Дело о дневнике загорающей
Девушка кивнула.
– Там есть специальное место для тех, кто приезжает на трейлерах?
– Нет, лагерь там только иногда. С той стороны, сзади, к полю для гольфа подходит подъездная дорожка, и мало кто о ней знает. Мне кажется, регулярно по ней ездила только я. Когда поле для гольфа только купили, оно было как бы частью большой полосы земли, и сейчас еще, если пройти вниз от четырнадцатой лунки, лес сохранился – тянется довольно далеко, а потом начинается пологий луг, где много травы. Далее опять лесок, а за ним уже дорога.
Так вот, я обнаружила, что могу проехать по этой подъездной дорожке, припарковать трейлер и наслаждаться полным уединением. Сомневаюсь, чтобы на эту часть территории клуба люди вообще заходили. Расстояние между лугом и проезжей дорогой напрямую ярдов четыреста, а до ближайшего прохода на поле, это в ту же сторону, ярдов двести. Естественно, что по подъездной дорожке, которая вьется между этими перелесками, расстояние будет больше.
– Хорошо, продолжайте. – Мейсон внимательно слушал.
Девушка посмотрела ему в глаза:
– Я по натуре такая, что дома не сижу. Люблю куда-нибудь выбраться, пошататься по лесу, побегать босиком. Люблю совсем раздеться и позагорать.
– Постойте, а где вы работаете?
– В данный момент нигде.
– Ясно. А все же, как вы потеряли одежду?
– Сегодня утром я занималась тем же, чем обычно. Я ведь и перед этим на воздухе ночевала, впрочем, если честно, то я на этом лугу живу в трейлере уже трое суток.
– Не страшно?
– Нет. По большому счету, трейлер – это одно из самых безопасных мест. Нужно всего лишь запереть дверь изнутри, и никто не залезет, даже если окна разобьют. Окошки для человека там слишком маленькие.
– Итак, сегодня утром вы отправились загорать?..
– Да, как обычно. Я разделась, накинула халат, пересекла луг, дошла до леса и собралась загорать. Сбросив халат, я сначала немного просто походила на солнце, знаете, это для того, чтобы почувствовать кожей воздух, босыми ступнями ощутить траву, но, ради бога, не подумайте, что я чокнутая какая-нибудь. Будь вы таким же заядлым загоральщиком, как и я, вы бы поняли эту ни с чем не сравнимую свободу, это нежное прикосновение теплых солнечных лучей, ласкающее дуновение ветерка. Но хватит об этом…
– Да, да, расскажите-ка лучше, что произошло.
– А произошло вот что. Когда я вернулась обратно к тому месту, где стояли мой трейлер и автомобиль, то обнаружила, к своему изумлению, что и автомобиль, и трейлер исчезли.
– Вы точно уверены?
– Абсолютно.
– А не могли вы ошибиться местом?
– Исключено. С дороги я никогда не сбиваюсь. А кроме того, я здесь отдыхаю уже… с тех самых пор, как стало тепло.
– А ваши ключи от машины? – поинтересовался Мейсон.
– Да, у меня были сегодня с собой ключ зажигания и ключ, которым запирается дверь трейлера, – я ношу их в специальном мешочке и утром положила его в карман халатика, они и сейчас там, но мне представляется, что если кто-то решил украсть машину, то беспокоиться о том, как включить зажигание, он не станет. Разве не так? Говорят, легко можно завести автомобиль, закоротив что-то там за приборной доской?
– Вы позвонили мне, а не в полицию… – И хотя Мейсон произнес это предложение констатирующим тоном, оно больше звучало как вопрос.
– Разумеется. Представьте себе девушку, облаченную в просвечивающую вуаль из солнечного света, и как ее сурово допрашивают двое полицейских, срочно прибывших на патрульной машине, а? Они задают кучу вопросов, тщательно записывают, что украдено, и еще тщательнее – что осталось. И какая замечательная сенсация для репортеров! Одни только заголовки чего будут стоить: «Загорающая блондинка теряет все, за исключением улыбки и солнечного загара!» – и остальные в таком же духе. А фотографы из газеты? Они-то уж во что бы то ни стало постараются заполучить мое фото и не пожалеют усилий, чтобы подобрать наилучшее освещение.
– Значит, другой причины не было?
– Причины, чтобы не вызывать полицию?
Мейсон утвердительно кивнул.
Какое-то мгновение Арлен Дюваль вертела в руках стакан, потом подняла глаза:
– Была.
– Какая же?
– Я думаю… мне кажется, что полиция как раз и стоит за всем этим делом.
– То есть вы имеете в виду, что ваш автомобиль вместе с трейлером украли полицейские?
– Вот именно.
– И зачем?
– Чтобы как следует обыскать. Не торопясь и ни на кого не оглядываясь.
– Так, так. А что бы они стали искать?
– Мой дневник, возможно.
– На что это вдруг полиции сдался ваш дневник?
– Мистер Мейсон, – выдохнула девушка, – в этом деле вы должны будете поверить мне на слово.
– Но вы пока еще не представили обоснований серьезности ваших намерений.
– Я не имею в виду деньги. Завтра к десяти часам утра вы получите необходимый задаток – я позабочусь. В данный момент я имею в виду остальную часть этого… э-э… дела – мою личную оценку, и здесь вам придется поверить мне на слово. Вот и все.
– Что-то у вас тяжело получается с изложением событий. Я предлагаю: выкиньте пока ту часть, что вы хотите скрыть, и переходите к сути дела.
– Отлично. Вы знаете, кто я?
– Вы – очаровательная молодая женщина, ваш возраст двадцать с небольшим, и вы живете, согласно вашим же словам, без видимых средств к существованию. Ваша жизнь на колесах говорит о пристрастии к необычным приключениям, а еще мне почему-то кажется, что вы боитесь заводить друзей.
– Что вас заставляет так думать?
– Ответ очевиден. Девятьсот девяносто девять женщин из тысячи, окажись они в вашем положении, найдут одного, а то и нескольких близких друзей, к кому бы они смело могли обратиться за помощью, оставшись в костюме Евы посередине поля для игры в гольф. А факт вашего обращения к знаменитому адвокату указывает еще и на то, что существуют детали, о которых вы пока не упомянули, да и, судя по всему, не собираетесь рассказывать.
– Знаете ли вы моего отца, мистер Мейсон?
– Кто он?
– Колтон П. Дюваль.
Мейсон уже покачал было головой, но тут же нахмурился.
– Подождите-ка. Это имя я определенно где-то встречал. Чем он занимается?
– Сейчас он делает номерные знаки.
– Владеет производством?
– Нет. Занимается принудительным трудом. – После некоторой паузы девушка добавила: – В тюрьме штата.
– О, надо же!..
– Ему приписывают, – продолжала Арлен Дюваль, – похищение трехсот девяноста шести тысяч семисот пятидесяти одного доллара и тридцати шести центов.
– Вот сейчас я вроде бы вспомнил, – кивнул Перри Мейсон. – Это было связано с каким-то из банков, не так ли?
– И с банком, и с бронированным грузовичком, и с перевозкой наличных денег.
Мейсон дал понять, что внимательно слушает.
– Он в тюрьме уже целых пять лет. Считается, что мой отец где-то спрятал эти деньги. И на него все эти годы оказывалось и оказывается такое изощренное давление, что описать – язык не повернется.
Арлен Дюваль пришлось выдержать долгий изучающий взгляд Мейсона, но глаз она не отвела.
– Официально я – дочь вора.
– Давайте дальше. Рассказывайте вашу историю.
– Но я ее рассказала.
– Только не мне.
– Мистер Мейсон, я только что это сделала.
– Вы лишь обозначили в общих чертах. Дайте же услышать остальное.
– Мой отец работал в «Меркантайл секьюрити бэнк». У них с полдюжины отделений в различных местах, и одно из них в Санта-Ане. Для обеспечения нормального платежного баланса необходимы наличные деньги, их нужно доставлять в отделения банка, и для этого у них имеется специальный бронированный фургончик. В тот день перевозилось наличности триста девяносто шесть тысяч семьсот пятьдесят один доллар и тридцать шесть центов. Все эти деньги папа лично сам упаковал. Вообще-то, по правилам, за ним должен был присматривать инспектор, но папе в этом деле полностью доверяли, и инспектор занимался тем, что следил за игрой на скачках. Он там крупно поставил. У инспектора с собой был маленький радиоприемник, и… Ну, понимаете, когда подошло время, он включил его, настроился, и… Правда, потом инспектор заявил, что он хотя и слушал радио, но на самом-то деле не спускал с папы глаз. Сказал, что видел, как папа запечатал этот пакет, естественно, перед этим обернув его как следует, обвязал, залил сургучом, поставил на сургуче свою личную печать, а потом там же свою личную печать поставил и инспектор.