Возвращение к сыну
– Это вы со мной говорите? – спросила она.
– Да. Я спросил, что это вы там делаете с этой лужайкой?
– Копаю, – спокойно объяснила она. – А чем, по-вашему, я еще занимаюсь?..
– Не валяйте дурака! Вы знаете, сколько времени потребовалось, чтобы лужайка стала такой красивой?..
– Да, а теперь настало время, чтобы кто-то сделал что-то такое, чтобы от этой лужайки был толк, – отпарировала она. – Здесь хорошо и солнечно. Идеальное место для выращивания овощей...
Гэвин скрежетнул зубами.
– Где ваш хозяин?
У нее на губах появилась слабая улыбка, смысл которой он понял позже.
– Вы имеете в виду мистера Акройда?
– Не прикидывайтесь дурочкой...
– А я и не прикидываюсь, – заявила она невинным голосом. – Вы бы удивились, увидев, какой глупой я могу быть, когда мне это нужно...
Если бы он не был так рассержен и огорчен, возможно, он и обратил бы внимание на это предупреждение. Но сейчас он видел лишь то, что ему вновь перечили, а это для Гэвина всегда было невыносимо. Сейчас даже больше, чем когда-либо...
– Предупреждаю, терпение мое на исходе! – прорычал он.
Она кивнула.
– Я вижу. Думаю, что и вначале его было немного.
– Послушайте...
– Вы всегда кричите на людей, как сержант в армии? Мне начать прыгать? Или стоять по стойке «смирно»? Извините, не умею подчиняться.
– Почему бы вам не попробовать говорить просто вежливо?
– А вам? Вы врываетесь в мой дом и начинаете отдавать приказы...
– В ваш дом? Какого черта! Что вы имеете в виду?..
– Дом принадлежит женщине, на которой мой отец собирается жениться. Мы все вместе живем здесь. Понятно?
– Да, вполне. И поскольку мы собираемся откровенно поговорить, то сейчас моя очередь. Как я понимаю, Тони Акройд – ваш отец, а женщина, на которой он собирается жениться, Элизабет Хантер, моя жена.
Она широко раскрыла красивые глаза, и у нее вырвалось:
– Ваша жена? О Боже! Так вы тот самый Гэвин-раздражитель, который все время раздражает и действует на нервы!
– Что вы сказали? – зловеще переспросил он.
– Ничего, – торопливо ответила она. – Я ничего не сказала.
– Вы сказали: «Гэвин-раздражитель». Мне хотелось бы знать: почему?..
– Послушайте, это просто глупое прозвище... – Она говорила с трудом.
– Это моя жена так называла меня?
– Конечно, нет... не совсем так... это...
– Да или нет? Или вы настолько глупы, чтобы не видеть разницу?
Она покраснела.
– Вы – прелесть, не так ли? Хорошо, если вам необходимо знать, то Лиз говорила, что все, что вы делаете, ее раздражает, и я...
– И вы придумали прозвище, – закончил он. – А после этого еще позволяете себе говорить мне о хорошем тоне и манерах...
– Не предполагалось, что вы узнаете об этом. Откуда я могла знать, что вы когда-нибудь приедете сюда?
– Я приехал, чтобы увидеть жену. Она все еще моя жена, развод будет окончательно оформлен лишь через две недели. И потом, нужно уточнить, что она владеет не всем поместьем, а лишь его половиной. Другая половина принадлежит мне.
Она нахмурилась.
– Только до тех пор, пока мой отец не выкупит ее у вас, правда?
– Выкупит? – едко спросил он. – А вы знаете, сколько все это стоит? Думаю, что нет. Я знаю вашего брата. Плывете по жизни на «розовом» облаке, не имея ни малейшего представления о реальности. У вашего отца не найдется таких средств, даже если бы я собрался продавать, но я не собираюсь этого делать.
– Что же вам тогда надо, если вы отказываетесь продавать дом?
– Мне лучше знать.
Она отступила, чтобы лучше разглядеть его.
– Понятно, – сказала она с издевкой.
Он знал, что продолжать этот разговор – глупо. Он не обязан ничего объяснять этой дерзкой девчонке, и лучше всего держаться с холодным достоинством. Но у него это не получалось. В ней было что-то такое, что заставило его продолжить. И он спросил:
– Что же вам понятно?
– Вы будете собакой на сене, да? Владеть поместьем целиком вы не можете, но вы не позволите и Лиз получать от него радость в полной мере.
– Послушайте, я не знаю, что дает вам право делать столь скоропалительные выводы, не зная всех фактов! Но позвольте сказать вам, что вы далеки от истины.
– Правда глаза колет, да?
– Это не правда.
– Нет, правда. Почему же тогда вы цепляетесь за любую часть этого поместья? Вам доставляет удовольствие сделать бедную Лиз еще несчастнее?
– Я цепляюсь за дом, потому что он мой. У нее нет права ни на какую его часть.
– В документах этого не сказано.
– Документы – всего лишь формальность для налогов. И Лиз знала это очень хорошо.
– Если ваша жена была вам нужна только для того, чтобы уклониться от налогов, неудивительно, что она оставила вас. Ей следовало бы сделать это несколько лет тому назад.
– Вот еще одно скорое, безосновательное суждение.
– Это не мое суждение, а ее. Почему бы вам просто не отпустить Лиз? Пусть мой отец выкупит дом.
– Он не сможет это сделать и за миллион лет. Он лишь предлагает выкупить дом, так как знает, что ему нечего бояться. Я не возложу на него столь тяжелую ношу. Уже тогда, когда он встретил Лиз, он знал, что она богата и может уйти от своего мужа с большой долей собственности.
Молодая женщина побледнела.
– Как вы смеете так говорить о моем отце? Он честный, уважаемый человек, и он любит Лиз.
– Неужели? Или ему нравится то, что она может принести ему?
– Вы не имеете права отзываться о нем в подобном тоне. Вы не знаете его.
– Я знаю одно: он похитил мою жену, мой дом и моего сына. Что еще мне нужно знать?
– Он не похищал вашу жену. Он нашел ключ к ее сердцу, предложив ей такую любовь, какой у вас не оказалось, а это – единственная валюта, имеющая ценность. Но ведь вам никогда и никто не говорил об этом, правда? Если бы вы знали о существовании любви, вероятно, сейчас у вас была бы и ваша жена, и ваш дом, и ваш сын.
– Не говорите мне, что я не люблю своего сына. Будь я проклят, если позволю Тони Акроиду воспитывать его.
– Ему повезет, если так случится. На целом свете не найти отца лучше.
– Самый лучший отец – его родной отец.
– Но Питеру только четыре года. Как вы можете пытаться оторвать такого маленького ребенка от его матери?
Гэвином овладела беспорядочная масса чувств. Боль и растерянность. Он не мог подобрать слова, чтобы выразить то, что он испытывал в данную минуту. Он смог только выкрикнуть:
– Потому что он мой.
Гэвин понял, что сказал не то, но других слов не нашел.
Он видел, что она смотрит на него с презрением. Не веря.
– Ваш дом. Ваша Лиз. Ваш Питер. Все это ваша собственность, да?
– Нет, – резко ответил он. – Питер и я... – Он остановился. Гэвину было бы довольно тяжело говорить о своей любви к сыну даже с тем, кто находился на его стороне. А с этой молодой женщиной, делающей такие выводы, разговаривать было просто невозможно. – Скажите мне, где я могу найти жену и сына?
Она сосредоточенно смотрела ему в лицо. В глазах у нее появилось новое выражение, как будто бы ее что-то сильно удивило.
– Они в доме. Я скажу им, что вы здесь, – произнесла она и, с силой воткнув лопату в землю, побежала в дом.
Этот разговор потряс Гэвина. Он чувствовал себя опустошенным. Оглядевшись вокруг, он понял, что поместье разрушали, не ограничиваясь одной перекопанной лужайкой. Должно быть, у Тони Акройда были грандиозные планы по его переустройству, если в дело пойдет вся та проволока, лежащая неподалеку.
– Папа.
Гэвин повернулся и увидел своего маленького сына, спешащего к нему через лужайку. Восторг захлестнул все другие чувства Гэвина. Он широко раскрыл руки, чтобы обнять сына, и его пронизала огромная радость, когда он ощутил тепло малыша.
– Ты скучал без меня? – спросил Гэвин. Питер, улыбаясь, кивнул.
Гэвин посмотрел вокруг. Рядом никого не было. Очень скоро из дома выйдет сердитая молодая женщина, но в эту минуту побережье было пустым. Он мог бы сейчас скрыться, забрав с собой Питера.