1Q84. Книга 2

Конечно, он очень хотел бы знать, что случилось с Кёко Ясудой. И помочь ей, чего бы это ни стоило. Однако в какую бы переделку бедняжка ни влипла, дотянуться до нее Тэнго не мог. И повлиять на ее судьбу никакой возможности не было.

Газетные новости Тэнго отслеживать перестал. Окружающий мир вертелся без малейшего к нему отношения. Равнодушие окутало его, словно туман. Из-за навязчивой рекламы «Воздушного кокона» он больше не заглядывал в книжные магазины. Вся активная жизнь свелась к движению по маршруту: дом — работа — дом. Обычные вузы закрылись на летние каникулы, но именно поэтому в его колледже лекции читались полным ходом, и график Тэнго стал куда плотнее обычного. Чему, впрочем, он был даже рад. По крайней мере, рассуждая за кафедрой об интегралах, можно не думать ни о чем другом.

Писать книгу он также бросил. Даже когда садился за стол и включал процессор, всякое желание написать хоть слово тут же пропадало. Как только он пытался о чем-то думать, в голове сразу всплывал оборванный разговор с мужем Кёко Я суды — и прерванная точно так же беседа с Усикавой. Сосредоточиться на книге не получалось, хоть убей.

Моя жена уже потеряна и больше ни в какой форме не сможет вас потревожить.

Так сказал муж Кёко Ясуды.

Выражаясь по-античному, вы открыли ящик Пандоры. Случайное слияние ваших жизней породило очень мощный союз. Куда мощнее, чем вы себе представляете. Вам удалось взаимно компенсировать то, чего каждому не хватало.

Это сказал Усикава.

Оба высказывания слишком абстрактны. И в одном и в другом основная мысль заретуширована. Но схожи они тем, что именно недоговорено: Тэнго, сам того не ведая, выпустил в мир некую силу, вроде джинна из бутылки, и эта сила оказывает на окружающих очень дурное воздействие.

Он выключил процессор, сел на пол и уставился на телефонный аппарат. Не хватает подсказок. Для составления пазла нужно больше кусочков. Только их ему никто не дает. Определенно, его жизнь (а может, и мир вообще) переживает острый дефицит откровенности.

Может, кому-нибудь позвонить? — подумал Тэнго. Например, Комацу, сэнсэю или Усикаве? Однако набирать чей-либо номер не поднималась рука. Их прозрачными намеками он уже сыт по горло. Там, где вместо подсказок сплошные недомолвки, ничего, кроме новых загадок, не получается. И продолжать такое до бесконечности нет никакого смысла. Подумать только: Слияние Фукаэри и Тэнго породило очень мощный союз. Прямо Сонни и Шер, куда деваться. Звездный дуэт, черт возьми. Танцуют все…



Дни пролетали один за другим. Наконец Тэнго надоело сидеть дома и ждать, когда случится хоть что-нибудь. Рассовав по карманам бумажник и книгу в мягкой обложке, он надел кепку, нацепил очки от солнца и вышел из дома. Решительной походкой добрался до станции, предъявил на турникете проездной, сел в поезд. Никуда конкретно. Просто в электричку, и все. Вагон оказался почти пустым. Абсолютно никаких планов на сегодня не было. Полная свобода ехать куда угодно и делать (или не делать) все, что заблагорассудится. Солнечное летнее утро, десять часов, за окном вагона — ни ветерка.

По дороге к станции Тэнго, помня об Усикаве, несколько раз останавливался и, резко обернувшись, пытался вычислить, нет ли за ним хвоста. Однако ничего подозрительного не заметил. На станции сделал вид, что направляется на одну платформу, но, словно передумав в последний момент, развернулся и быстро перешел на другую. Никто вокруг не повторил его пируэта. Классическая мания преследования, вздохнул Тэнго. Очень нужно кому-то за мной следить. Не настолько важная птица. Да и люди Усикавы не стали бы тратить столько времени зря. Я ведь понятия не имею, куда еду и что собираюсь делать. Если б мог, сам бы с удовольствием последил за собой из-за какого-нибудь угла.

Поезд проехал станции Синдзюку, Ёцуя, Отяномидзу и прибыл на конечную — Токио-эки[14]. Пассажиры начали освобождать вагоны, вышел и Тэнго. Сел на скамейку и задумался, что делать дальше. Куда лучше съездить? Сейчас я на Токио-эки. Впереди абсолютно свободный день. Можно поехать куда угодно. Кажется, будет жарко. Махнуть на море? Он поднял голову, посмотрел на табло пересадок. И тут наконец сообразил, что же именно собирался сделать все это время.

Тэнго помотал головой. Снова и снова. Но странная мысль исчезать не хотела. Скорее всего, она пришла к нему еще на станции Коэндзи, когда непонятно с чего он решил поехать по Центральной ветке. Вздохнув, он встал со скамейки, сбежал по ступенькам и перебрался к платформам линии Собу. У стойки информации спросил, когда отходит ближайший поезд до станции Тику— ра. Станционный служащий полистал пухлый томик всеяпонских прибытий-отбытий. В десять тридцать отходил дополнительный на Татэяму. Если там пересесть на обычный, до станции Тикура добираешься в третьем часу. Тэнго купил билеты до Тикуры и обратно. Потом зашел в ресторанчик, заказал рис-карри и овощной салат. Не спеша поел и за чашкой кофе скоротал время до отправления.

Решиться на встречу с отцом было непросто. Родственных чувств к нему Тэнго не питал, да и отцовской любви испытать на себе ни разу не довелось. Ждет ли отец этой встречи — бог знает. После того как маленький Тэнго наотрез отказался участвовать в походах за деньгами доя «Эн-эйч-кей», их отношения совсем охладели. И примерно тогда же Тэнго окончательно вышел из-под родительского контроля. Без острой необходимости они больше не разговаривали. А четыре года назад, когда отец вышел на пенсию, у него обнаружилась болезнь Альцгеймера, и Тэнго устроил его в санаторий для престарелых близ городка Тикура. До сих пор Тэнго ездил туда лишь дважды. Сначала нужно было уладить формальности с госпитализацией — все-таки он оставался единственным официальным родственником пациента. А во второй раз пришлось навестить отца просто потому, что по правилам санатория больных родственников необходимо иногда навещать. И на этом — все.

Санаторий располагался у самого моря вдали от больших дорог. Когда-то это была загородная вилла какого— то воротилы-дзайбацу[15], но потом участок выкупила некая страховая компания, решив, что будет весьма прибыльно организовать здесь лечебницу для престарелых. Полувековой деревянный особняк плохо сочетается с новенькими трехэтажными корпусами из железобетона. Но воздух вокруг очень чистый и, если не считать шума волн, всегда стоит тишина. В безветренный день можно прогуляться по взморью. Рядом сосновая роща. В корпусах — новейшее оборудование.

Благодаря медицинской страховке, выходному пособию, пенсии и личным сбережениям Тэнго удалось организовать все так, чтобы отец его, ни в чем не нуждаясь, провел там остаток жизни. Не будь старик официальным пенсионером корпорации «Эн-эйч-кей», так бы не получилось. Капитала папаша не оставил, но старость свою обеспечил — и слава богу. Уже за это Тэнго был ему благодарен. Являлся ли этот человек биологическим отцом Тэнго, уже не важно. Тэнго не хотел от него ничего получить — и ничего не хотел ему дать. Он и его отец прибыли в этот мир с разных планет и разлетаются по разным планетам. Несколько лет жизни им пришлось провести бок о бок. И все. Раз уж так вышло — жаль, но деваться некуда.

И теперь пришло время посетить отца в третий раз. Тэнго понимал это. Ехать не хотелось. Сильно тянуло назад, домой. Но в кармане уже лежали билеты туда и обратно, и с этим ничего не поделать.

Расплатившись, Тэнго вышел из ресторана, взобрался по лестнице на платформу и стал ждать поезда на Татэяму. В очередной раз ощупал взглядом окружающее пространство, но хвоста не заметил. На платформе были сплошь счастливые семейства с детьми, собравшиеся на пляж. Тэнго снял очки от солнца, спрятал в карман, поправил на голове бейсбольную кепку. Да идите вы все, подумал он. Хотите шпионить — шпионьте сколько влезет. А я сейчас еду в санаторий на взморье префектуры Тиба повидаться с собственным отцом. Может, он еще помнит сына, а может, и нет. В прошлую их встречу вспоминал с трудом. Теперь, наверное, будет хуже. Болезнь Альцгеймера может прогрессировать, но не лечится. Так утверждают врачи. Что-то вроде шестеренки, которое вращается только вперед. Это все, что Тэнго знал о болезни Альцгеймера.



Поезд отъехал от станции, и Тэнго достал из кармана книгу. То был сборник рассказов о путешествиях. Герой одного рассказа, молодой человек, приехал в город, которым правили кошки. «Кошачий город» — так и назывался этот рассказ. Сказочная история, автор — немец, чьего имени Тэнго раньше не слыхал. Как указывалось в комментариях, писал между Первой и Второй мировыми войнами.

Молодой человек путешествовал в одиночку, и багаж его состоял из единственного портфеля. Ехал куда глаза глядят. Просто садился в поезд и сходил где понравится. Селился в местной гостинице, осматривал город, жил там, пока не надоест. А потом снова садился в поезд и ехал дальше. Так он всегда проводил отпуска.

За окном поезда раскинулся чудесный пейзаж — зеленые холмы, огибающая их змейкой река. А вдоль реки — тихий маленький городок со старинными каменными мостами. Картина эта заворожила молодого человека. Наверняка здесь отлично готовят форель, подумал он. Поезд остановился, и он сошел. Ступил на перрон — и состав тут же унесся прочь.

Никаких служащих на станции он не встретил. Видимо, поезда здесь останавливались очень редко. Он перешел по мосту через реку, вошел в городок. Стояла полная тишина. Ни единого человека не попалось ему на глаза. Жалюзи у всех магазинчиков оказались закрыты, ни в одной конторе никто не работал. В единственной гостинице городка также не было ни души. Молодой человек позвонил в колокольчик, но тщетно. Похоже, людей в этом городе просто не существует, подумал он. Или все они где-то спят? Но на часах десять тридцать утра. Слишком рано для послеобеденного сна. А может, люди отчего-то бросили этот город и куда-то ушли? Так или иначе, до завтрашнего утра никаких поездов не будет, а значит, придется здесь ночевать. Без всякой цели он бродил по городку, убивая время.

А на самом деле то был город кошек. После захода солнца несметное количество кошек самых разных пород и расцветок, перебравшись по каменным мостам, наводнило улицы. Хоть и заметно крупнее своих обычных собратьев, это все-таки были кошки. Пораженный этим зрелищем, молодой человек взобрался на колокольню в центре города и спрятался там от кошачьих глаз. А кошки открывали жалюзи магазинчиков, садились за столы в учреждениях и принимались за работу. Через некоторое время по мостам пришло еще больше кошек. Они делали покупки в магазинах, оформляли документы в конторах и заказывали еду в гостиничном ресторане. А также пили в трактирчиках пиво и распевали жизнерадостные кошачьи песни. Одни играли на арфах, другие танцевали. Как и положено кошкам, все они прекрасно видели в темноте и в освещении не нуждались. Но в эту ночь над городом висела полная луна, и молодой человек мог наблюдать с колокольни, что происходит, во всех деталях. К рассвету кошки позакрывали магазинчики, закончили работу и по каменным мостам вернулись туда, откуда пришли.

Когда окончательно рассвело и городок опустел, молодой человек спустился с колокольни, зашел в гостиницу, упал на кровать в каком-то номере и уснул. Проснувшись, перекусил хлебом и рыбой, найденными на гостиничной кухне. А как только начало темнеть, вновь забрался на колокольню и, спрятавшись там, стал дожидаться, когда придут кошки. Поезда останавливались на станции дважды в день: утром и после обеда. Послеобеденным поездом он мог вернуться туда, откуда приехал, утренним — поехать дальше. Никто из пассажиров на перрон не сходил, никаких пересадок здесь быть не могло. Тем не менее состав прибывал строго по расписанию и, выждав ровно минуту, трогался с места. Поэтому молодой человек мог бы сразу уехать из этого зловещего места, если бы захотел. Но он решил не торопиться. Любопытство, юношеское честолюбие и страсть к приключениям переполняли его. Ему захотелось во что бы то ни стало приоткрыть завесу над тайной Кошачьего города. Когда и как он появился? Какое назначение выполняет? Чем на самом деле заняты все эти кошки? Ответы можно было найти лишь одним способом: остаться и продолжать наблюдение.

На третью ночь с площади под колокольней донеслись встревоженные голоса. «Вам не кажется, что пахнет человеком?» — спросила одна кошка. «Да, запах есть… и, сдается мне, уже не первый день!» — ответила ей другая, принюхиваясь. «Вот и мне так кажется», — добавила третья. «Глупости! Откуда здесь взяться человеку?» — усомнился кто-то еще. «Ну а кем же, по-твоему, пахнет?»

Разбившись на несколько групп, кошки прочесали весь город до последнего уголка. Если кошка начинает принюхиваться всерьез, она очень быстро находит то, что искала. Вскоре молодой человек услышал, как чьи— то лапы, мягко шурша, взбираются по ступенькам колокольни. Теперь мне конец, понял он. Эти кошки в ярости от запаха человека. У них огромные острые когти и не менее острые зубы. А люди в их городе появляться не должны. Что эти звери сделают с ним — неизвестно, однако надеяться, что они отпустят того, кто знает их Тайну, было бы глупо.

Три кошки поднялись по ступенькам к самому колоколу и замерли, принюхиваясь в темноте.

— Странно, — произнесла одна, поводя усами. — Пахнуть пахнет, а человека нет.

— Не говори, — согласилась другая. — Здесь пусто. Давайте поищем где-нибудь еще.

— Нич-чего не понимаю! — воскликнула третья, помотала головой, и все трое исчезли; шорох шагов затих во чреве ночной колокольни.

Молодой человек перевел дыхание. Со своей стороны, он тоже ничего не понимал. Кроме разве того, что встретился с этими существами нос к носу. Глаза в глаза. Но они почему-то его не увидели. Смотрели в упор, но не увидели! Он взглянул на свою ладонь. Все в порядке, пока не прозрачная. Чудеса да и только. Завтра же отправляйся на станцию и уезжай отсюда, сказал он себе. Торчать в этом городе дальше слишком опасно. Не надейся, что тебе всю дорогу будет везти.

Однако на следующее утро поезд на станции не остановился. Пролетел мимо, даже не сбросив скорость. После обеда — точно так же. В кабине мелькнул силуэт машиниста. В окнах виднелись фигуры пассажиров. Но останавливаться никто не собирался. Как будто никто не увидел молодого человека, который ждал поезда. А может, из вагонов уже не были видны ни станция, ни сам городок? Когда послеобеденный поезд скрылся из глаз, вокруг повисла могильная тишина. Постепенно стало темнеть. Близилось время кошек. И тут он понял, что потерял себя. Это не город кошек, догадался он. Это место, где мне суждено потеряться. Иной мир, уготовленный мною для себя самого. И никакие поезда, что вернули бы меня в реальность, на этой станции больше не остановятся.



Этот рассказ Тэнго прочел дважды. Больше всего зацепили слова: место, где мне суждено потеряться. Он закрыл книгу и посмотрел в окно на унылый индустриальный пригород, тянущийся вдоль моря. На исполинские цистерны со сжиженным газом, высоченные заводские трубы, похожие на дальнобойные артиллерийские орудия, и бегущие по дорогам огромные грузовики. Конечно, это не город кошек, но нечто похожее. Где-то на уровне подземного градоустройства.

Тэнго закрыл глаза и попытался вообразить, где пришлось потеряться Кёко Ясуде. Там не останавливаются поезда. Там нет ни телефона, ни почтового ящика. Днем там сплошное одиночество, ночью — дотошный кошачий дозор. И так до бесконечности. Незаметно Тэнго заснул. Поспал недолго, но глубоко. Проснулся весь в поту. Стоял жаркий летний день, и электричка бежала вдоль южного берега мыса Босо.




В Татэяме Тэнго пересел со скорого на местный, доехал до Тикуры. На станции стоял ностальгический запах моря, а люди вокруг были загорелые, точно негры. Он сел в такси, добрался до санатория. У стойки приема назвался и сообщил фамилию отца.

— Вы извещали о визите заранее? — сухо спросила его средних лет медсестра.

Невысокая, очки в золотистой оправе. В коротко стриженных волосах слегка пробивается седина. На безымянном пальце — обручальное кольцо, будто специально подобранное под очки. На лацкане халата — бирка с фамилией Тамура.

— Нет, — признался Тэнго. — Сегодня утром решил, сел в поезд и приехал.

Медсестра посмотрела на него как на сумасшедшего:

— Все посещения должны согласовываться заблаговременно. У медперсонала существует график работы, а у пациентов — строго расписанный режим.

— Прошу прощения. Об этом я не знал.

— Когда вы приезжали сюда в последний раз?

— Два года назад.

— Два года назад? — повторила сестра, листая список посещений. — Иначе говоря, два года подряд вас здесь не было?

— Именно так, — подтвердил Тэнго.

— Согласно нашим данным, вы — единственный родственник господина Каваны?

— Да, это правда.

Медсестра отложила список в сторону, посмотрела на Тэнго, но ничего не сказала. В ее взгляде он не почувствовал особого сострадания. Скорее, она просто что-то проверяла. Похоже, в ее глазах он не был особо исключительным экземпляром.

— Ваш отец сейчас на групповой реабилитации. Сеанс закончится через полчаса. После этого вы сможете с ним повидаться.

— В каком он сейчас состоянии?

— Телесно здоров. В физическом смысле проблем не наблюдается. Об остальном судите сами. — Сказав так, она закрыла глаза и потерла указательными пальцами веки. — Кроме вас, на этот вопрос никто не ответит.

Поблагодарив сестру, Тэнго провел в зале приема еще полчаса, читая книгу на старинном диване. Из открытого окна доносились запах моря и шелест сосен. Бесчисленные цикады в сосновых кронах скрежетали из последних сил. Будто выжимая из времени, которое им осталось, все самое важное.

Наконец подошла сестра Тамура, сообщила, что сеанс реабилитации закончен и можно повидаться с отцом.

— Я провожу вас, — сказала она.

Тэнго поднялся с дивана и невольно окинул взглядом свое отражение в зеркале на стене. Линялая джинсовая рубашка без пуговиц поверх майки с гастролей Джеффа Бека, зеленые бриджи с мелкими пятнышками от пиццы на коленях, тысячу лет не стиранные кеды цвета хаки, бейсбольная кепка. В общем, никак не похож на тридцатилетнего сына, который два года спустя навещает в больнице отца. В руках — ни цветов, ни гостинцев. Только из кармана торчит потрепанная книженция. Неудивительно, что сестра посмотрела на него как на идиота.

Сестра Тамура повела его куда-то через внутренний двор и по дороге вкратце рассказала, как здесь все устроено. Всего корпусов три, и каждого пациента кладут в первый, второй или третий в зависимости от стадии болезни. У отца Тэнго сейчас средняя стадия, поэтому он лежит во втором. Предыдущая стадия считается легкой, следующая — тяжелой. Обратного порядка в принципе не бывает, и после третьего корпуса не предлагается уже ничего. Кроме, понятно, крематория, о котором сестра тактично промолчала. Но ее намек Тэнго понял без объяснений.

Отцовская палата была двухместной, но сосед отлучился на какие-то курсы. Курсов здесь было множество — лепка из глины, садоводство, гимнастика и так далее. Хотя их называли реабилитационными, велись они не для того, чтоб лечить, а чтобы хоть ненадолго сдержать развитие неизбежно прогрессирующей болезни. Ну или просто занять чем-нибудь пациентов. Отец сидел в кресле у распахнутого окна, сложив руки на коленях, и смотрел на улицу. На столике рядом — горшки с какими-то желтыми цветами. На полу — особо мягкое покрытие, чтобы можно было упасть и не ушибиться. Две деревянные кровати, два письменных стола, пара шкафчиков для одежды и личных вещей. К столам приторочено по небольшой книжной полке. Когда-то белые шторы за много лет пожелтели от яркого солнца.

О том, что старик в кресле у окна — его отец, Тэнго догадался не сразу. Слишком уж тот уменьшился в размерах. Усох — так, пожалуй, будет точнее. Совсем поредевшие волосы напоминали заиндевевшую лесную лужайку. Щеки ввалились, отчего глаза казались гораздо крупнее, чем раньше. Лоб разрезали три глубокие морщины. Череп словно бы искривился — но, возможно, просто весь полысел. Брови стали длинными и густыми. Из ушей торчали в разные стороны длинные седые волоски. Уши, и раньше немаленькие, казались теперь огромными и походили на крылья летучей мыши. Не изменился, пожалуй, один только нос. Круглый и приплюснутый, в отличие от ушей. Странного темно-красного цвета. Из полуоткрытого рта с зубами, торчащими в разные стороны, казалось, вот-вот потечет слюна. Глядя на этого старика у окна, Тэнго невольно вспомнил последний автопортрет Ван Гога.

Когда Тэнго вошел в палату, старик обернулся к нему лишь на секунду — и уставился в окно опять. На взгляд издалека, он напоминал скорее мышь или белку, нежели человека. Примерно таким интеллектом он теперь обладал. И все же, вне всяких сомнений, это был отец Тэнго. Или, по крайней мере, то, что от него оставалось. За два года время отняло у старика очень многое. Отняло безжалостно, точно сборщик налогов, конфисковавший последний скарб у бедняка. Сколько Тэнго помнил отца, тот всегда был подтянутым, целеустремленным и буквально горел на работе. Пускай и не семи пядей во лбу, но со своими жизненной философией и силой воли. Ни разу Тэнго не слышал, чтобы отец на что-нибудь жаловался. Теперь же перед ним сидел не человек, а пустая оболочка. Скорлупа, в которой не осталось никакого тепла.

— Господин Кавана? — позвала сестра Тамура. Громко и внятно. Как учат медсестер разговаривать с пациентами. — Господин Кавана. Смотрите, кто к вам пришел. Это ваш сын!

Старик опять обернулся. Его глаза напомнили Тэнго два опустевших ласточкиных гнезда под крышей заброшенного дома.

— Здравствуй, — сказал ему Тэнго.

— Господин Кавана, к вам приехал ваш сын из Токио, — добавила сестра.

Ничего не отвечая, отец смотрел на сына в упор — так, словно пытался прочесть объявление на неизвестном ему языке.

— В половине седьмого ужин, — сообщила медсестра для Тэнго. — До тех пор можете побыть с ним, сколько хотите.

Когда она ушла, Тэнго в растерянности подошел к отцу и опустился в кресло напротив. Старое кресло с полинявшей обивкой, деревянные подлокотники все в царапинах. Отец, не поворачивая головы, следил за ним птичьим взглядом.

— Ну как самочувствие? — спросил Тэнго.

— Твоими молитвами, — церемонно ответил отец. О чем говорить дальше, Тэнго не представлял. Теребя пуговицу на рубашке, он посмотрел на сосновую рощу за окном. И опять взглянул на отца.

— Из Токио приехал? — спросил отец.

— Из Токио.