Следствие сквозь века

Альварес прежде всего повел Андрея к громадной продолговатой каменной глыбе, валявшейся в густой траве среди зарослей.
— Вот, расчищали только в прошлом году, а смотрите, как все опять заросло.
Это была скульптурная стела. Подойдя поближе Андреи увидел резное изображение какого-то горбоносого человека в пышном одеянии с причудливым жезлом в руке. Все детали были вырезаны в камне неизвестным древним мастером с поразительной пластичностью и тонкостью.
— Жрец? — спросил Андрей.
— Нет, скорее халач-виник, правитель.
— А что означают эти иероглифы?
— Дата, как обычно. Девятьсот третий год нашей эры. Каждое двадцатилетие — катун — непременно следовало отметить сооружением новой стелы Каменные глыбы вырубали из скалы далеко отсюда и затем волокли на толстых деревянных катках через лес.
— Как же их потом ставили друг на друга? Ведь такая глыба весила наверняка несколько тонн, а инструменты у майя были самые примитивные.
Альварес ответил не задумываясь, как очевидец:
— Глыбу втаскивали по наклонной плоскости на бревенчатый мост. А с другой стороны помост обрывался круто, понимаете? Конец глыбы нависал над этим обрывом, постепенно перевешивал, и она начинала соскальзывать вниз, в специально вырытую и обложенную камнями яму. Потом уже с помощью веревок и примитивных блоков ее устанавливали строго вертикально. Примерно так же возводились и храмы, дворцы, все здания…
— Адская работа!
— Да, поэтому древние майя от рождения до смерти занимались непрерывной стройкой.
Утром в лесу было торжественно и тихо, как в музее. В траве виднелись древние памятники: огромные каменные плиты, причудливые скульптуры ягуаров. Их было много, как в музее. Но с каждым шагом Андрей все больше убеждался, что это вовсе не музей, куда нарочно собирают памятники старины, хотя бы и необычный, в глухом лесу, под открытым небом. Нет, тут в самом деле был когда-то шумный город, кипела жизнь!
Раньше он видел подобные, памятники только на фотографиях, и они были музейно мертвы. Но то, что на снимках выглядело однообразным серым фоном, здесь приобрело глубину, сочность полутонов, вещественную плотность. На самом деле древние камни оказались удивительно теплой окраски самых различных оттенков — от зеленого до красновато-бурого. И еще больше оживляли их пятна солнечного света, прорывавшегося сквозь густую листву.
Андрей трогал эти камни рукой. Их поверхность, отполированная за столетия дождями, не утратила четкости первоначальных форм. Отчетливо были видны узоры, выбитые на камне неведомыми древними мастерами. Некоторые камни они покрывали сплошь, со всех сторон: барельефы с изображениями богов, гротескными масками, забавными шагающими фигурками и загадочные письмена, которые тоже смотрелись как украшения — не то иероглифы, не то рисунки.
— Что они означают? — спросил Андрей у профессора.
— Все только даты. Спасибо вашему Юрию Кнорозову, мы хоть немного начали понимать письмена древних майя. Но пока разобрана примерно лишь треть всех известных надписей. И все это — астрономические расчеты, предсказания да календарные даты, почти никаких сведений о жизни и быте народа.
Странный это был все-таки народ, думал Андрей. Больше всего древние майя чтили, пожалуй, Время и, поклоняясь ему, возводили вот такие стелы с датами и громадные пирамиды. Календарь, отмечавший непрерывный полет Времени, стал для них религией и целой философией. Они верили, будто сменяющиеся друг за другом дни, месяцы, годы несут с собой милость или гнев богов. Все зависит от того, какой именно небесный страж — добрый или злой — взвалит на свою спину очередную «ношу времени».
Из храмов, вознесенных на вершины пирамид, жрецы вели тщательные наблюдения над звездами, составляли звездные карты и таблицы.
Календарь у древних майя был даже точнее нашего, современного, но отличался неимоверной сложностью. Он как бы состоял из нескольких самостоятельно вращающихся «колес», каждое из которых отсчитывало свой цикл времени. «Цолькин» — священный ритуальный год насчитывал двести шестьдесят дней, а гражданский год — «хааб» — триста шестьдесят пять. И надо было их постоянно как-то увязывать вместе. Этим и занималась многочисленная каста жрецов. Их сложные расчеты и наблюдения не могли не казаться простому народу в высшей степени таинственными.
Все делалось по указанию жрецов, вещавших от лица самого Времени: начало сева и уборка урожая, освящение новых монументов и зданий, начало каждого месяца, сопровождавшееся жертвоприношениями и молитвами, тщательно разработанными обрядами.
Странное добровольное рабство у Числа и Дат! Поневоле поверишь гипотезам, будто именно оно и объясняет тайну покинутых городов. Некоторые исследователи уверяют, что древние майя покинули свои старые города и начали возводить новые без всякой внешней причины, подчиняясь лишь каким-то загадочным велениям Календаря, о которых им поведали жрецы. Просто настало время покинуть обжитые места и начинать жизнь заново, и они этому беспрекословно подчинились! Неужели так сильно было влияние жрецов?
— Ничего нет удивительного в том, что древние майя столь почитали Время, — сказал Альварес, когда Андрей поделился с ним этими мыслями. — Ведь они находились в полнейшей зависимости от стихийных сил природы. Вся их цивилизация зависела от смены времен года, от дождя и солнца. И требовалось очень точно выбирать время для посева, иначе народ погибнет от неурожая и голода.
Странный, необычный для этого дикого леса звук вдруг заставил профессора оборвать речь на полуслове. Откуда-то, приближаясь, доносился рокот мотора!
Они задрали головы. Звук шел сверху, но ничего нельзя было разглядеть сквозь густую листву.
А звук то нарастал, то затихал, пока не растворился где-то вдали в лесной тишине.
— Самолет! — воскликнул Андрей.
— Да. Чего он здесь кружит? — насупившись, ответил Альварес.
— Может, нас ищет?
— Зачем? Кому мы нужны? И мы же не пропали без вести.
— Может, хотят передать какое-нибудь сообщение, — неуверенно сказал Андрей.
— Кто? — пожав плечами, Альварес задумчиво потеребил усы и, собравшись с мыслями, продолжал:
— Так что не удивительно обожествление Календаря, а через него — капризных сил природы. Возникло оно из условий существования, но потом, конечно, постепенно становилось чем-то извечным, «богами данным» и требующим неукоснительного выполнения, как, впрочем, и всякая религия. Но все-таки весьма сомнительно, чтобы майя покинули свои города только по каким-то неизвестным нам религиозным соображениям. Я в это не верю и кое-что вам сейчас покажу…
Он повел Андрея в глубь развалин, тяжело сопя и что-то ворча под нос. И опять Андрея восхитило, как уверенно профессор продирается сквозь густые, колючие заросли, словно он с детства жил в этом древнем городе и прекрасно знает здесь каждый закоулок.
— Вот, — сказал, отдуваясь и вытирая багровое лицо, Альварес. — Вот, полюбуйтесь, — и он ткнул пальцем в толстую каменную плиту, покрытую скульптурным рельефом. Он изображал важного жреца в пышном одеянии, возглавляющего заседание какого-то совета.
— Видите? У четырех фигур головы отбиты. А здесь трещина. И вот еще. И вот.
— Вижу. Ну и что же?
— А то, что эта великолепная резная плита — она, видимо, служила своего рода троном для какого-то жреца высокого ранга — испорчена, кем-то разбита.
— Но, может, это естественные разрушения, просто от времени?
— Нет! — решительно замотал головой Альварес. — Это сделали человеческие руки. Присмотритесь внимательнее, это же явные следы ударов.
— Пожалуй…
— Значит, вовсе не мирно люди покидали эти древние города! — почти закричал Альварес. — Были разрушения, были! Я вам потом еще кое-что покажу… Более любопытное.
— Да, это подтверждает вашу гипотезу, — уныло согласился Андрей, лихорадочно думая:
«Неужели я сюда зря ехал и эпидемии ни при чем…»
Но тут же снова воспрянул духом, услышав слова профессора: