Страна кинжалов
Отряд двинулся. Спускаясь по склону, они заметили белые тюрбаны, мелькавшие среди скал на западе. Мухаммед эз Захир с подозрением посмотрел на Ширкуха:
– Это твои друзья? Ты же сказал, что один!
– Я их не знаю, – заявил Ширкух, вытаскивая винтовку из чехла. – Эти собаки стреляют в нас!
Тонкие языки пламени сверкнули вдалеке среди валунов, и пули прожужжали у них над головами.
– Горные собаки не хотят пропустить нас к источнику! – сказал Мухаммед эз Захир. – Жаль, что у нас нет времени проучить их как следует! Не стреляйте! Нам их не достать – расстояние слишком большое.
Но Ширкух отделился от отряда и поскакал вниз к подножию горы. Полдесятка человек, покинув засаду на склоне, бросились прочь по гребню, низко пригибая и пришпоривая коней. Ширкух выстрелил, затем прицелился и сделал еще три выстрела один за другим.
– Ты промазал! – крикнул Мухаммед раздраженно. – Кто может попасть на таком расстоянии?
– Нет! – завопил Ширкух. – Смотри!
Один из призраков в белом рванье взмахнул руками и повалился вперед на шею своего коня. Животное продолжало свой бег по скале с вяло болтавшимся в седле всадником.
– Далеко он так не проскачет! – торжествующе воскликнул Ширкух, возвращаясь к отряду и потрясая над головой винтовкой. – У нас, курдов, глаза как у горных ястребов!
– Стрельба в пуштунского горного вора еще не делает героем, – огрызнулся Мухаммед, отворачиваясь от хвастуна с брезгливостью.
Но Ширкух беззлобно рассмеялся, как человек, настолько уверенный в своей славе, что его не может задеть зависть более мелкой души.
Они спустились в широкую долину, не увидев больше ни одного горца. Уже наступили сумерки, когда отряд остановился у источника. Брент так окоченел, что не мог слезть с лошади. Его грубо стащили, связали ноги и оставили сидеть, прислонившись спиной к валуну, однако слишком далеко от костра, тепло которого до него не доходило. В это время возле него не было ни одного караульного.
Ширкух вскоре подошел туда, где пленник грыз скверные корки, брошенные ему, как собаке. Подойдя вразвалку, он встал перед Брентом, широко расставив ноги. В руке у него был железный котелок с вареной бараниной и несколько лепешек.
– Ешь, феринги! – приказал он грубо, но не зло. – Раб, у которого торчат ребра, не годится ни для работы, ни для битвы. Эти скупые пуштуны уморят голодом даже своих дедов. Но мы, курды, так же щедры, как и отважны!
Он протянул еду таким жестом, будто одаривал провинцией. Брент принял котелок без благодарности и стал жадно есть.
Ширкух вносил напряженность с тех пор, как присоединился к отряду, – некий головорез, который бахвалился и держался вызывающе. На него невозможно было не обращать внимания. Даже Мухаммед эз Захир был отодвинут на второй план бьющей через край жизненной силой этого человека. Характер курда казался странной смесью жестокого варварства и безрассудной юности. В его бахвальстве было мальчишество; временами он поражал наивной простотой. Однако в его глазах не было ничего детского, и двигался он с тигриной гибкостью, которая, Брент знал, могла мгновенно перейти в смертельный бросок. Засунув большие пальцы за пояс, Ширкух стоял и смотрел, как ест пленник. Свет от костра из сухих тамарисковых веток освещал половину его лица, другая была в тени, поэтому его взгляд казался более суровым. Неясный полусвет стер с лица мальчишеское беззаботное выражение, заменив угрюмой серьезностью.
– Зачем ты пришел в горы? – резко спросил он. Брент ответил не сразу, обдумывая одну неожиданно пришедшую в голову идею. Он был в отчаянном положении и не видел никакого выхода. Оглядевшись, он убедился, что захватившие его люди находились вне пределов слышимости, а за валуном не видно было ни одной смутной тени. Приняв неожиданное решение, Брент спросил:
– Ты знаешь человека по имени Эль Борак?
Удивление вдруг мелькнуло в черных глазах курда.
– Я слышал о нем, – ответил он осторожно.
– Я пришел в горы, чтобы увидеть Эль Борака. Можешь ты его найти? Если передашь ему одно послание, я заплачу тебе тридцать тысяч рупий.
Ширкух нахмурился. Казалось, он разрывается между подозрительностью и жадностью.
– Я чужестранец в этих краях, – сказал он. – Как я его найду?
– Тогда помоги мне бежать, – убеждал его Брент. – Я заплачу тебе ту же сумму.
Ширкух погладил усы.
– Один меч против тридцати, – проворчал он. – Откуда мне знать, заплатишь ты мне или нет. Феринги все лжецы. Я вне закона, и за мою голову назначена награда. Турки собираются содрать с меня кожу, русские – застрелить, англичане – повесить.
Мне некуда ехать, кроме Руб эль Харами. Если я помогу тебе бежать, и эта дверь передо мной захлопнется.
– Я походатайствую за тебя перед англичанами, – сказал Брент. – У Эль Борака есть власть. Он может испросить для тебя прощение.
Брент верил в то, о чем говорил. Кроме того, он был в таком отчаянном положении, что готов был обещать что угодно.
В черных глазах Ширкуха мелькнула нерешительность. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Резко повернувшись на каблуках, пошел прочь. Через секунду притаившийся за валуном лазутчик скользнул в темноту, не замеченный Брентом, который с отчаянием смотрел вслед удалявшемуся курду. Ширкух направился прямо к Мухаммеду, который сидел, скрестив ноги, на овечьей шкуре перед маленьким костром с другой стороны источника и грыз кусок вяленой баранины.
– Феринги предложил мне деньги за то, чтобы я кое-что передал Эль Бораку, – сказал он резко. – А также уговаривал помочь ему бежать. Я послал его к шайтану, конечно. В Джебель Джаваре я слышал об Эль Бораке, но никогда его не видел. Кто он?
– Дьявол, – проворчал Мухаммед эз Захир. – Американец, как и тот пес. Водит дружбу с племенами у Хайберского перевала. Он советник эмира и союзник раджи, хотя был однажды объявлен вне закона. Эль Борак никогда не осмелится приехать в эль Харами. Однажды, три года назад, я видел его в сражении при Калати-Гилзаи, где он и его проклятые афридии подавили восстание, которое сбросило бы эмира. Если бы мы захватили его, Абд эль Хафид осыпал бы нас золотом.
– Может быть, этот феринги знает, где его найти! – воскликнул Ширкух; в его глазах зажегся огонек, который можно было принять за жадность. – Я пойду к нему, поклянусь, что передам его послание, и выманю, что он знает об Эль Бораке.
– Мне все равно, – ответил равнодушно Мухаммед. – Если бы я хотел знать, зачем он пришел в горы, я выпытал бы это у него еще раньше. Но мне дали приказ его захватить и доставить живым в Фуб эль Харами. Я не могу свернуть в сторону, чтобы искать Эль Борака. Но если тебе позволят въехать в город, может быть, Абд эль Хафид даст тебе отряд, чтобы за ним поохотиться.
– Я попытаюсь!
– Храни тебя Аллах, – сказал Мухаммед. – Эль Борак – пес. Я сам бы дал тысячу рупий, чтобы увидеть, как его повесят на базаре.
– Ты встретишься с Эль Бораком, если на то будет воля Аллаха, – сказал Ширкух, поворачиваясь и отходя прочь.
Очевидно, отблеск огня заставил его глаза так ярко вспыхнуть. Мухаммед почувствовал, как мороз пробежал у него по спине, хотя он не мог понять почему.
Под сапогами Ширкуха захрустел сланец, когда он зашагал прочь, и тут же из ночной темноты вынырнула смутная тень. Лазутчик приблизился к Мухаммеду и тронул его за рукав.
– Я следил за курдом и неверным, как ты приказал, – шепнул он. – Феринги обещал Ширкуху тридцать тысяч рупий за то, чтобы он нашел Эль Борака и передал ему послание или помог бежать. Ширкух жаждет золота, но он вне закона у всех феринги, и не хочет, чтобы перед ним закрылась единственная дверь.
– Ладно, – проворчал Мухаммед в бороду. – Курд – пес. Хорошо, что он не может кусаться. Я проведу его через перевал. Пусть он узнает, что ждет его у ворот Руб эль Харами.
Брент погрузился в забытье, несмотря на твердую каменистую землю и холод ночи. Чья-то рука, тряхнув за плечо, разбудила его, а настойчивый шепот предупредил восклицание. Он увидел склонившегося над ним курда и услышал храп караульного.