Искушение Анжелики
Рядом с ними, у их ног, дети и служанки в голубых одеждах крутили прялки.
Это была мимолетная картина, ибо, услышав слово «французы», оба мгновенно вскочили со своих мест. Библия и пряжа попадали на пол. С удивительным проворством они схватили два ружья, висевшие над камином, по всей видимости, заряженные и готовые к стрельбе, и тотчас же навели в сторону пришельцев.
Шеплей весело усмехался и потирал руки.
Но вид Анжелики, толкающей перед собой девочку, видимо, вызвал у стариков еще большее оцепенение, чем упоминание о французах. Их плечи задрожали, оружие, казалось, вдруг отяжелело в их старческих руках… Стволы медленно опустились, словно под тяжестью небывалого изумления.
— О, боже, боже!.. — прошептали побледневшие губы старой дамы.
— О, Всевышний! — воскликнул ее муж. Анжелика слегка поклонилась и, попросив извинить ее несовершенный английский язык, выразила свою радость по поводу того, что смогла вернуть дедушке и бабушке живой и здоровой внучку, которая подвергалась большим опасностям.
— Это ваша внучка Роз-Анн, — повторяла она, ибо ей казалось, что они еще ничего не поняли. — Вы не хотите ее обнять?
Продолжая хмуриться, Бенджамен и Сара Уильям опустили на девочку потемневший взгляд и оба глубоко вздохнули.
— Да, это так, — промолвил, наконец, старый Бен. — Это так. Мы хорошо видим, что это Роз-Анн, и хотим ее обнять. Но прежде нужно… Нужно, чтобы она сняла это отвратительное красное платье.
Глава 3
— С тем же успехом вы могли привезти ее сюда совсем голой и с дьявольскими рожками на голове, — заметил немного позже Кантор, обращаясь к матери.
Сознавая свою оплошность, Анжелика бросила ему упрек.
— Разве не ты спрашивал меня, успею ли я сделать позолоченные завязки на корсаже этого красного платья?
— Я содрогаюсь только при мысли об этом, — сказал Кантор.
— Но ведь ты жил в Новой Англии и должен был предупредить меня. Я бы и не портила себе пальцы шитьем праздничного наряда, чтобы вернуть ее этим пуританам.
— Извините меня, мама… Но мы могли бы попасть и к менее нетерпимой секте. Такие бывают. И потом, я представлял себе, какие у них будут физиономии…
— Ты такой же задира, как этот старый добряк-аптекарь, которого они, видимо, боятся, как чумы. Я теперь не удивляюсь его выходкам. Мне кажется, что, увидя красное платье Роз-Анн, он также заранее предвкушал удовольствие разыграть их. Несомненно, именно поэтому он взялся показать нам дорогу.
Вместе с несчастной Роз-Анн их отвели в помещение, прилегающее к большой зале. Безусловно, для того, чтобы поскорее скрыть от зевак внучку Бенджамена и Сары Уильям, одетую в такой безумный наряд, а также женщину, которая привела ее и чей яркий неприличный убор лишь слишком ясно показывал, к какой нации и какой пагубной религии она принадлежит: француженка и папистка!
Странные существа эти пуритане, относительно которых можно было задаться вопросом: есть ли у них сердце.., или пол. Видя холодность их семейных отношений, трудно было представить себе, что хоть какое-то проявление любви лежало в основе создания этой семьи. Однако потомство господина и госпожи Уильям было многочисленным. Здесь присутствовали по крайней мере две супружеские пары и их дети, населяющие большой дом в Брансуик-Фолсе. Анжелика удивилась, что никто не поинтересовался судьбой младших Уильямов, которых пленниками увели в Канаду дикари.
Известие о том, что невестка рожала самым жалким образом в индейском лесу и что, таким образом, у мистрис Уильям появился еще один внук, оставило ее совершенно невозмутимой. А ее муж произнес длинную речь, из которой вытекало, что Джон и Маргарет справедливо наказаны за их непослушание.
Почему не остались они в Биддефорд-Соко, на море, в надежной и набожной колонии, а обуянные гордыней, возомнили себя помазанниками Господа, которым предназначено основать собственную факторию в опасном» как для тела, так и души одиночестве? К тому же они имели дерзость назвать это новое поселение, плод гордыни и недисциплинированности, тем же именем Биддефорд-Благочестивый, где они родились! Впрочем, теперь они очутились в Канаде, и так им и надо. Он, Бен Уильям, всегда считал, что его сын Джон отнюдь не из тех, кто может быть примером для других. И старик рукой остановил Кантора, когда тот попытался рассказать ему кое-какие подробности о судьбе пленников.
Детали их похищения он узнал от Дарвина, мужа сестры их невестки. Этот парень ничем особенным не выделялся и скоро женится вновь. «Но его жена не умерла, — попробовала объяснить Анжелика… — По крайней мере, она была еще жива, когда в последний раз я видела ее в Вапассу».
Бенджамен Уильям ничего не хотел слышать. Для него все, что находилось за большими лесами на севере, в этих отдаленных и недоступных районах, где сумасшедшие французы точат в дыму кадил свои ножи, — все это было уже Другим Миром, и очень мало англичан и англичанок смогли вернуться оттуда!
— Скажи откровенно, — обратилась Анжелика к сыну, — есть ли что-либо в моей одежде, что их смущает? Может быть, я, не зная того, выгляжу непристойно?
— Вы должны что-то надеть сюда, — проговорил Кантор с ученым видом, показывая пальцем на декольте в корсаже Анжелики.
Они смеялись, как дети, под хмурым взглядом бедной Роз-Анн, когда служанки в голубых платьях внесли деревянный таз, окантованный медью, и многочисленные кувшины, откуда поднимался пар от кипятка. Высокий молодой человек, серьезный, как пастор, зашел за Кантором, который последовал за ним, приняв, в свою очередь, такой же чопорный и озабоченный вид, никак не вязавшийся с его светлыми юношескими щеками.
Напротив, служанки, приветливые милые девушки с лицами, свежими от воздуха полей, оказались не такими надутыми. Как только за ними переставал наблюдать строгий глаз старого хозяина, они оживленно улыбались и разглядывали Анжелику. Прибытие этой знатной французской дамы было для них большим событием. Они рассматривали каждую деталь ее одежды, впрочем, очень скромной, и следили за каждым ее жестом. Что не мешало им в то же время очень энергично заниматься своим делом. Они принесли кусок мыла в деревянной чашке и повесили перед огнем теплые полотенца.
Анжелика занялась прежде всего ребенком. Она больше не удивлялась, что маленькая англичанка была немного диковата, увидав, где та жила. Она словно опять оказалась в атмосфере Ла-Рошели, а может быть, еще худшей.
Однако, когда пришло время вновь одеться, и Анжелика хотела облачить Роз-Анн в принесенное темное платье, робкая девочка взбунтовалась. Ее пребывание у французов не прошло даром. Она провела с ними немного времени, но погибла там навсегда, как отметил бы почтенный пастор. Ибо она с негодованием отпихнула печальное монашеское одеяние, повернулась к Анжелике и разрыдалась, спрятав голову у нее на груди.
— Оставьте мне мое красное платье! — промолвила она.
И чтобы лучше продемонстрировать, откуда взялся этот мятежный дух, она повторила несколько раз эту фразу по-французски, что привело служанок в оцепенение. Этот нечестивый язык в устах представительницы рода Уильямов, это бесстыдное проявление гнева и упрямства, это явное стремление к кокетству — все это было ужасно и не сулило ничего хорошего…
— Никогда мистрис Уильям не согласится, — нерешительно проговорила одна из них.
Глава 4
Очень прямая, высокая, худая, строгая и важная старая Сара Уильям тяжелым взглядом посмотрела на внучку и одновременно мимоходом — на Анжелику.
Ее позвали, чтобы решить спор, и, по всей видимости, речь могла идти только о чьей-то абсолютной жертве.
Никто не воплотил бы собой лучше идею Справедливости и Самоотречения, чем эта высокая дама, очень внушительная вблизи — в своей темной одежде, с подбородком, подпираемым гофрированным воротничком.
У нее были большие и тяжелые синеватые веки, прикрывающие немного выпученные глаза, которые вспыхивали подчас черным огнем на бледном лице. Но в его глубоких морщинах было что-то величественное. Глядя на ее худые и прозрачные руки, сложенные вместе в набожном жесте, нельзя было забыть, с каким проворством они могли также взяться за оружие.