Дангу

Именно эти три выстрела и услышал Дангу, который находился на расстоянии около километра от места происшествия.
Даку с устрашающим улюлюканьем уже врубились в то, что несколько минут тому назад было караваном и в чинном порядке шествовало по тропе. В бешено топчущейся толпе людей и животных все звуки слились в какую-то дикую какофонию: ржание лошадей, цоканье копыт о камни, хриплые выкрики всадников, удары сабель, звон металла. Однако больше не прозвучало ни единого выстрела. Бадмаш не любил слишком много шума. Нападавшим понадобилось не много времени, чтобы разделаться с людьми каравана холодным оружием: у даку было тройное превосходство в людях. Оставшиеся шесть бхотов были моментально зарублены. Их судьбу разделили трое купцов, одетых похуже. Двоих в богатых одеждах, а это были Салим и Тенгиз, по приказу Бадмаша оставили в живых, только привязали к лошадям, — пусть послужат прикрытием банды при проезде через Кашмир.
Григорий, крича от ярости и бессилия, попытался привстать на здоровую ногу и вынуть саблю из ножен, но вдруг почувствовал страшный удар сзади. В глазах потемнело, и он рухнул без сознания.
Быстрота и уверенность, с которой действовали нападавшие, говорили о большом опыте. Со всех убитых сняли одежду, вплоть до исподнего, обувь. У бхотов из ушей бандиты вырвали золотые и серебряные серьги, собрали все оружие.
Разделавшись с людьми, разбойники переключили свое внимание на лошадей. Согнав в кучу навьюченных животных, они быстро переловили разбежавшихся ездовых лошадей, привязали к ним тюки с награбленным добром и таким образом составили новый караван. Под свист нагаек и крики он двинулся вниз в Кашмир. Перевал опустел.
Вездесущие грифы — бу уже чертили свои круги в небе над перевалом, а черные вороны, хлопая крыльями, появились из-за близлежащих скал, стараясь не упустить своего куска на предстоящей трапезе.
Тот километр, что отделял Дангу от перевала, юноша преодолевал более часа; обычно на подобный путь у него уходило пять-десять минут. Хотя ему не терпелось узнать, что происходит, тем более что в небе уже кружили бу, вестники чьей-то смерти, осторожность требовала подавить любопытство. Дангу решил применить охотничью хитрость. Он не стал выходить на сам перевал, а, прячась за камнями, осторожно пробрался к скальной башне красного гранита, господствовавшей над местностью, чтобы осмотреться. Внезапно Дангу почувствовал сильный запах ми. Припав к земле, он осторожно пополз между камнями, извиваясь как змея, все время держа нос по ветру. Все было тихо и спокойно. Ни звука, ни движения. Никого! Но вскоре он наткнулся на четкие следы ми. А вот следы стха — лошади, которая здесь стояла. Этих животных он часто видел и раньше при встречах с ми. А вот тут лежал в камнях ми и что-то делал. Вот кусочек горелой кожи, вот какой-то черный порошок просыпан, вот странная палочка. Здесь к запаху ми примешивался еще какой-то, резкий и неприятный. Дангу поморщился. Все было непонятно, но, кажется, неопасно.
Откуда ему было знать, что здесь лежал в засаде один из даку, сразивший первым выстрелом проводника-бхота. От него остались шомпол, пыж и просыпанный порох. Изучив эти загадочные предметы и попробовав их на вкус и запах, Дангу подполз к проему в скальном гребне, чтобы под его защитой внимательно обследовать сам перевал.
Глазам изумленного юноши предстала страшная картина. Вьючная тропа, проходившая по перевалу, была усеяна лежащими ми. Они были красными от крови и совершенно голыми. Валялось также несколько стха — лошадей. И много каких-то разных непонятных вещей. Кругом царила полная тишина. Никто не шевелился. Дангу замер, наблюдая. Прошло минут десять или пятнадцать. По-прежнему ни малейшего движения. Наконец Дангу решил спуститься на тропу. Опасность пока не грозила, в этом он убедился. Любопытство все больше и больше овладевало им. Он еще раз осмотрелся, поводил носом, вдыхая порывы слабого вечернего ветерка, прислушался и стал осторожно продвигаться вниз.
Ну конечно, как он и предположил, все ми и стха были мертвы. У двух ми были отрублены головы, остальные с многочисленными ранами на теле и голове лежали в лужах крови. Одна стха с разрубленной шеей лежала уткнувшись в кучу камней.
К трупам и крови Дангу отнесся спокойно. Он, как всякое дикое существо, давно привык к подобным картинам. Его только неприятно поразила бессмысленная жестокость ми.
Опасности по-прежнему не было, и юноша переключил свое внимание на предметы, валявшиеся вокруг и вызывавшие у него жгучий интерес. Первое, на что он наткнулся, был небольшой ящичек, обтянутый кожей. Подняв, Дангу стал вертеть его в руках и пробовать на зуб. Потом бросил, так как увидел кусок ярко-желтой материи. Наклонился и ощупал. И тут наступил на джемдер — кинжал. Это был великолепный образчик китайского оружейного искусства с длинным лезвием дамасской стали и наборной ручкой из агата и халцедона, на конце которой сиял зеленоватым загадочным светом нефритовый шарик в серебряной оправе в виде листиков. Дангу присел и поднял кинжал с земли, не отрывая сияющих от восторга глаз от этого чуда. Оружие не шло ни в какое сравнение с его простым нефритовым ножом.
В это мгновение со стороны кучи камней, где лежала убитая лошадь, послышался явственный стон. Дангу вскочил, обернулся, и кинжал выпал из его рук, негромко звякнув о камни.
 
СООТЕЧЕСТВЕННИКИ
К Григорию вернулось сознание. Он открыл глаза и покрутил головой — цела. Только сильно болела от удара. Начал осторожно ощупывать себя — пальцы, руки двигаются, похлопал легонько по бокам, провел по животу. «Кажись, остался живой, охо-хо! Диаволы бусурманские, всю одежду посымали», — пронеслось в голове. И тут же почувствовал всем телом холод. Шевельнул ногами, пытаясь встать, и громко вскрикнул от боли. В левую словно вонзились тысячи раскаленных иголок. В ту же секунду сначала краем глаза, а потом и явственно, повернув голову направо, увидел в нескольких шагах от себя мгновенно распрямившуюся во весь рост громадную фигуру абсолютно голого, если не считать узкой набедренной повязки, человека.
Они встретились глазами и застыли друг перед другом в немой, напряженной неподвижности. Перед лежащим на земле раненым Григорием возвышался человек гигантского роста. «Более сажени будет», — подумал Григорий. Он по старой солдатской привычке всегда на глаз определял рост людей.
Заходящее вечернее солнце хорошо освещало стройное молодое тело, под загорелой кожей которого бугрились мощные мышцы. Красивое мужественное, слегка нахмуренное от настороженности лицо обрамляли белые кудрявые волосы. Это, несомненно, был очень сильный человек. Он прямо-таки излучал какое-то гордое величие, покоряющую силу. Это Григорий почувствовал сразу. Он успел заметить, что на одном боку у гиганта висел нож, на другом — колчан. Это был явно не местный житель.
«Не бусурманин, наверное, потому как белый. И кто таков, и откудова?» — завертелись в голове вопросы.
Григорий перекрестился: «Свят, свят Господь Всеспаситель!» — а юноша, заметив движение его руки, отпрянул на всякий случай на шаг назад. Может быть, за этим таится какая-то опасность? Но нет, все спокойно.
— Пить! Пить! — прохрипел Григорий, разлепляя спекшиеся от жажды губы.
Человек наклонил голову, прислушиваясь.
— Пить! Пить! Моченьки моей нету! — снова проговорил более внятно Григорий, с надеждой поглядывая на незнакомца.
Тот продолжал молча смотреть на раненого. Он явно не понимал.
— Ах ты Господи, по-расейски не разумеет, видать. Хэ, хэ на! Об! Сян шэн! Пить, пить, воды, — проговорил он по-уйгурски.
Результат был тот же. Гигант не отрываясь смотрел на Григория.
— Не ведает и по-бусурмански, — пробормотал Григорий.
Он поднес руку ко рту, сложил ладонь лодочкой и зачмокал, словно пил воду.
Человек хмыкнул, как будто понял, повернулся, быстро пошел в сторону и исчез за скалами. Прошло некоторое время. Солнце уже совсем скрылось за горную цепь, брызнув яркими разноцветными звездочками по снежным панцирям вершин. Вокруг протянулись длинные вечерние черно-синие тени. Стало темнеть.