Клуб Мефисто

Она медленно повернулась и выжала из себя улыбку.
— Один раз с тобой, Филиппо, стоит десяти раз с любым другим.
Он осклабился.
— Да, все женщины так говорят.
«Значит, все врут».
— Да оставайся. Я приготовлю обед. — Он подошел ближе и стал теребить прядь ее волос. — Оставайся, может…
На раздумье у нее ушла пара секунд. Останься она здесь еще и на ночь, ей это стало бы слишком дорого.
— Мне нужно идти, — сказала она, поворачиваясь.
— Ну, пожалуйста, останься. — Он осекся. И с отчаянием прибавил: — Я заплачу.
Она остановилась. И оглянулась на него.
— Ну как, договорились? — мягко спросил он. Ухмылку с его лица как рукой сняло — теперь на нем запечатлелась грустная мина. От самодовольного павлина не осталось и следа — жалкий, понурый увалень средних лет с толстым брюхом, совсем-совсем одинокий. Еще недавно его глазки сверкали нездоровым блеском — теперь же они потухли от усталости. И от горечи поражения. — Все понятно, — вздохнул он. — Ты пришла не ради меня. Ради денег.
Тут она впервые посмотрела на него без отвращения. И впервые решилась сказать правду.
— Да, — подтвердила она. — Мне нужны деньги. — Я на мели, а работу в Риме найти не могу.
— Но ты же американка. Можешь поехать домой.
— Не могу.
— Почему же?
Она отвернулась.
— Не могу, и все. Там мне ловить нечего.
Немного поразмыслив над ее словами, он пришел к резонному умозаключению.
— Тебя ищет полиция?
— Нет. Не полиция…
— Тогда от кого же ты бегаешь?
От самого дьявола, сказала она себе. Но вслух произнести побоялась, иначе он решил бы, что она спятила. И она ответила просто:
— От одного типа. Страшного такого.
От жестокого поклонника — верно, решил он. И сочувственно кивнул.
— Значит, тебе нужны деньги. Ладно, идем. Дам немного.
Он повернулся и направился в спальню.
— Погоди, Филиппо. — Она виновато полезла к себе карман и достала сотню евро, которую вытащила у него из ящика с носками. И как только у нее рука поднялась ограбить парня, истосковавшегося по простому человеческому общению! — Прости, — призналась она. — Это твое. Честное слово, мне очень нужны деньги, но я не должна была их брать. — Она подошла к нему, взяла его руку и вложила в нее деньги, едва осмелившись посмотреть ему в глаза. — Как-нибудь перебьюсь.
Она развернулась, собираясь уходить.
— Кэрол… Это твое настоящее имя?
Она остановилась, держась за дверную ручку.
— Какая разница, оно не хуже любого другого.
— Говоришь, тебе нужна работа? А что ты умеешь?
Она посмотрела на него.
— Все что угодно. Могу быть хоть уборщицей, хоть официанткой. Лишь бы платили наличными.
— Ты хорошо говоришь по-итальянски. — Он задумчиво посмотрел на нее. — У меня тут, в Риме, живет двоюродная сестрица, — наконец сказал он. — Экскурсии всякие устраивает.
— Какие экскурсии?
— В Форум, в базилику. — Он пожал плечами. — Сама знаешь, по всяким разным местам, куда обычно ходят туристы. Иногда ей нужны экскурсоводы, говорящие по-английски. Только у них должно быть образование.
— У меня есть! Я закончила колледж по специальности античность. — Новая надежда заставила ее сердце биться сильнее. — В сущности, я много всего знаю об истории. О древнем мире.
— А о Риме?
Лили вдруг рассмеялась и поставила рюкзак на пол.
— Если уж на то пошло, — ответила она, — то да.
 
21
Маура стояла на обледенелом тротуаре Бикон-Хилла и смотрела на особняк, окна которого манили уютным светом. В передней мерцали отблески огня в камине, как в тот раз, когда она впервые переступила порог этого дома, соблазнившись теплом пляшущих языков пламени и перспективой выпить чашечку кофе. Сейчас же ее влекло сюда любопытство — желание больше узнать о человеке, который, впрочем, вызывал у нее не только интерес, но и страх, чего там греха таить. Она позвонила в дверь и услышала, как трель звонка раскатилась по всему дому, по всем комнатам, которые ей еще только предстояло увидеть. Она ожидала, что на звонок выйдет слуга, и вздрогнула, когда дверь открыл сам Энтони Сансоне.
— А я уж начал было сомневаться, что вы придете, — сказал он, как только Маура вошла в дом.
— Я тоже сомневалась, — призналась она.
— Остальные появятся позже. Думаю, было бы неплохо нам с вами сперва поговорить с глазу на глаз. — Он помог ей снять пальто и открыл потайную створку встроенного шкафа. В доме этого человека даже в стенах таились сюрпризы. — И все же, почему вы решили приехать?
— Вы же сами сказали, у нас с вами общие интересы. Вот мне и захотелось узнать, что вы имели в виду.
Он повесил пальто и повернулся к ней — мощная фигура в черном и лицо, которое каминный огонь окрасил золотыми бликами.
— Зло, — произнес он. — Вот что у нас с вами общее. Мы оба видели его совсем близко. Смотрели ему в лицо, чувствовали его дыхание. Ловили на себе его взгляд.
— С ним многие сталкивались.
— Но вы ведь познали его в глубоко личном плане.
— Опять вы о моей матери.
— По словам Джойс, никто так и не смог установить точное число жертв Амальтеи.
— Я не следила за ходом расследования. Держалась подальше от этого дела. Последний раз виделась с Амальтеей в июле и не собираюсь больше ее навещать.
— Не замечать зло не значит изгнать его. Зло все равно рядом, оно по-прежнему часть вашей жизни…
— Только не моей…
— …оно у вас в ДНК.
— Случайность рождения. У нас с ней ничего общего.
— Да, но в определенном смысле, Маура, злодеяния вашей матери, должно быть, обременяют вас. Заставляют вас задумываться об этом.
— О том, что и я чудовище?
— Вы думаете об этом?
Она помолчала немного, ощущая на себе его пристальный взгляд.
— Я совсем не такая, как мать. Если уж на то пошло, я полная ее противоположность. Взять хотя бы мою профессию, мою работу.
— Своего рода искупление грехов?
— Мне нечего искупать.
— И все же вы решили действовать на стороне жертв. И правосудия. Не каждому под силу сделать такой выбор и выполнять работу столь же исправно и ревностно, как это делаете вы. Поэтому я и пригласил вас сегодня. — Он открыл дверь в соседнюю комнату. — И хочу вам кое-что показать.
Она проследовала за ним в обшитую деревом столовую, где уже был накрыт к ужину массивный стол. Пять приборов — успела она сосчитать, взглянув на искрящиеся хрустальные бокалы и блестящие фарфоровые чашки, окаймленные кобальтовой синью и позолотой. Там был еще один камин, и в очаге горел огонь, но эта огромная комната с почти четырехметровым потолком располагалась с холодной, наветренной стороны, и Маура порадовалась, что решила не снимать свой кашемировый свитер.
— Может, для начала бокал вина? — предложил Сансоне, беря в руки бутылку каберне.
— Пожалуй. Благодарю.
Он налил в бокал вина и передал гостье, но она тут же забыла о напитке: все ее внимание было обращено к висевшим на стене портретам. К галерее лиц, мужских и женских, взиравших на нее из туманной глубины веков.
— Это лишь малая часть, — пояснил хозяин дома. — Эти портреты мои предки собирали годами. Некоторые из них — современные копии, другие — всего лишь воспоминание о том, как они выглядели на самом деле. Но есть и подлинники. Так эти люди, должно быть, выглядели при жизни.
Он прошел через всю комнату и остановился возле одного портрета. Молодой женщины с блестящими темными глазами и черными волосами, аккуратно собранными на затылке. Ее бледное, овальной формы лицо казалось полупрозрачным в освещенной неярким пламенем очага комнате и таким живым, что Мауре даже почудилось биение пульса на ее белой шее. Девушка сидела чуть вполоборота к художнику, ее бордовое, расшитое золотыми нитями платье ярко сверкало, взгляд — прямой, бесстрашный.
— Ее звали Изабелла, — сказал Сансоне. — Портрет был написан за месяц до ее свадьбы. Его пришлось немного отреставрировать. На холсте были подпалины. Он чудом уцелел в огне, спалившем ее дом дотла.