Однажды в Америке

Я помотал головой. Я врал. Мое лицо горело. Откуда он узнал об этом?
— Ты знаешь, о чем я говорю. — Голос директора зазвучал жестко. — Послушай, молодой человек, давай будем честны друг с другом. — Он опять начал шагать по комнате. Я чувствовал себя, как арестант на перекрестном допросе. — Я говорю о кондитерской Шварца, в которую ты и твои друзья вломились несколько дней назад.
Мне захотелось провалиться сквозь пол. Значит, он знал. Значит… Ну и черт с ним.
— Разве ты не понимаешь, что если бы не твой раввин, не священник твоих дружков-католиков и не моя небольшая помощь в разговоре с властями, то вы, ребята, были бы отправлены в исправительное заведение?
Я пожал плечами. Это он, дурак, так считал. Он не знал, кто действительно замял дело. Я не мог сообразить, должен ли объяснить ему, что это сделал дядя Большого Макса, хозяин похоронного бюро. Он пошел к гангстеру Монаху, а Монах пошел к районному лидеру Демократической партии, и этот самый парень и дал указания судье еще до того, как раввин, священник или О'Брайен успели с ним встретиться. Тупые дурни, вот они кто. Монах и районный лидер — вот парни, за которых надо держаться. Они начальники всему — полиции, судьям, всему.
— Я обращаюсь к тебе, молодой человек. Почему ты не отвечаешь?
Я пожал плечами. Я не мог заставить себя взглянуть ему в лицо. Он продолжал расхаживать взад и вперед.
— Я спрашиваю, для чего вы это сделали? Из озорства? Из-за денег? Скажи-ка, мальчик, ты получаешь деньги на карманные расходы от своих родителей?
— Иногда, когда у отца бывает работа, — пробормотал я.
— Сейчас он работает?
Я отрицательно покачал головой.
— Сколько раз я тебе говорил, что невежливо мотать головой или пожимать плечами. Отвечай словами, а не телодвижениями. У тебя это становится дурной привычкой.
Я снова пожал плечами. Директор в отчаянии всплеснул руками.
— Ну ладно… Есть еще один вопрос, который я хотел бы прояснить… — Он на мгновение замешкался. — На протяжении всего семестра мне было интересно… Только имей в виду, я вовсе не собираюсь совать нос в твои личные дела, мне просто интересно узнать, чтобы я мог в дальнейшем ориентироваться… Почему это ты и твои приятели не пользуются бесплатными горячими завтраками, которые предоставляет школа? Вместо этого, как я заметил, вы, ребята, каждый день во время еды играете во дворе в баскетбол. Ты такой худой, и думаю, что где-то в полдень ты смог бы справиться с порцией горячего супа. — Он говорил доброжелательно и нерешительно. — Скажи, это из-за того, что этот суп вовсе не то, что вы называете кошером? [2]
Я покачал головой:
— Нет, кошер для меня ничего не значит.
— Тогда почему? Мне действительно интересно узнать. — Я не ответил и пожал плечами.
— Город берет на себя пусть небольшие, но расходы и заботы, чтобы предоставлять эти бесплатные завтраки, — продолжил директор. — И очень многие из вас, детей, могли бы воспользоваться щедростью города, но не делают этого.
— Щедростью, — презрительно фыркнул я.
— Да, щедростью, — повторил он. — Что плохого в этих завтраках?
— Суп, — насмешливо сказал я.
— Суп?
— Да, благотворительный суп, — проворчал я.
— Хм-м-м…Да, к сожалению, на самом деле именно суп с хлебом — это основное блюдо, поставляемое, чтобы разнообразить домашнюю диету недокормленных детей в наших перенаселенных районах.
— «Суповая» школа, — с презрением произнес я. Директор грустно улыбнулся:
— Да-да, я это уже слышал. «Суповые» школы. Ладно, давай на минуту забудем о супе, хорошо?
Я кивнул.
— Хорошо, хорошо. На чем мы остановились? — спросил он с улыбкой. — Ах да, твой отец, к несчастью, безработный?
Я опять кивнул. Он печально покачал головой и сочувственно поцокал языком. Я опять начал чувствовать себя неуютно. Он глубоко вздохнул:
— Значит, поэтому ты и подал заявление, чтобы тебе выдали документы для устройства на работу? И поэтому ты не собираешься кончать школу? Ты хочешь зарабатывать деньги, чтобы помогать семье?
— Да.
— Это довольно похвально, но все-таки, не мог бы ты продолжить обучение?
Я пожал плечами.
— Так да или нет?
Я пожал плечами еще раз.
— Послушай, я хочу тебе помочь. Я смогу тебе помочь, если ты изменишь свое поведение. Не держись за своих дурных приятелей, продолжай ходить в школу Только при помощи учения…
Я перебил его:
— Я не могу окончить школу. Мне надо работать. У моего отца нет работы.
— Как долго твой отец без работы?
— Как долго? Около трех месяцев.
— Хм-м-м… — О'Брайен потер подбородок. — Ладно, у меня есть одна идея, и я реализую ее в твоем случае. Ты очень одаренный и в общем-то не испорченный, ты еще можешь стать добропорядочным и преуспевающим гражданином. Я сделаю так, чтобы агентство по социальной защите занялось твоим делом и помогло твоей семье. Так что ты сможешь продолжить учебу. Только держись подальше от своих друзей. — Он самоуверенно улыбнулся, считая, что решил проблему. Его голос повеселел: — Ну? Ведь совсем неплохо? Они помогут тебе помочь самому себе. Ты продолжишь обучение и при хорошем поведении сможешь преуспеть. Ты ведь хочешь добиться успеха в этой жизни, верно? Чтобы получить свою долю от богатств мира, ты должен специализироваться. Мне кажется, что у тебя замечательные способности к математике. Почему бы не продолжить и не попытаться стать счетоводом, а может быть, и бухгалтером? Не следует брести по жизни без определенной цели. Специализированные знания — это острый нож, который поможет тебе пробиться сквозь жизненные затруднения к своей цели. К успеху. Ты понял, что я хочу сказать?
Да, я понял, что он хотел сказать, но сыграл в дурачка.
— Да, я достану себе большой нож.
Директор впервые вышел из себя.
— Черт подери твою тупость! — взорвался он. — Я думал, ты понимаешь, о чем я говорю.
Я пожал плечами. Все это стало действовать мне на нервы.
— Ну? — обеспокоенно спросил он.
— Что? — я сделал вид, что не понимаю.
Он пристально посмотрел на меня. Я опустил глаза. Тогда до него дошло, что я понял, о чем он говорил. Да, я понял, о чем он говорил. Он хотел, чтобы я не бросал школу, откололся от Макса и остался без миллиона долларов, которые мы собирались сделать на налетах и всем остальном. Я буду получать помощь от агентства по социальной защите? Ха! Все станут смотреть на нас сверху вниз. Благотворительность. Фу! Какой толк в образовании? Я знаю достаточно для того, чем собираюсь заняться. Умею писать. Знаю арифметику. Могу читать. Я умный. Я умею использовать свою башку. Да, именно поэтому меня и прозвали Башкой. Потому что я умный. Да, и я достану себе настоящий острый нож. Он будет моим ножом специализированных знаний.
О'Брайен остановился напротив меня с суровым выражением лица.
— Я сделаю так, чтобы агентство помогло твоей семье, а ты не бросай школу, — сказал он. Его тон был категоричным. Я поднялся со стула. Я чувствовал себя героем, вроде крутого Натана.
— Я не желаю вашей благотворительности и не нуждаюсь в ней. Я ухожу из школы.
Он был славным парнем. Мне даже стало его жаль. Он выглядел таким расстроенным из-за всех нас, малолеток.
— Хорошо-хорошо, мы кончили, сынок. — Он похлопал меня по спине. Я подошел к двери и обернулся.
— Так мне отдадут документы для устройства на работу?
Он не ответил, а лишь посмотрел на меня и безнадежно вздохнул. Я не отставал:
— Мне они нужны, мистер О'Брайен.
Он печально кивнул:
— Ты их получишь.
Друзья ждали меня возле выхода.
— Чего хотел старый болтун? — спросил Макс.
— Ничего особенного. Он в основном разговаривал сам с собой. Он хотел, чтобы я остался в школе.
Косой вытащил губную гармошку. Мы пошли вниз по улице, напевая «Прощай, моя крошка с Кони-Айленд».
У Макса был замечательный баритон. Простаку достался посредственный бас. Доминик пел высоким фальцетом: у него ломался голос. А я пел голосом, который считал тенором. В любом случае мы очень гордились нашим уличным квартетом. Мы дружно маршировали под музыку вдоль по улице. Вдруг мы резко затормозили и вытаращили глаза: перед нами стоял величайший в мире человек. В наших глазах он был более великим, чем Джордж Вашингтон в глазах большинства школьников. И он смотрел прямо на нас.