Вороны не умеют считать
Когда официант принес напитки, Маранилья еще не вернулся.
– Вам здесь нравится? – спросил Хурадо.
– Очень. Мне бы хотелось жить здесь.
– О, это удел избранных, – улыбнулся Хурадо.
– Вы, колумбийцы, умеете радоваться жизни.
– Конечно. А иначе зачем жить?
– Мне нравятся здешние манеры поведения. Например, сегодня за ужином я заметил: никто не выпил лишнего, никто не торопился опрокидывать рюмки одну за другой...
– А зачем торопиться? Мы стараемся от всего получать удовольствие.
– При этом умеете хорошо работать, – заметил я.
– Стараемся. К сожалению, у меня сейчас мало времени, так что придется прервать беседу: мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, это не испортит вам этого чудесного вечера?
– Я к вашим услугам.
– Следуя вашей гипотезе, Кеймерон пришел домой в перчатках и сразу же схватил пистолет, не так ли?
– Я не сказал «сразу». Может быть, сначала он испробовал другие средства и лишь потом взялся за оружие.
– Логично, – кивнул Хурадо. – Вы, должно быть, предполагаете, по какой причине стрелял Кеймерон?
– Вещественных доказательств у меня практически не было, но некоторые выводы я сделал.
– Какие же? – поинтересовался Хурадо.
Я достал из кармана блокнот.
– Я внимательно ознакомился с книгой «Птицы Америки», она вышла в серии «Библиотечка любителя природы». Так вот, там есть статья о воронах. Ее автор, основываясь на научных исследованиях, утверждает, что многим ручным воронам свойственна страсть к воровству – что-то вроде клептомании. Чаще всего вороны тащат к себе в гнезда яркое, красочное – например, катушки синих или красных ниток, – а также сверкающее, блестящее – например, ножницы или наперстки.
– Очень интересно, – кивнул Хурадо.
– Во второй части «Энциклопедии птиц», изданной Национальным географическим обществом, – продолжал я, – сказано, что вороны иногда собирают целые коллекции всевозможных блестящих безделушек и даже просто красивых камешков. Свои сокровища они прячут в потаенных местах и порой даже забывают о них.
Ко мне приблизился официант и сказал что-то по-испански. Хурадо перевел: надо подойти к телефону.
Звонила Берта. Она была так возмущена, что говорила заикаясь:
– Я-а, ка-а-жется, по-о-пала в ло-овушку. Э-эти о-о-олухи...
– Успокойся, Берта. Что случилось?
– Эти олухи из местной полиции совсем обнаглели! Они, видите ли, решили меня задержать! Я говорила им, что Маранилья разрешил мне отправляться куда хочу, но они то ли не понимали меня, то ли не хотели понимать!
– Но все кончилось хорошо, не так ли? Прими горячую ванну, а я сейчас куплю бутылочку и приду к тебе...
– Да пошел ты со своей бутылочкой! – взорвалась Берта. – Они меня обыскали.
– Кто? Полицейские?
– У них есть для этого какая-то мерзкого вида баба – прямо солдат в юбке. Понимаешь, они нашли ту бумажку!
– Что-о?!
– Да, ту самую.
Я задумался.
– Ради бога, Дональд, скажи что-нибудь! – взмолилась Берта.
– Дай подумать.
– Думай скорее. Надо что-то предпринять!
– Что?
– Откуда я знаю?! Думай – для того я тебя и держу, Спиноза!
– Сейчас приду. Бумагу эту тебе вернули?
– Не задавай дурацких вопросов – конечно, нет.
– У них есть переводчик? По-английски там кто-нибудь говорит?
– Один полицейский объяснил мне по-английски, что от меня требуется, но, как только начинала говорить я, он махал руками, притворяясь, будто ничего не понимает.
– Может, он и впрямь не смог понять твой лексикон?
– Что значит «не смог понять»?! – По всей вероятности, до Берты не дошла моя ирония. – Если уж ты взялся учить язык, будь добр ознакомиться и с ругательствами! А вообще я ничего такого особенного не сказала. Просто назвала его сукиным...
– Ладно, хватит. И так все ясно. Кажется, я знаю, что делать. Жди меня, скоро буду.
Повесив трубку, я подошел к столику. Маранилья уже вернулся и о чем-то вполголоса разговаривал с Хурадо.
– Джентльмены, – обратился я к ним, – у меня просьба. Может быть, она покажется вам несколько странной, но, поверьте, дело серьезное.
– Что случилось? – спросил Маранилья.
– Пожалуйста, свяжитесь с вашими людьми на прииске «Два клевера» и выясните, все ли в порядке с тамошним управляющим Фелипе Муриндо.
– А разве ему что-то угрожает? – спокойно спросил Хурадо.
– Я не учел одного обстоятельства: возможно, Муриндо известны причины убийства Роберта Кеймерона.
Маранилья и Хурадо переглянулись.
– Боюсь, что вы несколько опоздали, сеньор Лэм, – сказал Хурадо после некоторой заминки.
– Родольфо Маранилья только что получил известия об этом Муриндо.
– Что случилось?
– Сегодня около пяти часов вечера взорвался динамит, хранившийся на складе, расположенном по соседству с домом управляющего.
– Что с Муриндо?
– Его разорвало на куски.
Глава 20
Некоторое время мы сидели молча, допивая налитое в бокалы. Опустошив свой, я подвинул его на середину стола, поднялся и сказал:
– Джентльмены, спасибо за приятный вечер, но мне пора...
– Сядьте! – резко перебил меня Хурадо.
– Простите, я не совсем понимаю...
– Нет, дорогой сеньор Лэм, – сказал Маранилья, – вы прекрасно понимаете, что этот несчастный случай на шахте был кому-то на руку.
– Ну и что?
– После всего, что вы нам сообщили, мы не можем просто так отпустить вас.
– Мне нужно срочно поговорить с коллегой.
– А вы не боитесь, что по дороге с вами что-нибудь случится?
Рассудив, что просто так мне не уйти, я снова сел и рассказал им все о нашем «разговоре» с Муриндо.
– Жаль, что вы не сообщили нам все это раньше, – заметил Маранилья.
– Понимаете, он был так напуган, когда я заговорил о переводчике, что я не решился сказать вам. Я попал в дурацкое положение...
– Ах, сеньор Лэм, разве мы дали вам хоть малейший повод подозревать нас в неискренности? Зачем же вы скрыли от нас такую важную информацию?
– Я подумал, что она не имеет прямого отношения к кругу ваших интересов.
– Хорошо, – сказал Маранилья, – я постараюсь что-нибудь сделать, хотя все не так просто. Ваша коллега должна была потребовать, чтобы ей вернули бумагу или, по крайней мере, выдали свидетельство о ее изъятии.
– Вы же видели мою коллегу – не сомневаюсь, что она предъявила полицейскому кучу требований. Беда в том, что эти полицейские не знают английского языка. Впрочем, если им надо было у нее что-то выяснить, они как-то умудрялись подбирать слова.
– Когда собираешься в испаноязычную страну, хорошо бы научиться хоть немного ориентироваться в испанском, – заметил Маранилья. – Или, на худой конец, обзавестись переводчиком.
– Теперь я это понимаю. Но, сдается мне, окажись рядом переводчик, Муриндо ничего бы не сказал.
– Вы так и не поняли, что он говорил?
– Нет.
– Может, вспомните отдельные слова?
– Да, он говорил «мадре».
– «Мадре» по-испански – «мать». А еще?
– Постойте-ка, мне кажется, «кри-а».
– «Кри-а»?
– Да-да, именно так.
– «Кри-а» – это выводок, – перевел Хурадо.
Они снова переглянулись, и Маранилья воскликнул:
– А может, он сказал не просто «криа», а «ама де криа»?
– Конечно! Именно так – «ама де криа».
– «Ама де криа» по-испански – «нянька», – пояснил Маранилья.
– Какое это может иметь отношение к контрабандному вывозу изумрудов? – медленно проговорил Хурадо, словно размышляя вслух.
– Вероятно, джентльмены, – ответил я, – при расследовании несчастного случая на прииске вам придется проверить всех, кто был связан с Фелипе Муриндо.
– Зачем? – спросил Маранилья.
– Вам не кажется странным, что совершенно неграмотный человек был назначен управляющим? Я показал ему испанско-английский словарь – он не смог прочесть ни единого слова. Управляющий, несомненно, был связан с контрабандой: он добывал изумруды и передавал Кеймерону. Думаю, именно он обнаружил месторождение.