейчас же!
В глазах Берроу перемешались гнев и страх, когда он смотрел на маленькую и такую безобидную с виду склянку. Он тяжело произнес:
— За это я убью вас!
Лиз вскрикнула. Черные лианы оплелись вокруг нее, стоящей и опустившей голову. Они пытались свалить ее на землю.
Казалось, шум леса стал триумфальным. К Фаррису и Лиз ползли все новые лианы, ветви, вьюнки и побеги, и в их головах звучали голоса растений, подобные раскатам грома.
— Убейте их! — сказали деревья.
Фаррис прыгнул навстречу этой живой массе, выхватив тесак. Он обрубил лианы, державшие девушку, и начал яростно наносить удары по ветвям, хлеставшим их.
Затем находящийся за спиной Берроу нанес Фаррису сильный удар по плечу. Тесак выпал из его рук.
— Я говорил вам не убивать, Фаррис! Я говорил вам!
— Убейте их! — проносились в голове чужеродные мысли.
Берроу теперь уже кричал. Его глаза ни на минуту не выпускали Фарриса из поля зрения.
— Беги, Лиз. Убегай из леса! Этот убийца должен умереть!
С этими словами он прыгнул на Фарриса, вцепившись в него мертвой хваткой.
Фаррис оказался откинут назад и прижат к одному из баньянов. Оба мужчины упали и покатились по земле. Лианы оплетались вокруг них, все сильнее сжимая свои смертельные тиски.
И тут лес словно взорвался.
В голове раздался оглушительный вопль. Вопль, полный нечеловеческой и жуткой боли.
Руки Берроу отпустили американца. Француз, плотно прикованный к своему противнику лианами, смотрел вверх полными ужаса глазами. И Фаррис увидел, что произошло.
Что вызвало этот неистовый мучительный вопль. Маленькая пробирка со спорами гнили ударилась о ствол одного из баньянов и с треском разлетелась на кусочки. И эти брызги серо-зеленой гнили, быстрее чем пламя огня, начали расползаться по лесу. Гниль-убийца продвигалась с ужасающей скоростью!
— Боже! — воскликнул Берроу. — Нет! Нет!
Даже по обычным человеческим меркам гниль распространялась очень быстро. Но для пребывавших в состоянии замедленной жизни она была подобна яростному огню смерти.