Последний герой
В едином порыве все бросились к котлу, в котором лежала упаковка спичек. Вернее, она уже не лежала, а плавала – котел был почти до половины наполнен дождевой водой.
– Хана, – резюмировал вор, достав один из раскисших коробков. – Эти падлы дали нам полное дерьмо. Спички этой фабрики и сухие-то не горят как следует.
– Нужно подсушить, – робко предложила одна из девушек, блондинка.
– Дура… – буркнул вор, – Лучше суши свои трусики.
Остальные растерянно молчали. Только теперь до «новых робинзонов» начал постепенно доходить весь трагизм их положения. Остаться без огня на острове, возможно населенном опасными хищниками, было равносильно смертному приговору.
Тем временем пригревало. Солнце, беспощадное в полуденный час, обрушило на остров град своих жалящих огненных стрел. Одежда будущих отшельников высохла за считаные минуты. Всех начала томить жажда. Похоже, кроме жары, сказывалось и долгое пребывание в сонном состоянии, вызванном каким-то препаратом.
Первым высказал то, что было у всех на уме, Самусь, который немного приободрился, поняв, что вор не намерен отобрать его сокровище, именуемое рюкзаком.
– Водицы бы… испить… – сказал он робко, облизывая сухие губы.
– Дельное предложение, – с иронией ответил вор. – Пей. – Он указал на бухту. – Там се море и маленький океан.
– Соленая… – тихо возразил Самусь и потупился, чтобы не встречаться глазами с вором, который смотрел на него злобным взглядом.
– А то мы без тебя не знаем, – презрительно
бросил вор.
Он сразу и безошибочно определил гражданский статус Самуся. И понял, что из бомжа можно веревки вить.
– Как же мы… без воды?.. – испуганно спросила блондинка.
– Найдем, – с оптимизмом сказал Гараня, самый бодрый из всех по вполне понятной причине. – А пока…
Он подошел к котлу, не без усилия поднял его и жадно прильнул к краю. Все смотрели на Гараню с радостным удивлением: как же это никто из них не догадался, что питьевая вода у них перед глазами?
Когда «новые робинзоны» утолили жажду, голод, который до сих пор лишь ворочался где-то глубоко внутри крохотным червячком, вырос до размера дракона – ведь они не ели почти двое суток.
– Нужно сварить кашу, – опять взял слово Самусь, тем самым озвучив мысли отшельников.
– Свари, – осклабился вор. – Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится.
– А, ну да… – Самусь бросил печальный взгляд на мокрую упаковку спичек, валяющуюся на песке.
– С кашей подождем, – сказал Гараня, глядя на пальмы. – Будем пользоваться дарами природы.
Немного поколебавшись, он подошел к блондинке и, сунув ей в руки бутылку виски, сказал:
– Подержи…
С этими словами Гараня направился к зарослям и остановился под пальмой, задрав голову кверху. В вышине, под зеленым зонтиком из пальмовых листьев, висели дозревающие кокосовые орехи.
– Что, близок локоть, да не укусишь? – с ехидцей поинтересовался вор.
– Пошел на хер, – коротко и беззлобно ответил Гараня.
Сняв ботинки и запихнув мачете за пояс сзади, он обхватил ствол пальмы руками и довольно неуклюже полез вверх по наклонному шершавому стволу. Затаив дыхание, голодные «робинзоны» с надеждой смотрели на гимнастические упражнения Гарани. Вскоре он уже орудовал мачете, сбрасывая орехи вниз…
Спустившись на землю, Гараня отдыхал минут пять – у него дрожали и подгибались ноги и болели все мышцы. Ему давно не приходилось заниматься физическим трудом, а водка съела и силы, и дыхалку.
Привалившись спиной к пальмовому стволу, тяжело дышащий Гараня с удовлетворением наблюдал за товарищами по несчастью. Расхватав орехи, они разрубили их на половинки разной величины с помощью мачете и лакомились прозрачным кокосовым молоком, а также еще не совсем затвердевшей мякотью.
Вскоре к пиршеству присоединился и Гараня. Кокосовые орехи ему уже приходилось есть, и они не вызывали в нем гастрономического восхищения, но с голодухи недозревшие плоды показались Гаране изысканным лакомством.
Насытившись, все легли отдохнуть в тенечке. Сытость в желудке расположила отшельников к благодушию. Теперь два месяца жизни па необитаемом острове уже не казались им концом света и самым большим несчастьем, которое только можно было придумать.
Лишь вор не находил себе места, переворачиваясь с боку на бок. Он все еще вынашивал мстительные замыслы по отношению к Гаране и строил планы на будущее. В этих планах он представлял себя бугром, калифом на час, вернее, на два месяца.
Вор понимал, что придется много трудиться, чтобы выжить. При всем том он был далеко не глупым человеком.
Но работать не хотел ни в юные годы, ни тем более когда стал профессиональным вором. Пусть работает трактор, он железный, говорил вор своим приятелям. Они тоже исповедовали это жизненное кредо.
Поэтому вор, глядя на товарищей по несчастью, прикидывал, кто может стать ему помощником в создании иерархии, похожей на тюремную, а кого определить в шестерки.
Гараня замечал недобрые взгляды вора в свою сторону. Но усталость от лазанья и сытость в желудке притупили все чувства, кроме меланхолии.
Он никак не мог смириться с тем, что бутылка виски, которую он не выпускал из рук, словно младенец соску, – последняя. По крайней мере, на ближайших два месяца.
Так он и уснул, убаюканный тихим шелестом волн и птичьим щебетом, продолжая мусолить в голове тревожную мысль о грядущих мучениях от вынужденного безалкогольного будущего. Ему даже приснился сон – какие-то бесформенные тени, которые издевательски хохотали и корчили рожи, возникающие перед его внутренним взором по частям, фрагментарно.
Разбудил Гараню крик. Спросонок ему показалось, что это орет соседка, которую колотит муж-ревнивец.
Сцены с мордобитием его соседи устраивали регулярно, раз в неделю. А на следующий день соседка с гордым видом показывала всем синяки и говорила: «Вот… Любит он меня, потому и бьет».
Гараня твердо встал на ноги. И только тогда сообразил, где находится. Его товарищи по несчастью образовали круг, внутри которого корчилась вторая девушка, брюнетка.
Едва увидев ее, Гараня машинально отметил раннюю седину, которую она даже не пыталась скрыть. Но самое главное, что его поразило, – это ее глаза. Казалось, что в них отсутствуют зрачки. Она была очень бледна и ходила как механическая кукла.
Гараня присоединился к остальным. Они были напуганы и возбуждены до крайности. Девушка продолжала кричать и корчиться, но никто ничего не делал. Девушка извивалась всем телом, взрыхляя и разбрасывая по сторонам песок, на ее губах появилась пена.
Похоже, она умирала.
Глава 5
Кроша лихорадочно перебирала вещи, разложенные на брезенте. Перед глазами мелькали круги, мышцы сводила судорога, в горле першило, и она с трудом сдерживала рвущийся изнутри кашель. Зачем сдерживала? Кроша и сама не знала. Скорее всего, из-за упрямства.
Она всегда была упрямой. В детстве у Кроши был бзик – ломать игрушки. И не только свои, но и чужие. За это ее наказывали – ставили в угол, запрещали смотреть мультики, не пускали гулять, даже били, – но толку от такого воспитания было мало.
В конце концов покупать игрушки ей перестали, а с друзьями и приятелями она рассорилась. Казалось бы, Кроша после таких неприятностей должна была образумиться и совладать со своими разрушительными инстинктами.
Ан нет. Девочка лишь озлобилась и замкнулась. До поры до времени. Пока ей не минуло четырнадцать лет.
Первую дозу ей всучили бесплатно, в парке возле школы. Теперь она даже не помнила, кто именно. Кроша хорошо знала, что это за гадость, – была наслышана про наркотики и от родителей, и от одноклассников.
Но бес упрямства тут же начал нашептывать: «Вранье все… Живи своим умом, дурочка. Мало ли что тебе говорят. Правильными прикидываются. Уж я-то знаю, какие они на самом деле. А ты попробуй, попробуй… В конце концов, один раз можно. Ничего не случится. Ну!»
Она попробовала – раз, другой, третий… На школьном выпускном вечере Кроша уколола себе двойную дозу, и пришлось ей встречать рассвет не с одноклассниками, а в реанимации.