Дело о мрачной девушке

– О чем вы разговаривали с мистером Нортоном?
Выражение лица Артура Кринстона слегка изменилось – он сделал гримасу и слегка покачал головой. Это, казалось, был предупредительный жест Мейсону.
Клод Драмм, который уже вскочил на ноги, чтобы выступить с возражением против заданного вопроса, заметил жест Кринстона, внезапно улыбнулся и сел на место.
Артур Кринстон посмотрел на судью Маркхэма.
– Отвечайте на вопрос, – потребовал Мейсон.
– Вам это только навредит, – выпалил Кринстон.
Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.
– У вас есть возражения, господин заместитель окружного прокурора? – спросил он.
Клод Драмм, улыбаясь, покачал головой:
– Никаких. Пусть свидетель отвечает на вопрос.
– Отвечайте на вопрос, – приказал судья Маркхэм.
Кринстон заерзал в свидетельском кресле:
– Ваша честь, если я перескажу суть нашего разговора с мистером Нортоном, это пойдет совсем не на пользу обвиняемой Фрэнсис Челейн, и мистер Мейсон знает об этом. Я не понимаю, почему он задал такой вопрос, но…
Судья Маркхэм снова стукнул молоточком по столу.
– Свидетель должен воздержаться от комментариев, – ледяным тоном заявил он, – и отвечать на задаваемые ему вопросы. Свидетель, конечно, осведомлен, что подобные заявления, сделанные во время слушания, особенно на судебном процессе такого рода, являются неуважением к суду. Господам присяжным следует не обращать внимания на заявление свидетеля, а также ни на какие другие заявления свидетелей, кроме ответов на поставленные вопросы. Мистер Кринстон, вы должны ответить на вопрос адвоката защиты, в противном случае вы будете оштрафованы за неуважение к суду.
– Мы говорили о попытке шантажа мисс Челейн, – сказал Кринстон тихим голосом.
На лице Клода Драмма появилось победное выражение.
– О попытке шантажа экономкой, миссис Мейфилд? – спросил Мейсон.
Улыбка сошла с лица Клода Драмма. Он вскочил на ноги.
– Ваша честь, я возражаю! – закричал он. – Это несущественно и не относится к делу, вопрос является наводящим. Мистер Мейсон прекрасно знает, что миссис Мейфилд является важным свидетелем со стороны обвинения в этом деле, и предпринимает попытку дискредитировать ее…
– При перекрестном допросе разрешаются наводящие вопросы, – заметил судья Маркхэм. – Вы не стали выступать с возражением, когда адвокат защиты спросил свидетеля о сути разговора, а поскольку это перекрестный допрос, я разрешаю вопрос.
Клод Драмм медленно опустился на свой стул.
Кринстон неуютно заерзал в свидетельском кресле.
– Имя миссис Мейфилд не упоминалось, – наконец сказал он.
– Вы уверены? – спросил Мейсон.
– Ну, оно могло быть упомянуто как одна из возможностей.
– Значит, оно было упомянуто как один из возможных вариантов? Я правильно вас понял?
– Да, могло.
Мейсон внезапно перевел направление атаки:
– Днем двадцать третьего октября мистер Эдвард Нортон получил довольно крупную сумму в тысячедолларовых купюрах, не так ли, мистер Кринстон?
– Насколько я знаю, да, – угрюмо ответил тот.
– Вы обеспечили получение денег?
– Нет, сэр.
– В тот день вы ходили в один из банков, в котором у фирмы «Кринстон и Нортон» имелся счет?
– Да.
– В который?
– «Вилерс Траст энд Сейвингс».
– С кем вы там разговаривали?
Внезапно Кринстон изменился в лице:
– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.
Клод Драмм вскочил с места.
– Я возражаю! – закричал он. – Это несущественно и не относится к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.
Мейсон лишь улыбнулся в ответ.
– Ваша честь, – обратился адвокат защиты к судье, – могу я выступить с короткой аргументацией?
– Хорошо, – согласился судья Маркхэм.
– При допросе этого свидетеля выставившей стороной он заявил, что является здравствующим партнером фирмы «Кринстон и Нортон». Я не стал выражать протест, когда был задан этот вопрос, хотя, возможно, для ответа на него требовался вывод свидетеля, но при перекрестном допросе у меня есть право выяснить у него, какой деятельностью он занимался как один из партнеров и причины, на которых основывались его выводы.
– Но не за все время деятельности фирмы, – заметил судья Маркхэм.
– Нет, сэр, – ответил Мейсон. – Именно поэтому я ограничил вопрос временны?ми рамками – двадцать третьим октября – днем смерти Нортона.
Судья Маркхэм посмотрел на адвоката тяжелым и осторожным взглядом. Мейсон не стал отводить глаза, которые прямо встретили взгляд судьи.
Клод Драмм вскочил на ноги.
– Дела фирмы, – заявил он, – не имеют никакого отношения к делу.
– Но вы сами квалифицировали свидетеля как члена фирмы, – заметил судья Маркхэм.
– Только для того, чтобы показать, что он был близко знаком с погибшим, ваша честь.
Судья покачал головой:
– Я не убежден в том, что перекрестный допрос ведется должным образом, но в деле такого рода я не хочу грешить против обвиняемых. Отвечайте на вопрос, свидетель.
– Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон, – повторил Мейсон. – С кем вы разговаривали?
– С мистером Шерманом, президентом банка.
– Что вы обсуждали?
– Дела фирмы.
– Вы говорили о погашении долга примерно на девятьсот тысяч долларов – долга фирмы перед банком, доказательством которого являются долговые расписки, если я все правильно понял, подписанные только вами как частным лицом, не так ли?
– Нет, сэр, не так. Это долговые расписки фирмы, подписанные «Кринстон и Нортон».
– Подписанные именем фирмы «Кринстон и Нортон», но под ними стоит подпись только Артура Кринстона, не так ли?
– Думаю, так, – ответил Кринстон. – В основном делами фирмы, связанными с банковскими операциями, занимался я – то есть я подписывался под долговыми расписками за фирму, хотя в большинстве случаев на чеках расписывались мы оба. Нет, я хотел бы изменить только что сделанное заявление. Мне кажется, что документы в «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» были подписаны моим именем от лица фирмы, и таким же образом выписывались чеки.
– Вы отправились в дом к мистеру Нортону, чтобы обсудить с ним наступление срока выплат по этим долговым обязательствам, не так ли?
– Да.
– Тогда почему вы стали обсуждать шантажирование Фрэнсис Челейн экономкой? Как так получилось?
– Я не говорил, что экономкой! – закричал Кринстон. – Я сказал, что ее имя было упомянуто как возможный вариант.
– Понятно, – сказал Мейсон. – Я ошибся. Отвечайте.
– Потому что деловые вопросы, относящиеся к этим долговым распискам, отняли всего несколько минут времени. Мистера Нортона очень волновало шантажирование его племянницы, и он настоял на том, чтобы отложить обсуждение дел и спросить моего совета по этому поводу.
– А почему ее шантажировали, как он считал? – поинтересовался Мейсон.
– Он думал, что это происходит из-за чего-то, что она сделала.
– Естественно. Он упомянул, что именно она сделала?
– Нет, не думаю.
– Он упомянул, что это могло быть?
– Он упомянул, что у нее неуправляемый характер, – внезапно выпалил Кринстон и закусил губу. – Секундочку. Я не хотел этого говорить. Я снимаю свое заявление. Не думаю, что он сказал подобное. Это моя ошибка.
– Ваша ошибка или вы пытаетесь защищать обвиняемую Фрэнсис Челейн? – спросил Мейсон.
Лицо Кринстона побагровело.
– Я стараюсь ее защитить гораздо лучше, чем вы! – воскликнул он.
Судья Маркхэм постучал молотком по столу:
– Мистер Кринстон, суд уже один раз предупреждал вас. Теперь мы заявляем, что вы выразили неуважение к суду, и налагаем на вас штраф в размере ста долларов за выказанное неуважение.
Раскрасневшийся Артур Кринстон склонил голову.
– Продолжайте, – сказал судья.
– Обсуждали ли вы с мистером Нортоном что-либо еще, кроме вопросов задолженности банку, дел фирмы и возможности шантажирования его племянницы?
– Нет, сэр, – с явным облегчением сказал Артур Кринстон, потому что вопрос не касался шантажа.