Дело сумасбродной красотки
– Но каким же образом? – спросила Делла Стрит. – Чему он может служить объяснением?
– Я не думаю об этом, Делла, – сказал Мейсон, – но почему-то мне хочется побиться об заклад, что…
Адвокат внезапно замолчал, потому что со стороны коридора в дверь личного кабинета Мейсона постучали чьи-то робкие пальцы. Мейсон взглянул на часы.
– Четверть шестого. Не открывай эту дверь, Делла.
Выйди через дверь со стороны приемной и скажи, что на сегодня наша контора закрыта, а я уже не принимаю.
Пусть позвонит завтра в девять часов утра и попросит тебя назначить время приема.
Делла Стрит кивнула и проскользнула из кабинета Мейсона в приемную. Но уже спустя мгновение она вернулась.
– Угадайте, кто это? – прошептала она.
– Кто же?
– Дорри Эмблер.
– Она тебя видела?
Делла покачала головой.
– Я едва приоткрыла дверь из приемной в коридор, когда в маленькую щелочку заметила ее. Я подумала, что вы захотите поговорить с ней и в нерабочее время.
Мейсон усмехнулся, подошел к двери и открыл ее как раз в тот момент, когда молодая женщина с удрученным видом повернулась, собираясь уходить.
– Мисс Эмблер, – окликнул он ее.
Она вздрогнула и резко повернулась.
– Контора уже закрыта, и я собирался уходить домой, – сказал Мейсон, – но, если дело важное, могу кратко поговорить с вами…
– Это дело огромной важности, – серьезно и торжественно заверила она.
– Заходите, – пригласил Мейсон, открывая дверь пошире. Делла Стрит улыбнулась и кивнула. – Садитесь, – предложил Мейсон, а когда она послушно села, добавил: – Выходит, на самом деле вы – Минерва Минден, иногда именуемая сумасбродной наследницей Монтроуза?
Встретив его взгляд твердым и открытым взором, она воскликнула:
– Нет!
Мейсон покачал головой наподобие родителя, укоряющего ребенка-лгунишку, который упорствует в неслыханной лжи:
– Боюсь, ваше отрицание вряд ли будет иметь какой-то особый вес, но это – ваша проблема. Вы хотели видеть меня по делу определенной важности, и было бы вполне честно напомнить вам, что вы оплачиваете мое время, кстати говоря, шкала моих адвокатских гонораров колеблется в зависимости от состоятельности клиентов… А теперь продолжайте и не считайтесь со временем. Расскажите мне любую сказку, какую захотите, только помните, что это будет вам стоить денег, и немалых…
– Вы не понимаете, – сказала она.
– Боюсь, что понимаю, – нахмурился Мейсон. – А теперь я хочу сказать вам кое-что еще. Когда вы были здесь, в конторе, я знал, что у вас в сумочке револьвер, и нанял детектива, чтобы он следил за вами. За вами следили вплоть до аэропорта, мой детектив стоял в нескольких футах от вас, когда вы устроили эту демонстрацию. Ну а теперь, мисс Минден, мне хотелось бы узнать, в чем же смысл вашей игры, что вы, собственно, имеете в виду и как вы намерены пристроить меня к этой картине. На будущее хочу заметить, что мне не нравятся клиенты, которые мне лгут, и мне кажется, после того, как я услышу вашу историю, мне не захочется дальше считать вас своей клиенткой…
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Вы следили за мной? (Мейсон кивнул.) И вы знали, что в моей сумочке был револьвер? – Адвокат снова кивнул, и она воскликнула: – Слава Богу!
Мейсон удивленно поднял брови.
– Послушайте, – голос ее звенел, – я не Минерва Минден. Я Дорри Эмблер, и то, что я проделала сегодня днем в аэропорту, было подстроено, чтобы вывести Минерву Минден на публичный скандал, но ее ловкость оказалась мне не по зубам. Она меня перехитрила.
Глаза Мейсона отразили пробуждающийся интерес.
– Ну-ну, слушаем.
– Все это началось четыре дня назад, когда я откликнулась на объявление, приглашающее молодую девушку, подготовленную или неподготовленную, на какую-то специальную работу. В объявлении уточнялось, что претенденткам должно быть от двадцати двух до двадцати шести лет, рост – ровно метр шестьдесят, а вес – не менее пятидесяти килограммов и не более пятидесяти двух. Жалованье предлагалось в размере тысячи долларов в месяц.
Делла Стрит метнула на Перри Мейсона быстрый взгляд.
– Я читала объявление, – сказала она. – Оно было действительно только в течение одного дня.
– Продолжайте, – сказал Мейсон Дорри Эмблер.
– Кто-то прислал по почте копию объявления, и я обратилась по указанному адресу. Это же сделало и множество других девушек, но… тут-то с нами и стали темнить.
– Ну-ну, давайте дальше, – сказал Мейсон, серые глаза которого теперь излучали жгучий интерес.
– Ну, прежде всего нас попросили пройти в гостиничный номер, чтобы обратиться с прошением. За письменным столом в номере сидела деловитая молодая женщина, а на двери номера была приклеена табличка: «Заведующий персоналом». Внутри оказалось две комнаты.
На двери одной из них бирка «Красная комната», а на другой – «Черная комната». Женщина за письменным столом вручала каждой из претенденток билетик. Девушки с красными билетами направлялись в «Красную комнату», а с черными – соответственно…
– И что же дальше? – спросил Мейсон.
– Что касается «Красной комнаты», то наверняка не знаю, но я говорила с одной девушкой, получившей туда билетик. Она вошла в комнату и села. По ее словам, там уже сидело чуть ли не два десятка претенденток. Они прождали так примерно с четверть часа, а потом какая-то женщина вошла к ним и сказала, что им больше нет необходимости ждать, поскольку вакансия уже занята.
– Ну, хорошо, – сказал Мейсон, – вам вручили билет в «Черную комнату». И что же произошло там?
– По всей видимости, из каждых пятнадцати или даже двадцати кандидаток лишь одной доставался черный билетик. Я попала в их число. Ну, я вошла туда и села, и, пока я была там, в комнату вошла так же, как я, всего лишь одна-единственная девушка. После того как я просидела минут десять, открылась дверь и какой-то мужчина сказал: «Пожалуйста, зайдите сюда». Я вошла еще в одну комнату номера… Господи, да такой гостиничный номер, должно быть, стоит небольшого состояния…
– А кто был мужчина? – перебил ее Мейсон.
– Он сказал мне, что вице-президент, ответственный за персонал, но по тому, как вел себя, думаю, он адвокат.
– А что же заставляет вас так думать?
– Манера, с которой он задавал мне вопросы.
– Какого рода были эти вопросы?
– Ну, он усадил меня и долго расспрашивал о моем прошлом, о моих родителях, о том, где я работала, и так далее. Потом он попросил меня встать и пройтись. Он разглядывал меня, словно ястреб!
– Приставать не пытался? – живо спросил Мейсон.
– Не думаю, что он имел в виду именно это, – потупилась Эмблер, – но, конечно, осмотрел меня с ног до головы.
– А потом?
– Сначала спросил, как у меня с памятью и могу ли я быстро отвечать на вопросы. А потом говорит:
«Что вы делали вечером шестого сентября?» Ну, поскольку это было не слишком давно, то я подумала минуту и вспомнила, что проводила вечер в своей квартире. У меня не было никаких свиданий, хотя это была суббота. Он спросил, кто был со мной, а я говорю – никого. Потом он поинтересовался, были ли у меня какие-либо посетители в течение того вечера или какие-нибудь телефонные звонки, ну и много еще личных вопросов такого рода, а потом спросил номер моего телефона и сказал, что мою кандидатуру на эту высокооплачиваемую работу рассмотрят самым серьезным образом.
– А он сказал вам, что за работа?
– Он сказал, что будут довольно специфические обязанности и что мне придется пройти довольно интенсивную подготовку, чтобы удержать за собой это место.
Но в течение периода подготовки, добавил он, мне будут платить. Он еще сказал, что оплата будет на уровне тысячи долларов в месяц, должность весьма конфиденциальная и что меня время от времени будут фотографировать в разных моделях одежды.
– А он сказал в каких моделях? – спросил Мейсон.
– Нет, не сказал. Конечно, у меня сразу же возникли подозрения, и я отрезала, что не стоит, мол, понапрасну тратить время друг на друга и уж не намекает ли он, чтобы я согласилась позировать обнаженной? Он совершенно определенно сказал, нет, мол, все абсолютно законно и честно, но мне придется время от времени фотографироваться в разных моделях одежды, и люди, на которых я буду работать, не хотят, чтобы для фотографий я специально позировала. Им нужны снимки молодых женщин на улицах, поэтому мне не следует волноваться, если прямо на улице кто-то направит на меня камеру и сфотографирует. Это, повторил он, будет делаться довольно часто, так что мне следует избавиться от всякой скованности и застенчивости и чувствовать себя абсолютно раскрепощенной.