Дело человека-Дело для настоящих мужчин]

Я надеялся, что тысяченожки проигнорируют его, но одна выбрала именно этот момент, чтобы развернуться. Более ничем не сдерживаемая и не находя причины прятаться, она начала исследовать свое окружение; антенны двигались вперед-назад во всех направлениях, пробуя все. Через мгновение она скользнула по полу и даже по стенам клетки, позволив увидеть свою мягкую изнанку. Мягкую? Она была глубокого тревожно-красного цвета с темными лентами, разделяющими — что? — это выглядели как сегменты. Я смог увидеть, как соединялись все скорлупки — тело создания было поездом крошечных бронированных машин на ножках.
Тысяченожка попробовала алюминиевый каркас своими чувствительными антеннами и попыталась просунуть голову сквозь проволочную сетку. На мгновение показалось, что она смотрит прямо на меня; глаза были черными дисками размером в квартер. Они напоминали глаза хторров и не были фасетными, как глаза обычных насекомых.
Потом она оттянулась назад и продолжала исследование, дойдя наконец до ломтика бисквита. Тысяченожка легко потрогала его пробующими антеннами, потом съела. Она просто двигалась вперед, сгрызая на ходу, пока все не исчезло. — Эй, — сказал Луис, улыбаясь. — Понравилось. Вот еще немножко. — Он впихнул остаток бисквита в клетку.
Тысяченожка проделала короткую работу и над этим кусочком. Потом развернулась другая и тоже начала исследовать клетку.
— Эй, Луис, — сказал кто-то. — Накорми-ка еще одну.
Луис поглядел вокруг. Его взгляд упал на сэндвич с курятиной, над которым все еще трудился Сэм. Луис разломил хлеб на кусочки и пропихнул их через сетку. Сэм неторопливо грыз мясо, надеясь, что курятина не последует за хлебом.
Он ошибался. — Посмотрим, что им еще понравится, — сказал Луис, и курятина была тоже пропихнута сквозь проволоку. Как и салат-латук с кусочком помидора.
— Похоже, надо извиниться перед расстроенным котом, — заметил Тед. — Вот Сэм, утопи свои печали в молоке.
— Мроурт, — недовольно сказал Сэм. Но пить начал.
Тем временем третья тысяченожка развернулась и присоединилась к своим товаркам в пожирании даров. — Смотри-ка, курятина им тоже нравится.
— И латук. И помидор. — Тед глянул на меня. — Хотел бы я знать, есть что — нибудь, что им не нравится.
— Вещество внутри стены загона, — сказал я. — Оно им не по вкусу. Я принес тебе образец для анализа. — Я вытащил пластиковый мешок из сумки.
Тед открыл его и понюхал. — Лучше не буду говорить, что напоминает этот запах. — Он сморщил нос и закрыл мешок.
Луис все еще был у клетки. Он просунул палец сквозь сетку и заквохтал. — Хорошенькие мои, идите к папочке… — Я не понимал его восхищения. Они выглядели более умными, чем обычные насекомые. Дело было в глазах, они были большие, круглые и темные, почти мягкие — словно глаза щенка; сплошной зрачок. Дело было и в том, как они смотрели на вас этими глазами — всматриваясь и поворачиваясь на каждый звук, изучая каждый объект с бесстрастным любопытством. Они выглядели сознательными. Эти создания относились к обычным жукам, как совы к другим птицам — очевидно тот же тип животного, но определенно нечто большее. Одна из тысяченожек поднялась в воздух, чтобы понюхать палец Луиса…
… и внезапно укусила его.
— Ай-й! Эй-й!! — Он дернул палец, но у тысяченожки была крепкая хватка. Мгновение он оставался схваченным, а тысяченожка билась в клетке — потом вырвался, кровь струилась из откушенного сустава. — А-а-а! Сукин сын!, — задохнулся он.
Кто-то завернул его палец в бумажную салфетку, она быстро стала красной. — Поведем его к доктору!, — сказал кто-то. Двое с Луисом поспешно вышли за дверь. Он тихо шипел.
Тысяченожки в клетке остались безмятежны. Их черные глаза внезапно стали гибельными.
— Надо было остеречь его, — сказал я.
Тед глянул на меня: — Ты знал, что они так сделают?
Я покачал головой.
— Тогда не выступай. Он сам сглупил, просунув палец. Временами Луис — настоящий дурак. Сегодня он превзошел себя. Жуки наверное подумали, что продолжается время кормежки. — Он продолжал задумчиво: — У этих тварей хороший аппетит, не правда?
— У хторров тоже, — сказал я, вспомнив. — Вот. Это тоже было в загоне. — Я передал ему пустые панцири и членики тела.
Тед поднял брови.
— Ланч, — объяснил я. Я показал на клетку. — Хторры едят их.
— Звучит рискованно, — сказал он насмешливо, но в этом есть смысл. И лучше их, чем нас. — Потом он задумался. — Скажи, как ты их поймал, что они тебя не атаковали?
— Не знаю — просто не интересовались мной. Я думал, что это не опасно, так и вышло.
— Хм, — нахмурился Тед. — Должна быть причина.
— Может, я просто несъедобный.
— Да? Сунь палец в клетку и проверь.
— Ну, — быстро сказал я, — может, есть другая причина.
Тед смотрел с разочарованием: — Предположения — должен быть настоящий тест.
— Если ты такой нетерпеливый, сунь свой палец.
— А-а, но ведь мы проверяем не мою съедобность. Однако, ты прав, должна быть другая причина. Наверное, ты съедобен, просто не очень вкусный. Как ты попал в загон? Просто сунул нос и прыгнул?
— Нет, сначала я проверил ногой. Помахал над их головами, посмотреть, не нападут ли они.
— Ну, ты умнее, чем кажешься. Я думал, ты скрестил пальцы и прокричал: «Король Икс!». Может, им просто не нравилась кожа ботинок — давай попробуем. — Он снял ботинок и прижал боком к сетке. Все три тысяченожки атаковали его. Что ж, это разрешилось.
Он попытался отобрать ботинок, но их совместная хватка была слишком сильна. — Эй, ну-ка отдайте… — Не желая повредить им, дернув порезче, он отпустил ботинок. Тот повис, инсектоиды грызли его, а люди вокруг нас хихикали. Тысяченожки отгрызли все что смогли и ботинок свалился на пол.
Тед с досадой поднял его и сунул пальцы в дыры. — Моя лучшая пара, — опечалился он. Вздохнул и надел его, все время качая головой. Глянул на меня. — Окей, теперь давай твой…
— Эй? Ты сдвинулся? Ты только что доказал, что им нравится кожа ботинок — зачем ты хочешь уничтожить и мои ботинки?
— Дурак, — сказал он спокойно, — это научный эксперимент, определяющий, почему ты все еще ходишь. Теперь дай мне свой ботинок, пока я не оторвал тебе ногу и не забил тебя ею насмерть.
Он был прав. Я видел, как тысяченожки напали на его приспособление для ходьбы. Оно было идентично моему, а меня тысяченожки игнорировали. Я снял ботинок и отдал ему.
Он прижал его к сетке. Тысяченожки попробовали антеннами, потом потеряли к нему интерес и удалились. Тед попробовал еще раз с другой стороны. Тысяченожки проделали то же самое.
Тед нахмурился и поднес ботинок близко к лицу. Понюхал. Раз, другой, третий, с любопытством. — Пахнет рыбой. Во что ты вляпался?
— Ни во что, — сказал я. Потом вспомнил. — Э-э, в яйца.
— Яйца?… Ты имеешь в виду цыплячьи, цыпа-цыпа?
— Нет. Я имею в виду хторровые.
Он смотрел недоверчиво. — Ты наступил на яйца хторров?…
— Они были внутри гнезда…
— Внутри гнезда!… Юп! Я все беру назад, Джимми-бой. Ты вовсе не умный. Есть более безопасный способ убивать хторров, чем заходить в их гнезда и топтать их яйца. Для чего, думаешь, нужен огнемет?
— Я не хотел наступать на яйца. Это произошло случайно.
— Надеюсь, ты не скажешь об этом Маме Хторров.
— Кроме того, Дюк все равно сжег бы их, поэтому я залез туда и взял несколько.
На мгновение повисла тишина.
Потом Тед спросил: — Они у тебя с собой?
Я достал сумку и вывалил содержимое на стол. Там был десяток как минимум.
Тед уставился, как и двое оставшихся парней. Я не знал, как их зовут. Яйца были кроваво-красными и гладкими, все еще выглядели влажными и полупрозрачными. Внутри было что-то темное. Очень осторожно Тед поднял одно и понюхал. — Сырая рыба, все в порядке. — Он поднес его к боку клетки с тысяченожками. Они попробовали его без всякого любопытства, потом потеряли интерес. — Что ж, вот это и спасло твою жизнь, Джимбо — тот факт, что ты такой неуклюжий увалень. Тебе надо было всему вывозиться в яйцах.