Книга царя Давида
Храбрецы мои, меч ваш ужасает врагов; падите ниц пред Господом и поклонитесь ему, и возблагодарите за то, что Он избрал вас на этот день. Во веки веков потомки станут завидовать вам, ибо изо всех сынов Израиля вам выпала честь пойти на крепость Сион и взять ее во славу Бога, Господа нашего, и во славу вашего царя Давида, и этим обессмертить свои имена, а также поживиться богатой добычей, ибо каждому многое достанется, (Громкие крики «Ура!») До меня дошли разговоры, а слух у меня острый, так вот, до меня дошли такие разговоры — некоторые спрашивают: «Зачем Давиду Иерусалим? Почему он хочет сделать именно Иерусалим своим городом? Ведь это лишь груда камней, где летом жарко, зимой холодно, и вообще — место тут унылое. Но мне был сон, о котором я уже говорил: Господь сказал мне: „Тебе, Давид, царствовать надо всеми коленами Израиля, поэтому быть твоему городу не в Иуде, и не в Вениамине, и не в Манассии, и не на земле любого другого колена, у тебя должен быть твой собственный город, посредине; Я же, Господь, Бог твой, Сам приду к тебе, и буду жить в Иерусалиме на благо обитателей его и всего Израиля“. Сами видите, храбрецы мои, что Господь уготовил Иерусалиму великую роль, потому нам и надлежит взять этот город. (Крики „Ура!“)
Кроме того, поговаривают, а слух у меня воистину остр, будто крепость Сион и город Иерусалим столь неприступны, что защитить их смогут даже хромые и слепые. Эту ложь распространяют враги Давида. Во сне, который я упоминаю уже в третий раз, Господь сказал мне: «Давид, в скале есть тайный ход, он ведет под стеной города от источника к подземному водоему; кто пройдет по этому ходу и выйдет в тыл врагов и поразит их, тот совершит благо в очах Господа». (Возгласы удивления. Крики «Ура!»)
А потому, храбрецы мои, говорю я вам: «Пусть то и то сделает со мною Бог и еще больше сделает, если Иерусалим не будет взят до наступления ночи. А кто первым спустится в подземный ход, дойдет до водоема и поразит иевусеев с их хромыми и слепыми, того назначу моим главным военачальником. Трубач, труби на приступ!
(Нескончаемые крики «Ура!» Трубач подает сигнал «На приступ!»)
' Ванея, сын Иодая, закончил чтение. Члены комиссии, явно испытывая неловкость, разглядывали ногти или почесывали носы. Причина смущения была очевидной: ведь первым спустился в подземный ход, добрался до водоема, вступил в схватку с иевусеями и побил их не кто иной, как Иоав, однако именно об Иоаве царь Давид завещал Соломону следующее: «Поступи с Иоавом по мудрости твоей, чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю».
Наконец, дееписатель Иосафат, сын Ахилуда, всплеснув руками, сказал:
— Не понимаю сомнений насчет того, как писать в нашей Книге об Иоаве. Разве Книга Бытие не повествует вполне откровенно о змие, разве не повествует она о Каине, убившем своего брата Авеля? В иных странах лицо, неугодное царю, упоминается в книгах обычно лишь мельком или не упоминается вовсе, человек не просто попадает в опалу, но как бы вообще перестает существовать, а его дети оказываются ничьими. Такой подход характерен для язычников, но, главное, он лишен мудрости, ибо полное искажение факта вводит в заблуждение лишь полных глупцов, зато подрывает доверие ко всей книге; каждый новый языческий государь, восходя на престол, повелевает переписать историю заново, и те, кто был в опале при прежнем царе, вновь извлекаются на свет божий, а недавние любимчики впадают в немилость, таким образом, история целого народа зависит от того, какое ее издание мы читаем. Мудрейший из царей Соломон желает, чтобы роль сомнительного лица освещалась более тонко; там, где истину надо подправить, следует делать это лишь слегка, и вообще, нужно действовать более искусно, дабы народ верил написанному; короче говоря, царь весьма надеется, что Единственно истинная и авторитетная, исторически достоверная и официально одобренная Книга об удивительной судьбе и т. д. окажется гораздо долговечнее всех других исторических трудов.
Ванея заметно помрачнел. Яростно засопев, он проговорил:
— Довольно! Пусть Бог то и то со мною сделает, если я не устрою открытого суда над Исавом. У меня хватит улик и его собственных признаний, чтобы повесить его дважды, даже трижды; ему отрубят голову, а тело прибьют гвоздями к крепостной стене. На этом суде он расскажет народу правду во всех подробностях, так что ничего подправлять не понадобится — ни тонко, ни как-либо иначе.
Иосафат лишь вежливо улыбнулся. Проведение суда, заметил он, безусловно относится к компетенции господина Ваней с царского, разумеется, на то соизволения; но одно дело кого-то повесить, совсем другое — написать о нем.
Вот — царь Давид в зените славы.
Волосы повыцвели, бороду тронула седина. Постоянная необходимость быть начеку заложила у глаз морщинки, а сами глаза утратили прежний блеск.
(Иосафат: «Тут надо бы добавить, что Господь поставил Давида вождем Израиля, избранного народа Его».)
Давид поселился в крепости Сион и назвал ее градом Давидовым. Он обстроил его вокруг и внутри. Он договорился с тирским царем Хирамом, чтобы тот прислал кедровых деревьев, а также плотников и каменотесов, которые построили Давиду дворец.
К числу прежних жен и наложниц он добавил дочерей Иерусалима. Ему понадобились свежие женщины и новые сыновья, а кроме того, он надеялся вводом в свой дом здешних красавиц расположить к себе местное население.
(Елихореф: «Здесь хорошо бы перечислить имена сыновей, рожденных Давидом в Иерусалиме».)
Он бесспорно избранник Божий. Если дом Саула после смерти его основателя пал, то дому Давида — стоять во многих поколениях. Власть его освящена высокой целью. Псалмы Давида содержат прежде всего эту мысль; придворным музыкантам Давид дает не только тексты, но и точные указания для исполнения псалмов. Однако Давиду нужен более надежный символ своего божественного призвания. Он вспоминает о ковчеге Завета. (Нафан: «Хорошо бы посвятить особую главу переносу ковчега Божьего в Иерусалим».)
Ковчег Завета! На нем восседает меж херувимов незримый Яхве; перенести ковчег в Иерусалим, значит, перенести сюда вместе с ним и непостижимого, непостоянного Бога племен израильских; где Бог, там и власть. Но куда подевался ковчег? Расспросы показали, что в последний раз его видели при Самуиле, когда пророк судействовал, точнее — вскоре после того, как ковчег захватили филистимляне, которых Господь поразил за это язвами и наростами, из-за чего филистимляне возвратили ковчег Израилю; с тех пор он пылился в сарае некоего Аминодава в Кириафариме, что неподалеку от холма Божьего.
(Священник Садок: «Подробности, умаляющие святость предметов культа, лучше опустить».)
Ковчег почистили от паутины и покрасили заново, после чего царь Давид с тридцатитысячным сопровождением отправился к дому Аминодава, чтобы забрать оттуда ковчег. Его поставили на новую колесницу, вести которую поручили Озе и Ахию, сыновьям Аминодава.
Давид хорошо понимает, чем обязан Господу, поэтому устраивает небывало торжественное шествие; бесчисленные музыканты играют пред Господом на всяких музыкальных орудиях из кипарисового дерева, и на цитрах, и на псалтирях, и на тимпанах, и на систрах, и на кимвалах, словом, шум страшный. И впрямь: когда колесница доезжает до гумна Нахонова, волы шарахаются в сторону, ковчег кренится набок, и Оза пытается удержать его. Господь гневается на Озу и поражает за дерзость. Оза умирает тут же, у ковчега Божьего.
(Священник Садок: «Дабы не возникло сомнений в вечном милосердии Господа, слова для этого эпизода следует выбирать поосмотрительней».)
Давид устрашается; если уж Оза погиб только из-за того, что поддержал ковчег без должного благоговения, какая же кара ждет святотатца, решившего воспользоваться ковчегом для своекорыстных целей?
Давид решает избавиться от опасной вещи. Тело Озы оставляют лежать на месте, а ковчег Господень везут в близлежащий дом гефянина Аведдара, чтобы посмотреть, что будет дальше — ведь если Господь продолжает гневаться, он поразит и Аведдара.