«Б» – значит безнаказанность
– С ним вы и разговариваете. Жак – это я. А вы кто такая?
– Мое имя Кинси Милхоун. – Я протянула ему свою визитную карточку. – Частный детектив из Калифорнии.
– Без дураков? – Он подозрительно посмотрел на карточку, потом на меня, наконец покосился по сторонам, точно опасаясь, не подстроила ли я какой-нибудь хохмы со скрытой камерой. – И что вам от меня нужно?
– Хочу спросить вас о той женщине, которая принесла манто.
– У вас есть ордер?
– Нет.
– Вы принесли деньги, которые она задолжала?
– Нет.
– Так что же вы от меня хотите? У меня нет времени. Меня ждет работа.
– Что, если мы поговорим, пока вы будете работать?
Набычившись, Жак уставился на меня. При этом он сопел, как умеют сопеть только толстые люди.
– Ладно. Как вам будет угодно.
Я прошла за ним в заднюю комнату – там царил хаос. Меня преследовал какой-то странный запах. От месье Жака пахло так, как будто он перезимовал в пещере.
– Давно работаете меховщиком? – спросила я.
Жак посмотрел на меня так, словно я его оскорбила.
– С десяти лет, – наконец изрек он. – Этим занимались еще мои отец и дед.
Он указал на стул, и я села, положив свою матерчатую сумку на пол. Справа от меня находился длинный рабочий стол, на котором были разложены бумажные выкройки. Там же лежала уже сшитая правая передняя половина норковой шубы, над которой он, очевидно, еще работал. Слева на стене висели разрозненные выкройки, справа стояли допотопного вида швейные машины. Повсюду валялись шкурки, какие-то обрезки, незаконченные шубы, книги, журналы, коробочки, каталоги. Два манекена-близнеца стояли бок о бок с важным видом, словно позируя для фотографа. Запахом кожи и какой-то особой, ремесленной, атмосферой это место напоминало обувную мастерскую. Жак смерил взглядом незаконченную шубку и взял в руки резак со страшным кривым лезвием. Тут он посмотрел на меня, и я заметила, что глаза у него в точности такого же цвета, как мех норки.
– Так что вы хотели узнать? – спросил он.
– Вы помните ту женщину?
– Я прекрасно помню ее манто. Разумеется, помню и ее саму. Миссис Болдт, кажется.
– Совершенно верно. Скажите, когда вы видели ее последний раз?
Он снова принялся разглядывать мех. Сделав разрез, подошел к одной из машин и жестом показал мне, чтобы я подошла ближе. Сел на стул и начал шить. Теперь мне стало понятно, что агрегат, который я вначале приняла за допотопный "Зингер", на самом деле представляет собой специальную машину для сшивания меха. Жак сложил вместе два куска меха и заправил край в отверстие между металлическими дисками, похожими на серебряные доллары. Машина застрекотала, обметывая края, а Жак ловкими движениями пальцев убирал мех, чтобы он не попал в шов. На всю операцию ушло секунд десять. Затем он разгладил шов, проведя по нему большим пальцем. Мне показалось, что на шкурках не меньше шестидесяти таких швов, отстоявших друг от друга на каких-нибудь четверть дюйма. Меня так и подмывало спросить, что это он делает, но не хотелось его отвлекать.
– Она пришла где-то в марте, сказала, что хочет продать манто.
– А откуда вам известно, что это было ее манто?
– Потому что я спросил документы и чек. – В его голосе вновь послышалось раздражение.
– Она не сказала, почему хочет продать его?
– Сказала, что оно ей надоело. Она хотела норку, возможно, светлую. Я предложил ей выбрать из имевшихся в продаже, но она сказала, что предпочитает получить наличными. Мне не хотелось платить наличными за поношенную вещь. Как правило, я не имею дела с подержанным товаром. Его не берут, так что это сплошная головная боль.
– Судя по всему, вы все же сделали для нее исключение.
– Да, знаете ли. Дело в том, что рысь была в превосходном состоянии, а моя жена уже давно ко мне приставала, чтобы я сделал ей такую. У нее, правда, и так пять штук, но когда эта подвернулась, я подумал... почему не порадовать старуху? Мне же нетрудно. Мы с миссис Болдт немного поторговались, наконец договорились на пять тысяч долларов. Нас обоих это устраивало, тем более что у меня и шляпка была подходящая. Я только сказал, что ей придется заплатить за чистку и перекрой.
– Зачем было перекраивать?
– Моя жена недотягивает до пяти футов. Если быть до конца точным, в ней четыре фута одиннадцать дюймов. Только не вздумайте ей сказать, что я проболтался. Она считает, что у нее чуть ли не врожденный дефект. Да вы, наверное, сами знаете – коротышки с детства начинают носить обувь на высоких каблуках, стараются казаться выше, чем они есть на самом деле. Знаете, что она в итоге сделала? Научилась кататься на роликовых коньках. Говорила, что только так чувствует себя полноценным человеком. Словом, я подумал – а подарю-ка ей эту рысью шубу. Отличная вещь. Вы сами-то ее видели?
Я покачала головой:
– Ни разу.
– Да ну! Идемте. Вы должны обязательно посмотреть. Она у меня здесь. Я еще не успел перешить ее.
Жак направился в глубь комнаты, и я покорно поплелась за ним. Он открыл массивную металлическую дверь, которая вела в подвал. Пахнуло холодом, как из морозильной камеры. Шубы висели на вешалках в два ряда – словно построившиеся в шеренги женщины. Жак шел по проходу, попутно проверяя каждую, и пыхтел от напряжения. Ему в самом деле не помешало бы немного похудеть. Когда он дышал, мне казалось, кто-то с шумом плюхается в кожаное кресло. Едва ли это могло свидетельствовать об отменном здоровье.
Наконец он нашел манто, снял его с вешалки, и мы двинулись в обратный путь, вон из холодного, точно склеп, склада. Дверь, лязгнув, захлопнулась. Так вот оно, пресловутое манто Элейн Болдт. Мех был богатый, бело-серых тонов, скроенный таким образом, что каждая полоска к подолу сужалась наподобие клина. Должно быть, по выражению моего лица Жак понял, что я никогда в жизни не держала в руках такой дорогой вещи.
– Примерьте-ка, – небрежно бросил он.
Мгновение помешкав, я облачилась в манто. Запахнула полы и посмотрела на себя в зеркало. Манто доходило мне почти до щиколоток, плечи выпирали, точно защитные щитки для неизвестного доселе вида спорта.
– Я выгляжу в нем как снежный человек.
– Вы шикарно выглядите. – Он смерил меня взглядом, затем посмотрел на мое отражение в зеркале. – Здесь немного подобрать, укоротить рукава. Или предпочитаете лису – если это вас не устраивает.
Я рассмеялась:
– С моими доходами высший шик – это фуфайка на молнии. – Я сняла манто и, возвращаясь к делу, спросила: – А почему вы заплатили ей за шубу, не дожидаясь, пока она рассчитается с вами? Почему просто не вычесть стоимость ваших расходов из пяти тысяч и не отдать ей разницу?
– Бухгалтер решила, что так будет правильнее. Не спрашивайте меня почему. Так или иначе, почистить шубу – это не бог весть какие деньги, а перекраивать все равно мне, так что какая разница? Я провернул выгодную сделку, вот и все. Адель, естественно, бесится, что та не заплатила по счету, но мне-то что за дело?
Пока Жак относил шубу в подвал, я достала из сумки фотографию Элейн и Марти Грайс, которую мне дала Тилли. Когда он вернулся, я показала ему снимок.
– У которой из этих женщин вы купили шубу?
Он мельком взглянул на фото и вернул его мне.
– Ни та, ни другая мне не знакомы.
– А как она выглядела?
– Откуда я знаю? Я видел ее всего раз.
– Молодая, пожилая? Высокого роста или наоборот? Толстая, худая?
– Да вроде того. Средних лет, блондинка. На ней был балахон в гавайском стиле, и она непрерывно курила – буквально не вынимала сигареты изо рта. Я бы такую на порог не пустил, потому что терпеть не могу табачного дыма.
– Какие документы она вам предъявила?
– Да самые обычные. Водительские права. Гарантийную карточку из банка. Кредитные карточки. Не хотите ли вы сказать, что манто было краденое? Не хотелось бы...
– Не думаю, что слово "краденое" вполне подходит к данному случаю, – сказала я. – Я подозреваю, что кто-то выдает себя за Элейн Болдт. Пока не знаю, где находится она сама. Но на вашем месте я бы не торопилась переделывать шубу. Потерпите, пока дело не прояснится.