Межзвездные старатели
Флетчера, казалось, теперь уже никто и ничто не могло остановить. Обеими ручищами от обхватил обернутую в серебристый материал руку незнакомца и хоть и сделал это как будто очень быстро, однако все же не достаточно быстро, так как из узкой трубки в руке аборигена с громким шипением вырвался ярко-белый луч и угодил прямо в того, кто стоял ближе других к лежащему незнакомцу. В плече землянина, ставшего жертвой смертоносного излучения образовалось прожженное сквозное отверстие, после чего воспламенилась часть комбинезона, стоявшего за ним человека.
Оба они громко закричали. Тем временем толпа в беспорядке рассыпалась во все стороны, подгоняемая страхом и отчаянием, охватившими каждого из тех, кто глазел на события в кают-компании флагманского корабля Гарри Экса.
Воспользовавшись общим замешательством, Флетчер опустился на колени рядом с койкой с лежащим на ней незнакомцем и, приложив некоторое усилие, развернул его так, что сноп пламени с громким шипением взметнулся высоко вверх и разметался по потолку ярко-белыми пятнами огненных зайчиков.
– Бей его, – тяжело дыша, процедил сквозь зубы Флетчер. – Бейте его и притом посильнее, ради всего святого!
Джо Лиди, Быстренько приподнялся и ударил серебристый шлем холодным куском трубки, извергающей из другого своего конца, более длинного, смертоносное излучение. Тело внутри костюма несколько раз дернулось судорожно, а затем частично обмякло. Джо Лиди нанес еще один удар по шлему.
– Этого достаточно, – произнес Флетчер.
Он все еще был на коленях рядом с койкой, однако трубку уже держал в своей собственной руке, она все еще продолжала выпускать с громким шипением сноп ярко белого пламени. Он внимательно следил за концевым патрубком, стараясь удержать его в строго вертикальном положении, направляя струю пламени на потолок.
– Выключи эту дрянь! – крикнул Закарян.
– Ума не приложу, как это сделать! – ответил ему Флетчер.
Но вот наконец вышел из состояния оцепенения Гарри Экс и сразу же принялся истошно вопить:
– Осторожно, следи за тем, Флетч, что ты сейчас творишь! Ведь ты сейчас прожигаешь дырку в переборке, а затем, того и гляди, сделаешь дырку в корпусе – вот тогда всем нам здесь, хана!
– Ничего не могу с этим поделать, – спокойно произнес Флетчер. – Оставьте меня в покое.
Он начал поворачивать трубку пальцами одной руки, держа ее крепко в другой и внимательно разглядывая. Те двое, которых успел лизнуть язык вырвавшегося из трубки пламени, все еще валялись на полу и постанывали. Все остальные застыли, напряженно следя за каждым движением Флетчера.
Массивное стальное перекрытие потолка кают-компании раскалилось добела и с каждым мгновением полыхало все ярче и ярче.
Флетчер очень осторожно просунул палец в небольшую выемку на поверхности трубки. Она прекратила изрыгать пламя. После этого он разжал пальцы, а трубка упала на пол. Флетчер подошел вплотную к Гарри Эксу и вцепился пальцами в нагрудник его комбинезона. Его всего страшно трясло. Приблизив свое лицо почти впритык к лицу Гарри, он произнес:
– Ты – идиот, Гарри. Нечистый на руку, ужасно жадный дурак. Удивительно, как это мы не погибли до сих пор из-за твоей жадности?
– Ничего не мог с этим поделать, – виновато буркнул Гарри Экс, – если этот жалкий подонок придуривался мертвым, – резко повернувшись, он вырвался из рук Флетчера и принялся растирать челюсть. – Джо! – разгневанно возопил он. – Ведь это тебе я поручил внимательно следить за этим прохвостом! Насколько мне кажется, ты сам сказал, что вышиб из него дух!
– Нам следовало прежде всего обыскать его, Гарри, – начал оправдываться Джо. – Флетчер прав. Давайте лучше сделаем все, чтобы такое больше уже не повторилось. Да уберите же, хоть кто-нибудь, этот огнемет с дороги до того, пока его не подберет кто-то из ребятишек.
На сей раз они заломили руки незнакомца за спину и там же крепко накрепко их связали, после чего отобрали у него все, что только можно было сдвинуть с места. Затем посадили его и вот в таком положении привязали к одной из опорных стоек.
– Теперь он никуда не денется, – глубокомысленно заметил Гарри Экс, – этот паршивый крысенок.
– Не знаю, – произнес Флетчер. – Интересно, каково было бы тебе самому после того, как ты пришел в себя, оправившись после страшного удара по башке, а затем увидел бы стаю волосатых обезьян, ощупывающих тебя всего с ног до головы и с жадностью шарящих по всем твоим карманам и не стесняющихся запускать свои руки в самые интимные места твоего тела в поисках чего-либо такого, что может показаться им хоть сколько-нибудь подозрительным?
Экс полностью проигнорировал эту гневную тираду Флетчера. Закарян тем временем помогал выносить раненных, а жена Джо Лиди занялась детьми. Вот тут-то как раз и появилась Люси и расположилась между Гарри и Флетчером, воинственно выпятив грудь и всем своим видом давая понять, что не допустит дальнейшей перепалки.
– Похоже, внутри его шлема полным полно крови, – сказала Люси и показала на голову аборигена.
– Да, похоже не мешало бы как-нибудь снять с него шлем, – добавил Джо.
Снять шлем не составило особого труда, пришлось правда сорвать резьбу на очень прочных креплениях.
На какую-то минуту в помещении воцарилась полнейшая тишина, не нарушаемая досужими репликами никого из тех, кто находился в то время в помещении кают-компании, первой нарушила тишину Люси:
– Он выглядит таким диким, ну дикарь-дикарем! – сказав это, она отступила на несколько шагов и не замедлила спрятаться за спиной Гарри.
Верно, подумалось Флетчеру, диким и… каким-то крайне отощавшим, скорее всего, в результате длительного недоедания. Он, естественно, не очень то ясно представлял, что, собственно ожидал увидеть, но существо, если судить по его размерам, похоже на ребенка-недомерка. Лицо оказалось, в общем-то, лицом почти что мужчины даже несмотря на то, что у аборигена оказалась совсем небольшая голова, однако контуры черепа и выражение лица ни в коей мере не свидетельствовали о какой-либо, пусть даже самой мало-мальской степени физического или даже умственного вырождения этого существа. Весь внешний облик аборигена красноречиво говорил о том, что он никак не мог принадлежать к человеческому роду, однако, чем больше Флетчер размышлял над тем, что существо несмотря ни на что все же следует отнести к гуманоидам. Кожа его была белой, как мел, волосы были какого-то вроде бы дымчатого цвета, который вполне мог быть естественным, как является естественным седой цвет волос у людей достигших определенного возраста. Сами собой волосы были жесткими и крайне неаккуратно подстриженными. На лице аборигена не было никаких признаков бороды или какой-либо растительности, тем не менее лицо никак не было лицом молодым, ибо было изборождено глубокими морщинами, а рот искривлен в несомненно горькой ухмылке. Две тоненькие струйки крови сочились из ноздрей существа.
Глаза его были открыты и зорко следили за всем, что происходит в непосредственной от него близости. Именно глаза аборигена вызвали у Флетчера какое-то особое сильное душевное смятение. В них просматривался чуждый человеку, но очень-то близкий к нему разум, почти что человеческая боль, вызванная страданиями как физического, так и душевного свойства. В них было и еще какое-то чисто животное стремление и непреклонная воля выжить во что бы то ни стало. На какое-то время в подсознании Флетчера сформировалась чисто интуитивная картина того мира, в котором суждено родиться человеку, чтобы с годами трансформироваться в то особое существо, которое было перед ним. В душе он очень надеялся на то, что ему никогда не доведется узнать тех мельчайших подробностей быта и условий существования этого мира, наложивших столь глубокий отпечаток на лице существа и вызывавших искреннее сострадание у человека из совершенно иного мира с абсолютно иным мироощущением и душевным складом.
А вот Гарри Экс прежде всего был Бизнесменом, был человеком дела, а не эмоций. Его пониманию были не доступны те переживания, что довелось только что испытать Флетчеру. Да и вообще способность сопереживать была свойством абсолютно чуждым его сугубо прагматичной натуре. Он сейчас вертел в руках шлем аборигена, легкий словно солнечный зайчик и нисколько не деформированный ударами трубы. На нем даже не осталось малейших следов, различимых человеческим глазом. Он нежно поглаживал шлем, и лицо его было одухотворено множеством мыслей, роившихся в его сознании.