Там что-то есть
– Они велели мне больше не приходить. Это опасно: можно привести за собой «хвост». Наверное, мы их больше не увидим.
Теперь они занялись уборкой. Главное – нужно было избавиться от всего, по чему их могли бы опознать.
Он не позволил ей сложить в чемодан покрывало в ракушках.
– Ладно, оставлю его здесь.
– Тоже нельзя. У тебя есть платье из такой же материи. Тебя в нем видели.
Она вновь разожгла костер, на этот раз ближе к свинарнику, и вооружилась веткой в качестве кочерги, чтобы не дать ветру разбросать несгоревшие клочки материи. В дальний путь – по приказу тех же людей, которые направили их сюда, – нужно отправляться налегке. Особенно если не знаешь, что тебя ожидает.
Она спросила Чарльза:
– Но если тебе больше нельзя их навещать, что же они будут есть?
(А она-то, жадина, кормила их дешевой колбасой!) В это время Чарльз рвал корешки книг, особенно тех, где остались пометки, сделанные почерком Вуси. (Если бы раньше ему сказали, что он будет жечь книги, ни за что бы не поверил!) Он ответил с беспомощным видом, какой бывает у сильных мужчин, когда ситуация выходит из-под контроля.
– Эдди сказал – уж как-нибудь справятся…
– Да… Вуси – тот вообще не отвлекается от главного…
От тлеющих остатков покрывала шел едкий запах краски. («Этот краситель сделан из натуральной индигоноски», – заверили ее в магазине, в другой африканской стране, перед возвращением на родину с паспортом, выписанным на чужое имя).
Она спросила, скоро ли акция. Чарльз ответил: для этого нужно удачное стечение обстоятельств плюс высочайшая степень готовности.
Теперь, Джой с Чарльзом, по примеру других землевладельцев, нередко выходили на лужайку, подышать свежим воздухом. Они пили пиво и жадно всматривались в то единственное, что маячило на горизонте, – вышки электростанции.
Однажды прикатил чернокожий старик на велосипеде – посмотреть, как дела на кукурузной делянке. Чарльз и Джой как раз пили кофе с хлебом на кухне – было семь утра; даже Чарльз теперь не мог долго спать. В окно они видели, как он завел велосипед за сарай, а потом осторожно выглянул оттуда, вытянув шею, как петух перед боем.
– О Господи, – вздохнула Джой. Она спала в блузе, осталось надеть только юбку из индийского ситца. – Пойду спрошу, что ему нужно.
Она вышла во двор с надменным видом белой госпожи – не настолько надменным, чтобы стать противной себе самой, но достаточным для того, чтобы бывший слуга Клейнхена ничего не заподозрил.
– Вам что-нибудь нужно? – спросила она самым вежливым тоном, но у непрошеного гостя словно ноги приросли к земле. Он снял шляпу и пробормотал на африкаанс:
– Миссус… миссус…
Джой тоже перешла на африкаанс.
– Что вам нужно?
Он энергично мотнул головой: ничего. Он только хотел потолковать со слугой.
Она повела себя как все белые хозяйки в подобных случаях: сделала вид, будто не понимает, о ком речь.
– Каким слугой? Как его зовут?
Имени он не знает… те двое, что работают на ферме… можно их повидать? Они… – на старика снизошло озарение, – родственники его невестки.
Хозяйка сочувственно улыбнулась.
– Ах, эти! Они получили расчет и уехали. Муж нанял их, чтобы сделать ремонт в доме. Работа окончена, они нам больше не нужны.
– Уехали?
Старик понимал: куда они уехали – спрашивать бесполезно. Когда чернокожий получает расчет, хозяину нет дела до его планов. Мало ли где еще подвернется работа…
Тогда ему пришла в голову другая мысль, о чем Джой догадалась прежде, чем он открыл рот.
– Не нужен ли господам работник на ферме? Я много лет работал у мистера Клейнхена…
Джой сопроводила отказ улыбкой.
– Нет, спасибо. Муж уже договорился, в следующем месяце прибудет человек с фермы его брата.
Оба лгали, но лгали по всем правилам.
Она еще раз выразила сожаление. Это придало старику смелости.
– После смерти мистера Клейнхена я какое-то время работал здесь, на ферме. Это я посеял кукурузу. Тот парень… ваш слуга… сказал, что поговорит с хозяином – может, мне позволят собрать урожай?
– Нет, я ничего об этом не слышала. Но ведь кукуруза еще не созрела.
– Не сейчас. Потом, когда поспеют початки… Он обещал поговорить с вами…
– Хорошо. Можете собрать кукурузу.
Он не поверил столь быстрому решению вопроса.
– Хозяин не заявит в полицию?
(Наверное, она из тех белых женщин, которые указывают мужьям, что делать).
– Не заявит.
– Если хозяин и хозяйка захотят поесть кукурузы… еще до того как она поспеет… можете нарвать себе початков…
– Спасибо, – и потом обычная фраза, которой белые спешат закончить разговор – нет чтобы подольше попользоваться предлогом ничего не делать! – Значит, мы обо всем договорились?
И, не дожидаясь ответа, направилась в дом, а он, раз такое дело, позволил себе заглянуть на кукурузную делянку.
Примерно полчаса спустя Джой с Чарльзом не обнаружили за сараем его велосипеда – старик уехал.
Чарльз сварил кофе.
Джой подула на свой напиток.
– Думаю, это вполне безобидный тип.
Да, но это-то и заставило Чарльза насторожиться. Делянка с кукурузой – удобный повод для слежки! Предлог для расспросов, где сейчас Вуси и Эдди. Он живо представил себе, как человек в штатском обещает бедняге несколько рандов за то, чтобы тот разузнал, что творится на ферме, где ничего не посеяно, кроме злополучной кукурузы.
– Ты все сделала правильно.
– А если бы я его прогнала?
– Это было бы хуже.
– Да, кстати! – оживилась она, ободренная похвалой. – Я сказала, будто в следующем месяце должен приехать работник с фермы твоего брата. Чтобы отказ выглядел естественным.
На лице Чарльза отразились сомнения.
– В следующем месяце?.. Не думаю, что это подействует. Он все равно будет являться и канючить насчет работы. Еще и приятелей приведет.
– Надо было тебе самому выйти, изобразить «грозного хозяина».
– Я же сказал: ты прекрасно провела эту сцену.
В прошлом, когда они были любовниками, его даже трогали ее комплексы, однако теперь он почувствовал раздражение. Если они хотят помочь Эдди и Вуси, то просто не могут позволить себе такую роскошь – неуверенность в себе.
Но Эдди с Вуси ушли, а они должны жить тут вдвоем вплоть до получения дальнейших инструкций. На всем белом свете у них не осталось никого, кроме друг друга. Их больше не соединяло желание, но у них был общий дом, вернее место временного пребывания, как для солдата – окоп с фотографиями знакомых девушек на стенках.
* * *Семейство обезьян нельзя отнести к всеядным в строгом смысле этого слова. Подобно людям, обезьяны приспосабливаются к условиям жизни. Если данная особь в прошлом была домашним любимцем и, стало быть, ее вкусы определялись человеком, скорее всего ее рацион включал в себя фрукты, овощи, каши из круп и, может быть, черствый хлеб. У нее также должна была развиться, как у большинства существ, в качестве компенсации привычка к некоторым лакомствам. Хотя обезьяны в естественной среде привержены к растительной пище, в чрезвычайной ситуации – например, в засуху – они питаются всем, до чего могут дотянуться. В неволе эта атавистическая черта способна принимать гипертрофированные формы. К примеру, откормленный голубой павиан в Йоханнесбургском зоопарке мгновенно отрывается от своего обычного занятия – вялой мастурбации, – чтобы ударить, а затем разодрать в клочья голубя, залетевшего в клетку в поисках крошек. Наверное, именно этот инстинкт заставил беглеца на первом этапе убивать или наносить тяжкие телесные повреждения кошкам и собакам. Им руководил страх. Люди для него олицетворяли насилие и неволю, собака или кошка были чем-то вроде промежуточных существ, с которыми не столь опасно связываться. Нападая на домашнее животное, зверь нападал на любимца человека, уж не говоря о перспективе сытного ужина.
Однако позднее его повадки изменились. Он стал шарить по помойкам. Не от храбрости – от отчаяния. Он по-прежнему охотился в фешенебельных районах, но в последнее время участились случаи его появления на рабочих окраинах. Видимо, именно в таком месте жили его бывшие хозяева (хотя никто не заявил о пропаже). потому что голубей, кроликов и обезьян в основном содержат люди с низким доходом. Например, выгуливание ручной обезьянки служит способом привлечь к себе внимание для тех, кто давно потерял надежду стать телезвездой или директором компании.